Хроники бездны - 3

– Он остекленел, - проговорила Луговская неуверенно.

– А может, это лёд?
– предположил Щербин.

– Сейчас узнаем, - беря себя в руки, ответила врач.

– Тебе помочь?
– спросил микробиолог.

– Да. Придвиньте сканер поближе.

Щербин с Русланом подтащили большой аппарат и установили его рядом со столом. Луговская настроила его на комплексный анализ.

– Сейчас мы узнаем об этом… - она запнулась, подбирая слова, но сдалась.
– В общем, скоро всё выясним.

Щербину показалось, что в голосе Луговской не было уверенности. Неудивительно: с подобным феноменом никто ещё не сталкивался. Ни одна из групп, побывавших на Нереиде раньше, не описывала ничего подобного. Похоже, им, наконец, удалось открыть что-то новое. Щербин ощутил лёгкое возбуждение.

Аппарат тихо загудел и двинулся вдоль того, что осталось от тела Свена, сканируя его всеми доступными науке способами.

– Ну, что?
– не выдержал Щербин, видя, как хмурится, глядя в монитор, Луговская.

– Ничего не понимаю, - ответила врач.
– Тело остекленело. Совершенно. Все жидкости превратились в однородную твёрдую массу. Но структура этого стекла… неизвестна. Сканер не в состоянии её определить.

– Новое вещество?
– спросил Рудер.

Луговская подняла взгляд от экрана.

– Для нашей науки - да.

– Чёрт!
– выдохнул Руслан.
– Это же открытие!

– Безусловно, - согласился Щербин, стараясь говорить сдержанно, хотя его самого распирало от радости.
– Но мы должны изучить это вещество, а как это сделать, если нашего технического оснащения не хватает.

– Можно провести дополнительные тесты, - предложил Рудер.
– Сканер не всесилен, в конце концов.

Щербин кивнул.

– Хорошо, так и сделаем.

– Давайте помнить, что эта штука убила Свена, - произнесла вслух Луговская то, о чём уже подумали остальные.

– Не факт, - возразил Щербин.
– Возможно, причина смерти в другом. А остекленение наступило уже после. Мы не знаем, почему шлем оказался открыт. Очевидно, что Свен сам это сделал, но зачем?

– Самоубийство?
– высказал предположение Рудер.

– Он был нездоров, но не настолько же, - запротестовала Луговская.
– Я не заметила в нём стремления к смерти. Не было никакой депрессии. Напротив, он был активен и деятелен. Его расстройство больше походило на буйное помешательство. Я считаю, его агрессия была направлена не на себя, а на нас, потому что мы мешали ему провести этот безумный эксперимент.

– Ну, теперь он своего добился, - мрачно заметил Щербин.

– Можно посмотреть записи с камеры скафандра, - предложил Руслан.
– Если, конечно, Свен её не отключил. Наверняка, тогда станет ясно, зачем он поднял стекло шлема.

– Давайте с этого и начнём, - кивнул микробиолог.

– Я всё подготовлю, - сказал лаборант.
– Встретимся в просмотровой?

– А что делать с этим?
– Луговская указала на осколки.

– На данный момент это материал для изучения, - ответил Щербин.
– Хоть это и наш товарищ, мы не может его законсервировать, как полагается по протоколу в случае смерти члена группы.

– Тогда я помещу его в камеру для образцов.

– Давай. Мы займёмся... им позже.

Через несколько минут все собрались в смотровой комнате, где Руслан загрузил запись с камеры скафандра Свена.

– Готовы?
– спросил он, обводя коллег взглядом.

– Включай уже!
– буркнул Щербин.
– Не тяни.

Лаборант нажал кнопку запуска и сел перед экраном, присоединившись к остальным.

Сначала камера показывала, как Свен вышел из наружного люка. Рассвет только начинался, и над горами едва виднелись красные лучи восходящей звезды.

Геолог направился к «торпеде», оседлал её и на полной скорости рванул к скалам. Он явно торопился, а значит, собирался вернуться на базу до того, как уровень облучения станет критическим.

Гравитант нёсся к горам, и было видно, как солнце Нереиды становится всё больше. Когда Свен приземлился на перевале, было уже довольно светло, и все предметы вокруг хорошо различались даже на записи.

Геолог оставил «торпеду» и прошёлся по площадке, глядя на абрис гор, где уже возникло радужное сияние. Свен ускорил шаги, но затем остановился, и его взгляд опустился, задержался на валунах, потом переместился дальше. Поверхность скал слегка искрилась.

– Вы видите?
– негромко спросил Щербин.
– Всё вокруг блестит.

– Да, я заметила это сегодня, когда мы были на перевале, но не обратила внимания, - отозвалась Луговская.
– Ну, и что? Наверное, это из-за вкраплений слюды.

– На Нереиде нет слюды, - сказал Щербин.
– В том-то и дело.

– Вы поэтому взяли сегодня образцы, Семён Михайлович?
– спросил Руслан, взглянув на микробиолога.

– Да. Надо их тоже исследовать.

– Я думаю, дело в оптическом эффекте, - сказал Рудер.
– Просто он появляется только на солнце.

– Как и радуга, - заметил Щербин.

– Они могут быть взаимосвязаны?

– Вот и постараемся узнать.

Тем временем на экране было видно, как геолог подобрал осколок породы и осмотрел. Затем проделал то же самое с другим. Повертел его в руках.

Потом Свен повернулся на восток и поднял камень над головой. В тот же миг края обломка засветились семицветной радугой.

– О!
– выдохнул Руслан, подавшись вперёд.
– Диффузия! Но из-за чего?!

Свен опустил руку и поднёс камень очень близко к стеклу шлема. Секунд десять он просто смотрел на него, а затем стало видно, как поднимается тонированное забрало.

Экран залил уже не приглушенный красный, а ярко-багровый свет, и искры, вкраплённые в обломок, засверкали с новой силой. Геолог потрогал их перчаткой скафандра, затем развернул её ладонью к себе. Стало видно, что на пальцах осталось несколько искр.

– Какая-то пыль, - прокомментировал Рудер.
– Но мы брали кучу образцов и ни разу не нашли ничего подобного.

– Мы всегда это делали ночью, - ответил Щербин, не сводя с экрана глаз.

– Ну, и что? Искры могли быть не видны в темноте, но куда они потом-то девались?