Холодная зона

— Да все ты знаешь, — засмеялся Валера, — ты уже заучилась просто, бедненькая ты моя! Пойдем отдохнем.

Они плюхнулись на постель, покрытую имитацией бараньей шкуры. В затуманенном мозгу Ли плыли какие-то спирали РНК, крутились лизосомы, из них медленно выползала белковая цепь… рецепторы влажно и призывно раскрывались и захватывали белок трансмиттера. Поцелуи Валеры были нежными и легкими, и Ли стала отвечать с неожиданной страстью. Его пальцы начали расстегивать синюю форменку.

Это было восхитительно и прекрасно — его тело, твердое, как гранит, и теплое, как солнечный луч. Вот как это бывает, подумала Ли. Больше она не могла ни о чем думать, из ее головы исчезли все знания, все радикалы и окончания, все аминокислоты и сахара, а уж химия, которую она учила утром, улетучилась окончательно.

Они лежали в полной, абсолютной темноте, но зрение было не нужно, потому что тактильное ощущение заменило все остальные. И еще отчасти обоняние. Должно же быть больно, подумала Ли. Но больно не было — разве что самую малость.

— О вселенский разум, — сказала она, — если я завтра смогу сдать экзамен — это будет чудо.

И назавтра она экзамен сдала. Неожиданно для себя даже хорошо. Шестерка получилась только по ботанике — попался неудачный вопрос. По химии семь, по общей биологии — восемь, а по молекулярке и генетике — все десять баллов. Ли отвечала на вопросы не задумываясь, интуитивно, и ей казалось — она может все. И все это теперь не имеет никакого значения. Голова все еще кружилась.

Она выскочила из зала, не замечая никого вокруг. Валера ждал ее — он подхватил Ли на руки и закружил.

— Ну как, ну как? — вокруг столпились друзья. Ли посмотрела на них, на Валеру. Лицо ее сияло. Глаза сверкали, щеки горели румянцем. «Это самый счастливый миг моей жизни», вдруг подумала она, и мгновенная острая грусть пронизала сердце. Это счастье, которого больше не будет.

— Все хорошо!

Она взяла Валеру за руку, и вдвоем они вышли в летний вечер.

— Галактика, какое счастье! Мы свободны! Скоро получим аттестаты. Мы свободны, мы все сдали! Даже не верится!

— У нас еще так много дней впереди, — пробормотал Валера. Она посмотрела на него и кивнула.

— Целая вечность!

Они снова спустились к озеру, побрели по лесной тропинке.

— Лийка… я тут подумал. Давай подадим заявление куда-нибудь, чтобы в армию вместе?

— Отличная идея, — согласилась она, — но мы же не обязательно будем вместе! Куда направят. Даже не факт, что в одной части.

— Все равно, если мы будем служить поблизости, то сможем хоть встречаться.

Новое, незнакомое предчувствие ледяной иглой прокололо сердце. Ли остановилась.

— Ты чего? — удивился Валера.

— Ничего. Все нормально. Конечно, подадим заявление вместе. Ты бы где хотел служить? Давай на Дальний Восток?

Две недели спустя, после торжественного вручения аттестатов, состоялся традиционный поход выпускников. Шли в горы на целую неделю, пересекали два хребта и устраивали большую дневку на берегу кристально чистого озера Айкуль. То была школьная традиция — вместо выпускных балов и унылых чествований. Дневка, после трехдневного напряженного перехода по горам, была тем самым балом и праздником. Каждый выпускник мог взять в поход двоих младших друзей, Ли пригласила Юльку, которая задерживалась в школе еще на год, и своего подопечного Васю. Кроме этого, в поход шли все учителя, которые имели отношение к выпускникам этого года. В итоге пестрый табор, который осел на берегах голубого Айкуля, оказался довольно многочисленным.

Валера был нарасхват — он и так каждый вечер играл у костра, а на дневке вокруг него то и дело собиралась маленькая толпа. Но и Ли то бежала купаться с девчонками, то разбиралась с проделками Васи, то участвовала в каких-то играх.

— Лийка, меня пацаны зовут — поплывем рыбачить на лодке. Уху хочешь вечером?

— Давай-давай! — улыбнулась Ли, — добытчик ты наш!

