Хозяин теней. 3

— П-поговори…

— Поговорю.

— Сесть.

— Тебе бы лежать.

Он криво усмехнулся.

— Поздно. Н-належался… а до меня слухи доходили. П-про Василя. Не верил. Если б сказал… если б хоть намёком… Неужто… н-не понял бы.

Я помог деду сесть.

И опереться на сундук.

— Тут еда есть. И вода… артефакты вот… кажись, всё или почти.

— Слабые. Плохо заряд держат, — он поднял руку и потёр грудь. — Дымка… ушла.

Я чуть не ляпнул. А потом понял. Не в том смысле, что побегать, а в том, о котором и думать не хочется.

— Не трать. Тане нужней… хоть какое облегчение. А мне без толку. Так на Т-танечку смотрел… я и… а они, выходят, родные.

— Выходят. Ну, если этим верить.

— П-почему он не сказал?

Это дед у меня спрашивает? У меня этих «почему» — пора в отдельную книгу записывать, чтоб чего не забыть ненароком.

— Что до свадьбы не утерпели… дело молодое. Случается. Договор был? Нехорошо, но… разошлись бы. Да, некрасиво, только… все люди. Поняли бы. Да и мы-то… мы бы не обидели… сумели б как-то разобраться, а он промолчал.

— Может, не знал?

Заступаться за папеньку категорически не хочется. Чем больше о нём узнаю, тем большим дерьмом он кажется. Но тут не в нём дело. Дед его любит.

— С-сперва-то… но п-потом?

— Так, женился?

— От того разговора с Воротынцевыми и до свадьбы больше года минуло… тут всяко… можно было…

Ну да, полтора дитяти выродить. Сказать, что его в известность не поставили? Вряд ли. Скорее уж положить было папеньке и на предыдущую невесту, и на нынешнюю, и на всех детишек оптом.

— А выходит, что мой внук так вот… ещё один. Г-громовы кровью не разбрасываются.

Внук лежал тихонечко, на боку. Признаков жизни не подавал, но и покойником не казался, что в нынешних условиях достижение.

— Т-танечка огорчится. Он ей глянулся.

Думаю, поводов для огорчения у Танечки найдётся и помимо жениха. Главное, чтоб жива осталась. А с остальным разберемся.

— Из-за чего погиб Илья Воротынцев?

Дед медленно повернул голову.

А Метелька молодец. Присел у стены, прижался и делает вид, будто его нет. Жаль, не ясно, что с Еремеем, но… тут уж вариантов немного. И в большинстве своём мне не нравятся.

Кто-то ехал.

Кто-то кого-то встречал. И ехали ведь не праздновать, так что… шестеро против пары десятков — это только в кино красиво. А на деле — приговор. Надеюсь, у Еремея хватило мозгов в схватку не вступать. Тогда, глядишь, и выжил бы.

— Не знаю, — дед выдохнул, но ответил. — Это уже потом… после ссоры с ними. Я и не думал, что они продолжают переписываться. Потом… встречались. Я не следил за Воротынцевыми.

А зря.

Очень и очень зря.

— Объявление было. В г-газете. Скоро…п-постижная смерть. Сожаления выражал, это помню. А что да как… Василь на похороны не поехал.

А вот это уже показательно.

Не захотел? Или понимал, что ему там будут не рады?

— Деда… а что нам теперь делать?

Задаю вопрос, который меня сильнее прочих волнует. И по выражению лица понимаю: ответа нет.

— Там… снаружи… рвануло крепко. Вряд ли что уцелело… ну, физически, может, и уцелело, но соваться туда… себе дороже.

— Уходить, — дед сжимает руку. — Прятаться. Обвинят нас, тут и гадать нечего. В-воротынцевы в нападении. Синод… свет останется, но это тоже по-всякому повернуть можно. Разбирательство будет. Но тут уж, кто бы за этим ни стоял, постараются, чтоб вы до его конца не дожили. А стоят высоко…

Вот тут наши мысли всецело совпадают.

Только вот куда уходить-то?

И он, как я вижу, сам не знает. Некуда идти… просто вот некуда и всё.

— П-перо архангела… вещь… они… п-порой оставляют… с этой силой только Романовым и совладать… на то и кровь… и если поймут, что тут было т-такое… государь не любит, когда кто-то…

На монополию покушается. Оно и понятно.

Но это не государь, потому что ему в мелкие дрязги влезать незачем.

— Г-государь не один. Много Р-романовых… там… тоже сложно.

Ясно. Свои разборки, свои интриги… и вляпаться в них придётся, потому что слово дал. И аванс вон взял, понять бы ещё, чем. Однако это после. Пока на этот уровень соваться себе дороже.

— Та штука в подвале. Расскажи. И клинок. Она говорила про печати. А тот… кого я допрашивал, он упоминал, что Воротынцев хочет подчинить себе печать. Это возможно?

А ведь ещё были жертвоприношения.

И убитые ангелы.

Тени, как я полагаю, тоже.

И всё это — части одной большой игры, за которой стоят неизвестные друзья. Но здесь я хотя бы знаю, откуда копать. И кого спрашивать.

Сургат.

Надеюсь, эта погань ещё жива.

— Список. Помнишь, ты спрашивал? Список первых.

И дед мне его выдал. Действительно список. Имена, которые я заучил, а потом нашёл в Большой бархатной книге, чтобы убедиться, что две трети числятся «безвестно прерванными», сиречь, не имеющими прямых потомков.

— Кровь… смешалась. С её кровью. Печати скрепили границу миров.

Это я в курсе.

— Печать… как врата… отворить и затворить, — он поднял руку и потёр грудь. — К утру… отойду.

— Нет!

Прозвучало громче, чем следовало.

— Не в моих силах. Я и так… сумел… успел дёрнуть, когда свет полыхнул… Дымка… славная девочка. Приняла удар. Удержала, как смогла. Тени вернутся. Чуешь?

— Пока нет.

Я и ту, другую, тварь не особо ощущаю.

— Это свет… много его. Всё одно досталось.

— Его я тоже не ощущаю.

— Потому как ты сам в нём искупался. Чтоб когда такое было.

Ну да, никогда не было и вот опять.

— Тогда… как миры столкнулись… люди… слабые были… но дары получили. И ещё… вещи.

— Нож? Книга?

— Всякие. У кого что. Воплощение. Её силы. Крови. Договора. Ключи. Есть печать. Есть ключ.

— Как к замку?

— Да. Тимофей… знает… показывал… тебе бы тоже, но больно мал. Отворить просто. Там… переход… с той стороны тоже наши земли…

Ага, то бишь, семейные владения в другом мире?

— Опасные, но сила… чтоб охотнику в силе прибавить, надобно… наведаться… тогда по-настоящему вырастешь. Единственный способ. А ещё… там можно отыскать… разное. Не тварей. Мы… не находили. Слышали только. Выносили… проклятые вещи… ничего хорошего, только проклятое…