Холодная война – глубины океана…

* * *

Все впереди: и бездны звездных трасс, И даже тупики идеи ложной. Хотя пугает будущее нас, Его исправить в настоящем можно. Не надо камни в прошлое бросать, Искать изъян и грех в чужом уставе. Конечно, можно все переписать, Но невозможно прошлое исправить.

* * *

Районный центр: река, сквер, автостанция. Пустые сплетни и тоска в дому. Мы вовсе не последняя инстанция — Превыше Бог, прислушайтесь к нему! Районный центр – моя страна в разрезе. Здесь, как в Москве, и челядь, и князьки. А в храм идти с больной душой полезней, Чем в шумные хмельные кабаки.

* * *

Пью кофе. Разгадывать ребус Устал. Просыпается дождь. Над крышей – небритое небо, Осины русалочья дрожь. Дремлю. А дождю вот не спится. Он бродит, как пес, под окном. И чтоб в темноте раствориться, Пью кофе в ночи перед сном.

* * *

В.С.

Любишь лаять тонко Ты из-за угла. Подлая душонка. Подлые дела. Раз возвел заборы — Так под них ложись. Чем длиннее споры, Тем короче жизнь.

* * *

…А наша плоть – не более чем тара для глупых сплетен и смешной молвы. Мы вылупились из земного шара, но души наши слабы и малы. Потом они взрослеют незаметно под лунным светом тайн и саламандр. Я смерти не боюсь – душа бессмертна, а тело – обновляемый скафандр.

* * *

Умрет село. И зарастет дорога. Уйдет в трясину пахотная гладь. Я в этой жизни знаю очень много Того, чего хотелось бы не знать. А мне твердят: все в мире позитивно, Что совестью гордятся чернь и голь. И так порой становится противно, Что даже не спасает алкоголь.

* * *

Слишком много людей. Споров много. Одиночеством я обделен. И стрекочет молва, как сорока, Что я вырос под шелест знамен. Не мечтал о пути знаменитом, Что венчает над кладбищем залп. Никогда не хотел быть бандитом, Но монахом, наверное, стал б. Я искал тишины и смиренья. Келья. Свечка. Молитва. Погост. Смерть – мгновенье. Жизнь – тоже мгновенье. И мгновенье – горение звезд.

* * *

Памяти С. Есенина

Река и речь текут по-русски, А листопад впадает в дождь. Ах, эти тромбовые сгустки Осенних выплаканных рощ! Дня помраченья и разгула… Сгорела в водке трын-трава. Похмельный холод сводит скулы И заползает в рукава. Я устаю: вокруг потери И волчий блеск в глазах детей. Царит над миром право зверя, Оно преследует людей. Трепещет выстывшее сердце Листом осины на ветру. Мы с октябрем единоверцы, Но вера здесь не ко двору.

* * *

Опасна вина без вина. Но, сидя в траве под забором, Не вычерпать душу до дна Нетрезвым мужским разговором. Глаголам сквозь зубы не течь, Блистая хмельной позолотцей. Дрожит неподъемная речь Бадьею в глубоком колодце. Прозренье опасней вина, Виновным оно – как засада. Не вычерпать душу до дна… А значит, и черпать не надо!

* * *

Февраль. Метелей нет. Мороз крепчает. На синем небе – желтая луна. Читаю книги. Согреваюсь чаем. Не верится, что впереди – весна. Свет предвечерний льется через окна В мой дом – сияют в зеркале лучи. Трещат деревья, и звенит дорога Под окнами… Трещат дрова в печи. Читаю книги – вслушиваюсь в речи Далеких предков. Век впадает в век. Мир Божий отразился в человечьем Мирке – и засветился человек. Луна в зените. Солнце на закате. Синеет вечер около крыльца. Ищу глазами в золотом окладе Святого Духа, Сына и Отца.

* * *

Помню всех – и старше, и моложе — Промелькнувших, как в коротком сне. Никому и ничего не должен, Ничего никто не должен мне. Взгляд окаменел – слеза не брызнет. Горблюсь и ступаю тяжело. Расплатился собственною жизнью Я за все, что было и прошло.

* * *

Давай, поговорим с тобою, ветер, — Бездомный странник, ты меня поймешь. Скрипит крыльцо: один на белом свете. Поля пусты. В амбарах сохнет рожь. Я многих потерял и многих встретил. Пел: «Жора, подержи мой макинтош…» Давай, поговорим с тобою, ветер, — Ты разговор по свету разнесешь. И встречи, и разлуки не случайны. Пустой стакан. Измятая кровать. Я знаю: ты хранить не можешь тайны… Поговорим – мне нечего скрывать!

* * *

Нет звезды. И сгнили колоски. Серп и молот продали злодеи. Герб страны разрублен на куски Так, что ни собрать его, ни склеить. А народ притих и поредел. Неуютно юным, трудно старым. Наша жизнь – топорный новодел, Он не интересен антикварам.

* * *

Дерево возле подъезда хромое. Снег во дворе. Узкая щель между тьмою и тьмою — День в декабре. Ветер снежинки и крутит, и вертит. Дерева скрип. Узкая щель между смертью и смертью — Жизнь словно всхлип.

* * *

Решалось все с жару да с пылу, Жилось, как в нелепом кино. Подумал: «Давно ль это было?» И понял внезапно: «Давно!» В ладони перо, а не птица, А в небе – луна до утра. Не знаю, что завтра случится. Не помню, что было вчера.

* * *

Дождались весны. Поют ручьи, Словно птицы. Почки зеленеют. Мы с тобой по-разному молчим: Я – короче, ты – чуть-чуть длиннее. Гнезда ремонтируют грачи. Да, пожалуй, ты меня умнее. Мы с тобой по-разному молчим… Так молчим, как мы молчать умеем.

* * *

Ночь. Бессонница. Сыро и стыло. Лунный свет. По углам – полумрак. Листопадом округу накрыло, Льются листья водою в овраг. И душа – слезы льются! – промокла. Для чего я живу? Что за цель? А луна?! Ей бы лазить по окнам Да заглядывать в каждую щель. И в реке, неспокойной и мутной, Отразился свет, как на ноже. Надоела луна… Неуютно От нее на промокшей душе. Ночь – для слез, а совсем не для песен. Для чего я живу – где ответ? Окна дома туман занавесил, Но с небес заструился рассвет.