Валера ухнул филином и убежал с друзьями. Ли подумала, что уже надо готовиться к ужину — ужин на дневке всегда торжественный. Вокруг гигантского кострища шли хлопоты — чистили картошку, лук, смешивали какие-то соусы. Но занятия для Ли было не видно. Она подхватила было топорик — колоть бревна. Но ощутила спиной взгляд, обернулась. В нескольких шагах от нее стоял Ресков.

— Товарищ капитан? — она выпрямилась. Ресков без улыбки кивнул и пошел в сторону леса. Ли двинулась за ним.

— Нам надо поговорить, — не оборачиваясь, произнес Ресков, — ничего особо секретного. Но отойдем в сторонку.

Они молча миновали поляну, дошли до широкого, поваленного грозой древесного ствола. Здесь Ресков остановился. Ли вскочила на ствол, уселась, выжидательно глядя на кобриста.

— Ты уже думала о том, куда пойдешь служить? Есть определенные планы?

— Пока нет. То есть мы хотели вместе с Валерой Кузьминым, но пока не подали.

— Вот что, Морозова, — произнес Ресков, — я и товарищи из Кузина — мы считаем нужным рекомендовать тебя в Профшколу КБР в Ленинграде. После службы, разумеется.

— Но это же невозможно, — вспыхнула Ли, — я хочу сказать, что…

— Я понимаю, — кивнул Ресков, — туда нет свободного доступа, но и рекомендация должна быть обоснованной.

Система профессионального образования в СТК имела очень мало общего с прежними буржуазными системами. Никакого деления на «высшее» и «среднее» образование больше не было. Таким образом исключалось создание касты людей с высшим образованием, мнящих себя выше и лучше остальных, недообразованных — что было серьезной ошибкой в Первом Союзе (как и другие моменты, копирующие буржуазную действительность). Разумеется, какие-то работы и допуски требовали трехлетнего образования, другие — четырех, пяти- или даже восьмилетнего. Чаще всего люди получали по любой специальности базовое — три-четыре года, а затем наращивали его так, как им хотелось — получали какую-то специализацию, расширяли знания.

Однако были профшколы и специальности, куда не было свободного доступа для всех.

Так, образование педагога могли получить только люди с жизненным опытом: иногда засчитывалась служба в армии (смотря, какая и где), но желательно было не только отслужить, но еще иметь и какое-то другое образование и опыт работы в другой сфере. Это объяснялось просто: учитель — авторитет для детей, а какой может быть авторитет у вчерашнего выпускника? Настоящий авторитет — не зависящий от животного иерархического статуса, настоящая уверенность в себе приходит лишь с трудовым опытом.

То же относилось к профессиям идеологической сферы — журналистам, редакторам, режиссерам, пропагандистам, но там подход был еще строже. Кроме жизненного опыта (оцениваемого индивидуально), там требовалась еще и партийность, а учитывая строгий подход к каждому партийцу, постоянные проверки и чистки, это было очень нелегко.

Часто это требование — партийности — предъявлялось там, где речь шла о расширении базового образования. Скажем, чтобы инженер смог руководить предприятием, требовалось уже шестилетнее образование, но для получения дополнительных двух лет инженер должен был не просто состоять в партии, а делом доказать, что его интересует не личная власть и корысть, а процветание рабочего народа. Под «делом» понималась, например, служба в армии в «горячей точке», добровольный труд в течение нескольких лет в Пограничье, в зараженных районах, на эпидемиях, в нищих, разоренных войной областях. Хотя бы работа младшим салвером или спасателем. Конечно, и это не гарантировало стопроцентно от попадания корыстолюбцев на высшие должности — но все-таки сильно уменьшало их процент.

На некоторые — в основном научные — специальности — критерии отбора были другими. Биолог с четырехлетним базовым должен был проявить себя как энтузиаст науки и интеллектуал, выпустить несколько статей, работ, взять либо количеством и трудолюбием — либо неожиданным ярким открытием, и только тогда ему позволялось закончить следующую ступень — два или три года — и заниматься большой наукой официально, в качестве, скажем, руководителя лаборатории. Словом, если базовое образование было доступно абсолютно всем, то за его расширение приходилось побороться.