Хроники идиотов

Одним словом, жизнь действительно налаживалась.

Прекратила она это делать, когда Атрей, уже возвращаясь, в одном из переулков не встретил одного своего знакомого, встречать которого ему бы не хотелось.

Дело Глена Равана уже давно было сдано в архив – все произошло четыре года назад. Однако некоторым, иногда, неймется – они упорно ищут грабли, на которые с разбегу и прыгают. Помощник погибшего Равана, Филипп Мейергольд, настырно искал японского наемника все эти годы, и вот – нашел.

Разговор получился коротким, но невероятно содержательным: один резкий удар явно готовящегося к чему-то подобному Филиппа в переносицу и последующая темнота с извечным вопросом всех наемников «кто сдал?»…

====== Крошащийся металл ======

Крошащийся металл

С героями трудно чистить картошку

(Лешек Кумор)

Инстинктивное знание приходит, когда основная часть рассудка спит. Мы просто знаем, и все.

Фальче просыпался медленно и мучительно. Голова раскалывалась. Тяжелая и тягучая пульсация замедляла мысли. Для простого осознания, что он лежит, потребовалось что-то около часа. Тем не менее, сознание возвращалось.

На боль он почти не обращал внимания. Не потому, что умел терпеть – уметь можно многое, но всему же есть пределы – а просто потому, что все добиралось до его измученного мозга с удручающей медлительностью.

Перед тем, что обычно именуют «внутренним взором», а сам ведьмак – «кинозалом психопата», проплывали картины. Ради того, чтобы не видеть их, Фальче бы многое отдал. Но, увы, никто подобной сделки ему не предлагал, а потому приходилось смотреть.

Последнее, что он помнил четко – как он засыпает в кресле, так и не дождавшись Атрея. Свинцовая усталость смеживает веки, а потом начался кошмар. Долгий и красочный кошмар, из которого он выплыл только сейчас. Спустя… Сколько там?..

Темное клубящееся нечто, которое он снова ощущал загнанным в глубины себя, недовольно заворочалось, и мужчина поспешно прикусил язык. Только не вслух…

Его магия была все еще при нем. Недовольно била себя чешуйчатым хвостом по бокам, шипела, но из клетки вырваться не могла. За столько лет Ирфольте привык постоянно удерживать поводок. И это работало, пока чья-то недобрая рука не сорвала замок и не распахнула двери клетки настежь.

Воспоминания о кошмаре медленно обретали плоть. Они были слишком точны и подробны, чтобы действительно являться снами.

Он созвал других магов и подчинил их. Он отдал приказ Эфле, лишив его воли. Он изменил Дану, как ему подсознательно хотелось. Скольких он уничтожил?..

Он едва не убил Лаари, которого всегда полагал самым приятным существом из всех, кого он встречал среди оперативников ИПЭ. И военный конфликт, отголоски которого еще шумят в ушах, кровавая бойня, расправа над неугодными – все это тоже его рук дело.

Произнеся мысленно слово «рук» он невольно пошевелил правой. Это доставило еще больше боли. Но Фальче сейчас было все равно.

Хуже всего было то, что он до сих пор помнил, какое это было удовольствие. Выпустить себя на волю, оборвать поводок, перепилить ошейник. И говорить то что думаешь, не сдерживаясь, сражаться с тем, кого считаешь виноватым, причинять боль тем, кому хотелось… А ему хотелось. И до сих пор, по правде сказать, хочется. «Это не мне хочется» – подумал ведьмак. «Как это – не тебе? Разс-све мы не одно тс-с-селое?» – ответил шипящий голос внутри него. Но разговаривать с Астоданом сейчас не хотелось.

Ему здесь оставили сравнительную свободу. Он мог встать, если бы захотел, и даже уйти. Недалеко, наверное, и не быстро, но мог бы. Видимо, Институт не опасался «злобного ведьмака», понимая, что он уже не опасен. Или, скорее всего, здесь поработал ан Аффите, со своими «незаконно». Зомби своего некроманта отлично знает, и знает, что тот не станет вредить Институту.

Беспокойство внутри не относилось сейчас к самому некроманту. Его волновали другие люди. Кем бы он ни был последние три недели, как бы ни воспринимал свое бытие в качестве темного трикстера – за ним пошли люди, и они сейчас где-то да находятся. И он до сих пор ощущал себя за них в ответе. Многие из них тяжело ранены, а некоторые и убиты. Если он постарается, то вспомнит, сколько этих «некоторых», которых он подымал на поле боя.

А еще его безумно беспокоила Дана. Она осталась там, не дождавшись помощи, и если она еще жива… Если еще жива. Если. С таким, как у нее, ранением, долго не вытягивают. Женщины, научно установлено, выносливее мужчин, и лучше терпят боль, однако, все, как и говорилось выше, имеет свои пределы. И сколько он тут уже валяется?..

Безумная надежда, что, быть может, еще не поздно, натолкнулась на осознание абсурдности этой мысли. С другой стороны – ведь сам он не умер, и сейчас находится явно в больнице: окружение и запах свидетельствуют в пользу этой версии. Рассуждая логически – скорее всего, это больница при Институте. А если Институт выиграл бой, то и раненых собирал всех, у врачей свой долг, они не смотрят, к какому лагерю принадлежит их пациент. Фальче сейчас не чувствовал связи с «башней», да он и вообще многого не чувствовал теперь, когда его безумие снова сидело под замком.

Тем не мене, это реальный шанс! Если Дану нашли агенты Института, то она может быть еще жива!..

Решение пришло мгновенно, вспышкой. Что у нее повреждено? То, от чего она умирает. Нет раны – нет проблемы.

Темный маг, более усилием воли, чем мышц, заставил себя сесть. Он был один в темной палате, и это было отлично. Света от луны, падавшего из окна, хватало с избытком. Он огляделся, но, разумеется, не нашел ничего из того, что ему было нужно. Только свечу, и ту обычную, стеариновую. Не подходит. Ладно, к Лису…

Фальче осторожно спустил ноги на пол. Вставать он не рисковал – чем Лис не шутит, может, он тут и в обморок позорнейший грохнется от переизбытка осознания, что он «мужчина и воин»... Нет, никаких глупостей. Медленно. Осторожно. На пол. Тихо. Не торопясь.

Разумеется, писать и рисовать нечем. Это как раз не проблема. Некромант одним резким движением прокусил кожу на руке до крови, и торопливо, стараясь быть аккуратным, нанес нужный рисунок. Круг получился почти ровным – видимо, он таки набил руку за последние дни. Ему безумно не хотелось этого делать, и он понимал, к каким последствиям это приведет, если сработает. Однако между жизнью дорогого ему человека и тонной неприятностей на свою голову, он выбрал первое. А что до неприятностей, так они всегда его сопровождали.

Когда дело было закончено, Фальче положил ладони на результат своей работы, немного смазывая кровь. Закрыл глаза, вливая силу. Та обрадовалась, что в клетке появилась щель, и устремилась туда очень охотно. Это было трудно – как наливать воду в маленькую чашку из огромной бочки через небольшую горловину. Бочка норовила выскользнуть и разлить все свое содержимое. Только фиг ей.

«Есть» – устало подумал Фальче, когда свет круга погас. Есть. Он это сделал. Все, что еще мог.

Он обессилено добрался до койки, и вытер следы на полу простыней – честное слово, ее внешнему виду это не повредило совершенно. Разумеется, все равно видно, но хоть не поймут, что это и зачем. Пусть думают, что хотят – скорее всего, решат, что у него случился рецидив.