Хроники новуса

Постепенно стихала оставшаяся позади музыка, пустели улицы. Вскоре закончилась мощеная дорога. Все воришки и попрошайки сейчас собрались на Сфирровой площади, возможно, и Угревы прихлебатели тоже там. Колтай, скорее всего, с женой дома, куда ей, брюхатой, по площадям скакать? Ломач… Ломача я не боялся — слишком часто мы с ним сходились на кулаках. Если не подставляться под удар, он не опасен.

Угря на привычном месте не оказалось. Я почесал репу, прикинул на пальцах и пошел к ближайшей таверне. Мы там не раз отмечали удачные деньки. И угадал! За большим столом, заставленным початыми блюдами, сидел Угорь в окружении своих приятелей. Горшок, Ломач, Вдова, Смазл…

— О, Хворый пожаловал! — поприветствовал меня Горшок. — Ну как, расплатился с кротами?

— Я не им дары относил, — буркнул я, усаживаясь на край скамьи.

— Думаешь, коряге есть дело до тряпок и чернушек? Лишь бы дожди шли вовремя да на дрова не попилили. Всё кроты себе подгребают! Видал, из каких тканей они себе платья шьют? Вот то-то же. Хорошо бы их пощипать, чтоб не зажирели!

— О, так теперь Хворый возмужал! — улыбнулась Вдова, показав бурые пеньки вместо зубов. — Глядишь, скоро к девочкам моим начнет захаживать!

— Куда ему! — расхохотался Горшок. — Он на Колтаеву женку запал.

Я отшатнулся назад и едва не грохнулся со скамьи. Откуда он знает? Я ж никому не говорил!

— Брось, — бросил Угорь, — коли что, я его останавливать не стану. Порежет он тебя!

— Пей, раз уж ты боле не отрок, а муж! — Горшок протянул кружку с пивом. — Вдова! Угости парня красоткой в честь такого дня. Негоже в эдакие года неласканным ходить.

— Я не для того пришел, — хмуро ответил я. — Угорь, насчет того дела…

Безухий вскользь глянул на меня:

— Сейчас? Или до завтра обождешь?

— А чего тянуть?

Прежде я упросил Угря отложить ядро кровавого зверя до дня Пробуждения, мол, хочу стать новусом уже взрослым.

— Скоро вернусь, — сказал Угорь, подымаясь из-за стола.

Впрочем, далеко он идти не собирался, махнул рукой хозяину таверны и направился в одну из трех комнат.

— Если съешь сейчас, очнешься лишь завтра. Может, лучше сперва выпьешь да повеселишься? — предупредил он меня.

Ну, хотя бы тут не соврал.

— Угорь, я давно хотел спросить. В начале зимы Воробей вместо крыта передал тебе бронзовую чеканку с узором. То была моя вещица. Хочу ее выкупить.

Иногда я удивлялся, почему Угря еще никто не прирезал, почему никто не забрал себе его место? Даже я, не самый важный его прихвостень, получал в неделю по двадцать медяков, а то и более. Сам же Угорь, поди, серебрушку-другую прибирал к рукам. Ради таких денег многие бы рискнули жизнью! Да, у него есть Ломач, Колтай и другие парни, но ведь они сами могли бы его убить, чтобы встать во главе всех воров Сентимора. А он всё ещё жив, даже несмотря на отсутствие двух ушей.

Но Угорь глянул на меня так жутко, что по спине озноб прокатился, будто у него не глаза, а острые ножи. Наверное, потому его и боялись.

— Твоя, говоришь? И откуда у тебя чеканка с гербом культа? Как она попала к Воробью? Он-то сказал, что украл ее у какого-то кренделя.

— Ку-культа? — заикаясь, повторил я. — Не… не знаю. Мне крысолов ее дал, сказал, что это подарок. В ученики брать не стал, потому отдарился этим.

— А, может, ты мне брешешь, как сивый мерин? Уж не из культа ли ты сам? Потому и силен так. Потому и не страшишься ядра, — с каждым словом Угорь подходил ко мне всё ближе. — Даже дурак увидит, что Ломач скоро помрет, а ты вроде бы не совсем дурак. Так почему согласился съесть ядро? Уж не знаешь ли ты особые слова?

