Хождение Восвояси

– И-Ми-ма-си-та. Дов-воль-на. Был-ла-бы. На-вер-но… – еле слышно донеслось до ее слуха окончание его слов.

Еще через час карета остановилась. Запасные на задней скамье рухнули наземь, как подкошенные, вместе с частью оконной рамы, так и не разжав сведенных пальцев. От неожиданного смещения центра тяжести лукоморцев мотнуло, качнуло – и вывалило наружу, пред светлые очи и далеко не белые ноги Миномётовым самураям. Не обращая внимания на усмешки, которых не было, и которые от этого становились только заметнее, княжна поднялась на ноги, обернулась к Маяхате, белевшему растерянным лицом в полумраке своего ландо, и сотворила самый лучший вамаясьский поклон, при виде которого прослезилась бы даже Чаёку.

– От лица своего и брата, – незаметный тычок пяткой в бок Ярику, искавшему жалким взглядом кусты поближе, – благодарю вас, ваше величество, за бесподобную возможность испытать себя.

– Да, – пробормотал Ярослав, присоединяясь к сестре, хоть и не понимая, в чем и зачем. – Точно.

– И чем больше понимали мы, что по причине юности своей нам предстоит еще многому научиться, дабы достичь небывалой твердости и величия духа, кои явило ваше величество, тем больше понимали мы… – девочка приложила руку к груди, обещая желудку скорую экскурсию в кусты, и заодно прося прощения у учебника грамматики лукоморского языка, – что не каждому вамаясьскому самураю по силам путешествие в этом средоточии умиротворения и самосозерцания. И не каждый захочет испытать себя, бросая вызов своим страхам и слабостям, чтобы закалить свой дух.

– Вы так полагаете? – осторожно поинтересовался Негасима, не понимая, к чему и куда ведет – или толкает? – лукоморская княжна.

– Я убеждена, ваше величество, – торжественно кивнула Лёлька. – Только самым прославленным витязям Лукоморья, путешествующим не иначе как в подобных экипажах, по силе сей подвиг духа.

– Если ваше величество дозволит, я докажу, что самураи из Вамаяси… – огромный вояка в алых парадных доспехах бросился на колени перед императором, всё еще восседавшим в карете с затуманенным взором, – ничем не уступают каким-то вимтязям из Рукомото!

– И как же, Комодо-сан? – брови Негасимы еле заметно скользнули вверх.

– Ваше величество упомянул, что такие конеходные носилки…

– Карету, – подсказал тэнно.

– Да. Конеходную карету. Можно купить у короны.

– Да… Кажется, у меня и впрямь промелькнула в голове такая мысль, – точно припоминая что-то неважное и далекое, пробормотал император.

– Я готов отдать любые деньги… да хоть свое содержание за год, чтобы заполучить ее и ездить только в ней! – раздуваясь от гордости, дерзновения и отваги, выпалил здоровяк. – Дабы всякие гайдзины не смели кичиться тем, чего у них нет!

– Доблестное намерение, Комодо-сан. Если кто-то и может защитить честь нашего самурайства и продемонстрировать всему Белому Свету несгибаемость нашего духа, так это…

– Я, ваше величество! – хлопнулся рядом с Комодом второй, размером с сервант.

– И я! – шкаф последовал за сервантом – и скоро целый мебельный магазин стоял на коленях перед открытой дверкой средоточия умиротворения и самосозерцания и не верящим своей удаче императором внутри. Лёлька с невинно-постной физиономией потянула Ярика за рукав, и Ивановичи, не дожидаясь развития торгов, поспешили на обочину дороги – и в долгожданные кусты, но уже не затем, зачем хотелось вначале.

По возможности беззвучно отхохотавшись, ребята выглянули из-за веток, но в мизансцене "жизнь за карету" ничего не изменилось. Коленопреклоненные самураи так же окружали экипаж, Маяхата так же внимал их клятвам, а поодаль точно так же белело сведенное далеко не улыбкой лицо Миномёто.

