Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...

– Зачем?

– Сними-сними.

Хьюга нехотя послушалась. С момента появления рисунка на спине она старалась снимать толстовку как можно реже, так как ей казалось, что крылья увидят все, даже сквозь ткань. Глупости, конечно, но это было сильнее её.

– Ц.. А майку с открытой спиной ты так и не надела.

– Но у меня нет таких вещей.

– Купим. Ладно, потом.

– О, чур я первая! – Хачи потянула руку вверх, будто на уроке, хотя, разумеется, ей не требовалось разрешение.

А ещё девушка чуть раньше зачем-то сняла сапоги.

Сейрам широко оскалилась, щурясь на солнце. Остальные были где-то за спиной, на остальных было плевать.

Демонстрировать?

Чёрт, она ж не умеет!

Но попробовать стоило...

Хачи закрыла глаза. Расслабилась. Почувствовала течение чакры, тёмное и буйное, как водоворот, но широкое, как сухая пустошь, нырнула в него, мысленно крича от восторга.

И взрыла ногой землю.

Чакра Сейрам – тёмно-фиолетовая и густая, как плохо разведённые чернила. То, что сначала было похоже на всполохи или вихрь, исчезло: энергия уплотнилась, прижалась, прильнула к её коже, словно всасываясь...

И вдруг потекла. Почти чёрные разводы, похожие на венозную кровь самой земли и морскую воду, на руках и ногах, на волосах и теле; тяжелые капли срывались вниз и, касаясь земли, начинали шипеть и разъедать почву. Ступни Хачи уже утопали в образовавшейся жиже, на её губах играла странная улыбка.

Хината затаила дыхание. До её ушей доносилось низкое гудение, похожее на гудение электричества в переплетении проводов, что она слышала в столице. Девочка была уверена, что если активирует сейчас доджитсу – мгновенно ослепнет.

Завязки на волосах не выдержали напряжения и порвались, светлые пряди взметнулись, вздыбились, и, следуя невидимым потокам, разделились на восемь ни на секунду не замирающих частей. Чакра сгущалась вокруг запястий – перчатки девушка тоже сняла заранее – за спиной и над головой, формируясь в какие-то изогнутые гротескные формы.

Внезапно Сейрам что-то крикнула, неразборчиво и громко, без лишней смысловой нагрузки, и от души ударила ногой по земле. Взметнулись тёмные комья, чёрные шарики разбились о подставленные, как под дождь, руки, обзор заволокло пылью.

Стало тихо. Хьюга вгляделась в поднявшее облако, пытаясь хоть что-то разобрать и не смея использовать Бьякуган.

А как только всё осело – ахнула, не сдержавшись.

Первое, что бросалось в глаза – рога. Матово-чёрные, загнутые, массивные; два острых конца враждебно указывали вперёд, тела, расчерченные бороздами уходящих вверх и по кругу спиралей, плавно изгибались симметрично друг другу, а корни терялись в растрепавшихся светлых прядях. За спиной же восьмихвостой было именно то, что оправдывало её право так себя называть.

Восемь щупалец, прямо из спины.

Натуральные такие щупальца, как осьминога: блестящие, с присосками, вредящие топ, но владелице совсем не жалко. Пару гортанных смешков прорезали воздух; Сейрам, резко отбросив волосы назад, развернулась. Горящее золото радужки и чёрнота склеры красили и ужасали, от круга на щеке расползлась сетка тонких трещин.

– Здорово... – выдохнула Хината.

– А то.

– Только быстро, – Юмия выглядела чем-то недовольной. – Хотя я и так не могу.

Вдруг Шио мягко оттянула девочку за плечо в сторону.

И вовремя.

Орочи закрыла глаза. Выдохнула и расслабилась. Сгустившийся вокруг неё плотный туман ласково коснулся кожи, чакра заструилась по каналам и венам...

А вот это было уже страшно.

По-настоящему страшно.

Всполохи черноты и трупной зелени из глубин тумана. Странный запах: дождя, поздней осени, сгнившей листвы, стискивающей горло духоты и почему-то гари, нехорошей, не от живого огня, а от выжигания солнцем и беспощадным временем. Гротескные тени, извивающиеся, подобно змеям.

Это и были змеи. Чешуя восьми тел заблестела на утреннем солнце, стоило только туману развеяться, лучи высветили тонкий чёрный узор на светло-серых изогнутых спинах. Рептилии ластились к рукам Юмии и обвивали её тело – но её ли? Пепельное, как змеи; руки, плечи, шея, часть спины и боков затянулись в подобие крупных чешуек, однако те были плотнее и гораздо больше, а татуировка на плечах – истаяла, исчезла. Зато лиловые «тени» на веках, наоборот, удлинились, а острые концы вытянулись вдоль переносицы. Резинка в хвосте не выдержала, как и у Хачи; на голове с двух сторон появились парные костяные наросты-рога, не в пример Сейрам, но вполне реальные, белые, скруглённые.

Девушка задумчиво посмотрела на свои руки и негромко щёлкнула языком. Словно по сигналу, змеи с тихим шуршанием уползли в сторону рощицы и скрылись в траве, лишь одна, с виду пригревшись, осталась на плечах Орочи.

Страх отступил: Хьюга почувствовала, как его тиски с лёгкостью разжались. После чего моментально возникли вопросы, хотя девочка взгляд отвести не могла.

– Что... это за змеи?

– Змеи... – Шио задумчиво наклонила голову. – Понимаешь, «хвосты» – это очень условно. Да, у большинства это действительно хвосты, однако на практике это может быть что угодно: щупальца, крылья, дополнительные конечности... В редких случаях «хвосты» отделены от тела и могут представлять из себя отдельных существ, впрочем, их сознание, если и есть, то весьма условно... Честно говоря, у меня самые обычные хвосты, мне трудно объяснить.

В глазах Хинаты загорелось любопытство. Это чувство, полудетское такое, было с ней практически постоянно около недели и усиленно сражалось с испугом и неверием, побеждая и придавая уверенности.

– А ты... – осторожно начала она.

– Я? Я могу, – Ёко для пущей убедительности приложила руку к груди. – Хотя не очень хочу, но! – могу.

– Нет, если ты не хочешь...

– Да я не в том смысле не хочу, долго объяснять, – девушка покачала головой. – Ладно, только затем – твоя очередь, – Хьюга втянула голову в плечи. – И лучше отойди... У нас чакра противоположная, тебе потом труднее будет.

Сказав это, кицунэ потянулась и, видимо, решила сама отойти на приличное расстояние.

Три шага.

Десять шагов.

Одиннадцатый оставил дымящийся след сажи на земле.

Уши широкие, как у зверей, все в мягком мехе, мягкие и подвижные. Гаара мог спокойно прижать их к голове, а ещё они чуть поворачивались на громкий звук. Осознавать то, что эти уши – его собственные, было странно.

Впрочем, у Собаку было мышление, как у ребёнка, не удивление – но интерес. Не замечая мир из-за постоянных мучений, теперь он принимал его таким, каким видел.