Я хотел было ответить да поперхнулся. Ком застрял в горле, не давая дышать.

— Слова? — кое-как пропищал я. — Какие слова?

— Дураком не прикидывайся. Сам же спрашивал про заветные слова. Значит, знаешь, что это такое.

Когда Угорь оказался всего в одном шаге, я не выдержал и ударил его так, как привык бить за это время — поддых. Перепугался еще сильнее и заколошматил уже куда придется: по лицу, по ненавистным обрубкам вместо ушей, по животу, спине, груди. Остановился, лишь когда Угорь распростерся на полу, еле-еле хрипя.

Он сам начал! Это его вина! Если бы я его не ударил, он бы меня порезал на куски, выпытывая заветные слова! А если бы он их вызнал, то сумел бы сделать себе кучу новусов…

Трясущимися руками я обыскал его с ног до головы, вытащил кошель, затем другой. Во втором и лежала моя чеканка, видать, Угорь знал ее ценность, потому таскал с собой всё это время. Ну, или догадывался.

Затем я вытер окровавленные костяшки о его штаны, приоткрыл дверь — вроде никого. Выскользнул наружу и сбежал из таверны через двор.

Глава 24

Надо бежать из города! Сейчас же! Но… неужто я его убил?

Перед глазами стояло разбитое в кровь и мясо лицо Угря. Без привычного надменного вида, без пугающих обрубков ушей, что скрылись под разметавшимися волосами, он выглядел беспомощным и жалким.

Нет, Угорь не мог помереть так просто! Он пару лет держал воров в кулаке. Даже Вдова его боялась, а ведь она чего только на своем веку не перевидала! Начинала с самых низов, уличной девкой, а поднялась до самого верха среди окаянников Сентимора. Поговаривают, что она пусть недолго, но стояла во главе, а потом появился Угорь, безухий малец, которому до виселицы оставался всего шаг. Любой на его месте думал бы лишь о том, как выжить, а он сумел сбить в кучу с десяток воров. Он выкупал их шкуры и уши у стражников, подставлял тех, кто противился ему, кое-кто из его врагов тихо и преждевременно помер. Затем Угорь подтянул парней покрепче, из тех, кому вором не быть, а для обычного мастерового не хватает ума и старания, и стал силой выжимать неугодных. Воробей сказывал, что стычки меж Угрем и Вдовой были тогда нешуточными, каждое утро находили мертвым двух-трех людей с той или иной стороны. А потом Вдова вдруг признала Угря, ни с того ни с сего согласилась разделить город пополам, и никто не знал почему.

А я вдруг догадался. Видать, Угорь не был доволен своим местом, хотел подняться еще выше. Но как? Без ушей в порядочное общество не влезть, сколько серебра не скопи, дочку за такого никто не выдаст, да и благородную кровь из ниоткуда не вытащишь. Потому Угорь решил пойти иной тропкой — сотворить себе несколько новусов. А что? Деньги есть, люди есть, нет только слов и понимания, как оно должно работать.

Я не знал, где и как Угорь добывал ядра. В окрестных лесах кровавых зверей не прям уж так много, да и без новусов их не убить. Наверное, посылал людей в другие города купить их, а, может, и сам ездил, не всякому ведь можно доверить серебро. Да и вряд ли он собрал их много, ну, три, может, четыре ядра. Ломач выжил, кто-то, наверное, нет. А что было бы, собери Угорь с десяток новусов? Захватил бы он весь Сентимор? Да пусть даже бы и захватил! Надолго ли? Пока из культа не пришлют по его душу в три раза больше. Так что задумка его была иной, только я не мог понять, какой именно.

Да и к чему эти пустые размышления теперь, когда он лежит там, в таверне, весь избитый? Угорь еще дышал, когда я сбежал. Я слышал короткие рваные вдохи, больше похожие на хрип.

А что, если я его не убил? Что, если Горшок подымется наверх и спросит, кто это так его отделал? Ха-ха, да ведь и спрашивать не придется. Угорь пошел переговорить со мной, значит, я и виновен. Неизвестно лишь, как быстро всё узнается!

Но я все же не побежал к воротам. А мои монеты? Одежда, иной скарб? Я не мог бросить то немногое, что у меня было.