Часть восьмая

Солнце взошло, золотя в буквальном смысле крыши столицы, хотя только существу, в обычном доме не жившему ни дня, могло придти в голову, что чистое золото – подходящее покрытие для крыши. На дальнем конце игриво загнутого стропила топтался сонный ворон, оставляя глубокие вмятины от когтей. Впрочем, на фоне почти сквозных кратеров от градин, побарабанивших по Я Синь Пеню с тех пор, как волшебная способность вещей к самовосстановлению начала теряться, следы птицы были почти не заметны.

– Премудрый Ао Го Фен! Ты готов? – Чи Хай, едва скрывая волнение, в который раз обернулся к чародею, и тот – в неменьший раз – дернул в ответ плечом:

– Насколько я вообще могу быть готовым в этой треклятой дыре хоть к чему-то. Вчера, вроде, работало, но теперь исполнение заклинания может зависеть от чего угодно – направления ветра, времени суток или дня недели, наличия вороны в радиусе двадцати метров… Лукоморская рулетка! [235]

– Выходят, выходят! – зашипел Иванушка, залёгший за гребнем крыши так, чтобы было видно балкон. Площадь внизу всколыхнулась возбуждённым гулом голосов.

235

Лукоморская рулетка – игра, распространенная в Забугорье с простыми правилами. Игрок накладывает на лук несколько стрел, направляет на второго участника и отпускает тетиву. Если в того попадает единственная стрела без наконечника, он выиграл, и его наследники получают всю сумму ставки.

– Проснись, умник хренов! – Сенька ткнула под бок У Ма, и тот вскинул голову, ошалело таращась по сторонам.

– Ф-х-то?.. Х-к-те?..

Царевна скрежетнула зубами. Кто мог знать, что этот экспонат филологической кунсткамеры надерётся вчера на неофициальной части переговоров! И по какому поводу! Именины автора лукоморской сказки "Сутулый конь"! И потом будет всю ночь ходить по лагерю с книжкой – откуда ведь только взял! – и цитировать наизусть страницу за страницей всем, за кого запинался, пока не свалится под кустом в самой гуще бродячего теста, куда залез в поисках пера Жар-птицы!

– Алкоголик! – изрекла она.

– Я… ик… простите, ваше высочество… не-ик-стойного… ик… я не он… ик… я… ик… в первый раз… ик…

– Вообще?! – поразился его премудрие.

– Ага… – виновато икнул толмач. – Питие спиртного… ик… смуща-ик душу… расслабля-ик тело… замутня-ик разум… и… ик… самое главное… препятству-ик… чтению.

– Ну так на кой пень надо было начинать?! Тем более, накануне такого дня?!

Но понимая, что вопрос это риторический, ответа никто не ждал, тем более что воспользовавшись передышкой, Дай уткнулся лбом в крышу, обхватил руками голову и тихо застонал.

– Алкаш… – прорычала царевна, неохотно извлекла из сумки бутылочку с гаоляновой водкой, одним запахом которой можно было травить тараканов и воскрешать не успевших смыться покойников, и протянула страждущему лингвисту. – Опохмелься.

– Нет! – испуганно отшатнулся он. – Опохмеление – прямой порочный путь к зависимости!

– Пей, говорю! Клин клином вышибают.

И Дай, торопливо опрокинув в себя содержимое фуфырика, схватился за чернила и свиток, записывая новую пословицу: "Клин… клинским… вы…".

– Представлять начали! – донёсся из-за гребня взволнованный шип Ивана. – Давайте!

Царевна сосредоточилась на кольце – подарке Сю Сю Сю… и рядом с группой заговорщиков возник огромный феникс. Красно-жёлто-оранжевый, с сияющим всеми цветами костра оперением, роскошным хвостом, крутой шеей, маленькой головой и лапами пятьдесят восьмого размера со шпорами девяносто третьего.

Как запланировали, на спину ей тут же вскарабкался Сам в самом ослепительном халате из гардероба управителя О, экстренно ушитого по фигуре Фигурой. Впереди него, почти на шею, дыша легковоспламеняемым выхлопом за всех драконов Вотвояси и Забугорья вместе взятых, взгромоздился Дай.