Холодная война – глубины океана…

Отцу Анатолию (Денисову)

Вышло солнце – и тучи померкли. Отдыхают луга от дождей. Деревянная сельская церковь — Дух Господень и души людей. Нет от Бога у сердца секрета. Крест возвышен и низок поклон. И блаженствуют в лучиках света Гладиолусы возле икон. Всех усопших земля приютила — Спят в ней прадеды, деды, отцы… И звенит в русской церкви кадило, Как на тракте звенят бубенцы. Здесь в молитве встают на колени, Повторяя святые слова. В этой сельской округе священник Ближе людям, чем грешный «глава».

* * *

Космос – вечная Божья свобода, — Мне сказал астроном-богослов. Во Вселенной он ищет не воду, А мелодии тонких миров. В небе песни ночного простора Заплетаются в звездный венок. Мирозданье – оркестр, пред которым С дирижерскою палочкой – Бог.

* * *

Душа юна и дух не дряхл. Жизнь учим наизусть. Мы в храмах, как на кораблях, Плывем в Святую Русь. То бьет волной, то бьет молвой Дыханье гиблых мест. Но, словно флаг, – над головой Наш православный крест.

* * *

Гаснут звезды, словно угли, На рассвете в облаках. Угловатый город Углич Просиял костром в веках. Облака завиты в букли, Чайки дремлют на песке. Куполами древний Углич Отражается в реке. Замираю – всплеск ли, стук ли… Сладкий донник видит сны. Поднебесный город Углич — Сердце северной страны.

* * *

У жены нательный крест под блузкой, Без креста народ и слаб, и сир. Как Христа, Творец приносит русских В жертву, чтоб спасти заблудший мир. Помолюсь о предках. Я не вечен — Улыбнись и каждый жест лови. Догорают люди, словно свечи, — Плачет Храм Россия-на-Крови.

* * *

Ирэне Сергеевой

Горячих молитва остудит, Замерзших согреет. Меня Спасет… Люди – все-таки люди, Не ангелы. Судного дня Дождутся, хотя не желают… Накажет Господь и простит. Молитвой к небесному раю Указаны людям пути.

* * *

Я не останусь ночевать нигде. Ни у красотки, что живет без мужа, Ни в мраморном дворце, ни в пьяной луже. Домой вернусь по суше и воде. Вокруг меня людская суета. Смешные сплетни, глупые советы. А дома надо накормить кота, Полить цветы и прочитать газеты. Холостякую… Ну, и что же в том? В соблазнах нет покоя и спасенья. Я более всего люблю свой дом И домового, что живет вне зренья.

* * *

Важнее – дом… И ты права. Хотя живут на свете И подзаборная трава, И беспризорный ветер. В светелке – свет, в подполье – тень. Всего есть понемногу… Но сохраню на черный день И посох, и дорогу.

* * *

Лишь глаза прикрою – лица, лица… Вместе мир небесный и земной. Прожитые дни, как будто птицы, Кружатся крикливо надо мной. Горестно. Незваными гостями Прилетели. Шумный трепет крыл. Я своими тайными страстями Их поил и чувствами кормил. Прочь! Не надо каркать над больницей. В снежной шубке под окном сирень. Я с ладони звонкою синицей Отпускаю в небо новый день.

* * *

Кипарисы мокнут. Олеандр Отцветает. Обмелевший Понт Дремлет у бамбуковых оград, Обложив дождями горизонт. На базарах – россыпи хурмы. И картав, и резок разговор… И светлы вечерние псалмы. В древнем храме у подножья гор. Приобщенью к Богу смертный рад, Забывая груз мирских забот. Кипарисы мокнут. Олеандр Отцветает. Засыпает Понт.

Побережье

Б. Подопригоре

Утес. Блужданье солнечных столбов Меж синих туч. Плеск рыбы возле бакена. А ландышей – как белых черепов На траурных картинах Верещагина! День провожаю. Чайкам хлеб крошу. Не признаю парламенты и ратуши. Устану – как под простыней, лежу Под белой ночью. В изголовье – ландыши. Не финский ножик – распорол буксир Реку… И комары затишье отняли. И хрупок человек, и зыбок мир! И прорастают черепа на отмелях…

* * *

Заросли травой руины храма. Но, пройдя безверия юдоль, В состраданье, словно в волчью яму, Я попал – в глазах слепая боль. Стыдно, что порою беззаботно Жил и не крестил перстами лоб. Жаль мне стариков, детей, животных… Всех, кто беззащитен, слаб и добр. Прозреваю от печальной боли:Вместо сердца – теплая зола. Купол золотой блестит над полем, И поют во ржи колокола. Встанут храмы – оживет Россия, Дети запоют, как соловьи. Наша жизнь – не в злобе и не в силе, А в смиренной вере и любви.

* * *

Нам остались домашние клички. Нет имен. Не встречаем гостей… Мы как две обгоревшие спички. Наша жизнь – крематорий страстей. Как зола, остывают привычки. Дремлют нервы, свернувшись в клубок. Мы как две обгоревшие спички. Наша спальня – пустой коробок.

* * *

Памяти друзей юности

Долго слышатся отзвуки грома. Над болотами – редкий туман. Горький запах цветущих черемух, И любви мимолетный дурман. После всех подойду к аналою, Помолюсь и закрою глаза. Помню всех, кто порхал над землею, А потом улетел в небеса.

Молитва

И свет небесный наполняет храм, Когда в молитве преклоню колени. Дай, Господи, здоровья всем врагам Моим, а мне – покоя и терпенья. И душу исцели мою, и плоть, И подари мне мудрое смиренье. И долготою дней моих, Господь, Тебя прославлю, обретя спасенье.

* * *

На колени стал. Святая Дева — Предо мною. Храм похож на рай. Справа – Серафим Саровский. Слева — Светлый Чудотворец Николай. Свет и счастье… Как во время оно, Прихожане все – моя родня. И святые лики на иконах, Словно предки, смотрят на меня.

* * *

Белая церковка в березняке — Белая птица на белой руке. Льется, смиренной молитвой согрет, С белого купола ангельский свет. Словно лампаду, Господь, не гаси Белую жизнь в православной Руси. В белые теплые майские дни Белую птицу мою не спугни.

* * *

Замолчал коростель, захлебнувшись тоской. Отцвели васильки в борозде. Ты мелькнула, как ветер, над сонной рекой, Отразившись зрачками в воде. В омутах предрассветных тонула звезда, Где я плыл на баркасе один. И смотрела твоими глазами вода На меня из бездонных глубин.