Хозяин теней. 3

Но тоже приблизилась. Осторожненько так, бочком.

— Метелька, развяжи его.

— Уверен? — нож Метелька вытащил, но по виду было понятно, что с куда большею охотой он перерезал бы горло, а не веревки.

Не уверен.

Но клятвы такие не нарушить без последствий. Да и… выбора нет. Освобождать его рано или поздно придётся. И помощь понадобится.

— Твой…

— Мой, — отвечаю, перебивая. И теней дёргаю. Раз познакомились, то пусть сидят внутри, не отвлекая внимание.

Михаил долго трёт запястья. Потом оборачивается.

— А…

— Дед умер.

— Я не виноват.

— Был бы виноват, я б с тобой не возился.

Злится на него не выходит. Если подумать, то мы все тут круто подставились. Поэтому и спрашиваю.

— Кто придумал эту помолвку?

— Я.

— Уверен?

— Я уже ни в чём не уверен, — он потянулся. — Позволишь? Я гляну… я не целитель, но кое-чему мать научила. Она из олёкма.

Кто это, я не знаю. Но Метелька, который ко мне перекатился, шепчет:

— Шаман…

— Ведунья, — поправляет Михаил. — Женщины не могут быть шаманами. Но и ей многое было открыто.

— Не понял. А как тогда она Воротынцева?

Что-то опять не складывается. Вот не похож свежепокойный Сергей Воротынцев на человека, в роду которого отметились шаманы.

— Она не родная дочь. Её приняли в род. Давно. Когда был жив Илья. Он и привёл. Назвал сестрой. И кровь смешал. Ещё там, на Севере.

Значит, всё-таки чукча.

Брат-чукча. Мечта…

— Долг жизни. Он забрал её. Увёз.

То есть этот тоже ныне покойный Илья Воротынцев побывал на местном Севере, откуда привёз узкоглазую шаманку, назвав её сестрой? А папенька деву соблазнил. Интересно, ему оно для чего надо было? Любовь? На экзотику потянуло? Или очередной эксперимент ставил?

— Воротынцевы приняли?

— Не буду врать, что как родную, — он криво усмехнулся. — Но… да. Он подарил дом.

А по ходу, в отличие от младшенького, Илья Воротынцев был неплохим парнем. Клятва клятвой, но девицу чукотскую не кинул.

— И деньги оставил. И мужа нашли… хотя теперь понятно.

— Что понятно?

— Почему в роду отца нам не нашлось места. Я думал из-за того, что мама другая, но… — он склонился над Татьяной. — Выходит, что это не род отца.

— Вообще проверить бы надо, — озвучил я сомнения. — Разговоры разговорами, но мало ли… так вот на слово верить… тут есть способы?

— Есть. Проверим.

Вот это мне нравится. И никаких тебе воплей «да быть того не может» с выдиранием волос в особо нежных местах.

— Если нет, то я от своего слова не откажусь, — он чуть хмурится. — Что у неё с руками?

— Ожог.

А какой степени — понятия не имею.

— Она ту хрень держала, там раскалилось всё. В общем… мы так. Пока. Амулет был, только сработал слабо. Сейчас и вовсе повыдохлись, какие были.

— Ясно, — кивок. И пальцы Михаила касаются лица сестрицы. Осторожно так, будто он этим прикосновением опасается её разбудить. И действительно губы размыкаются и Татьяна делает глубокий сиплый вдох. — Придержи её, пожалуйста. Она скоро очнётся, но пока не надо. Ей будет больно. Я попробую заговорить.

Мы с Метелькой перемещаемся ближе.

А Михаил аккуратно так поворачивает Таньку, устраивая её голову себе на колени.

— Ты пока расскажи, пожалуйста, что случилось. Просто, чтобы понимать, насколько глубоко я вляпался.

Да глубже некуда.

Глава 23

Глава 23

Ты талан ли мой, талан худой,

Уж ты участь моя горькая!

У отца были у матери,

Были три сына любимые,

Что любимые, родимые…

Как из трех из них в солдаты хотят брать [1].

Жалельная песня

Михаил прикрыл глаза и начал раскачиваться, тихонечко так, влево-вправо, влево-вправо. Теперь он прижал к Танькиным вискам ладони, а пальцы обхватили голову, почти смыкаясь на макушке. У меня так руки вывернуть не получится.

Смотрю.

И рассказываю заодно уж. Не всё, далеко не всё. Мы пока не настолько хорошо знакомы, чтобы сильно откровенничать. Но помощь его нам нужна. Поэтому и рассказываю.

Про Воротынцева.

Помощника его.

Газ ядовитый.

И мертвецов в доме.

Про тварь, которая героически погибла в сражении с Варфоломеем. Точнее, наоборот. Про артефакт вспыхнувший.

Взрыв.

А боги и прочее… это потом. Если придётся. Он вроде и слушает. И раскачивается. А над руками будто туман клубится, тёмный такой. И туман этот окутывает Татьяну. В какой-то момент она даже глаза открывает.

— Держи. Я вытащил её оттуда, сейчас усыплю…

И я держу. За плечи, стараясь не прикасаться к запястьям, а с другой стороны на ноги так же наваливается Метелька. Сестрица же бьётся, норовя вывернуться, и воет. Крик этот нечеловеческий режет уши.

— Тихо, тихо… — Михаил наклоняется и, отпустив её голову, проводит пальцами по лицу, от лба до подбородка. — Сейчас пройдёт. Всё пройдёт…

И Татьяна затихает. Теперь она лежит, открыв глаза, но взгляд сонный, осоловелый. А потом и веки смыкаются.

— Вот так… продержится пару часов. Потом снова. Но долго так нельзя. Да и у меня сил не хватит. Я ведь не шаман.

Он выдыхает.

И теперь я вижу, что это качание с туманом дались Михаилу непросто. Вон, лицо блестит от пота.

— Она очнулась?

— Не совсем. Сознание затуманено, но в целом она слышит и понимает, что происходит вокруг. Раньше она на границе была, там, где душа от тела отделяется. Душу я вернул. А чтоб больно не было, в сон отправил. Теперь боли не чувствует. Сейчас надо её вынести.

— Зачем?

— У тела свои потребности. И я не думаю, что здесь есть во что её переодеть.

Вообще-то есть, хотя одежда и не женская, но он прав. А я идиот.

— Я помогу…

Михаил покачал головой и поднялся, а потом подхватил Татьяну на руки. Заботливый какой… с другой стороны да, лучше на руках, чем как мы, по ступенькам.