Хуан Дьявол 3 часть

– Замолчи. Клятвы любви – глупость. Весь мир их дает, но только дураки решают заявить о них. Вероятно, она поклялась в вечной любви.

– Нет, хозяин, он сказал ей спрятаться, остерегаться.

– Прятаться? Остерегаться? – повторил невольно заинтересованный Хуан.

– Что этим вечером она вернется в монастырь, чтобы ждать там, когда расторгнется не знаю какой союз.

У Хуана побледнели даже загорелые щеки. Темные глаза сверкнули и погасли. Наконец, он повернулся к мальчику, который спрашивал и рассеянно шел за ним:

– Капитан… Капитан… вы сердитесь? Вам и вправду неважно знать?

– Мне ничего не важно. К тому же, ничего нового ты не сказал, Колибри. Только не стоило ходить к ней. Запомни, Колибри, мужские дела улаживаются мужчинами!

Моника спускалась почти вслепую, обходила опасные места и непроходимые тропинки, чтобы избежать любого сопровождения. Уклоняясь от опасности, она находила ее, спускаясь через скалы к морю, где был кусок пляжа, похожий на тот, что в нескольких лигах выше ее дома. Только море буйствовало, волны разъярились. Оставался только край, узкая полоса песка, и это концертное рычание гремело, когда она скрылась в щели, где Хуан в детстве прятал лодку. Нет, ничем не казался этот клочок дикой природы, покрытый мхом грот с мягким и белым песком. Однако почему она так одержима этим пейзажем? Почему в каждой разбивающейся волне звучит эхом страсть к Хуану?

Любовь, страсть, безумие… Да… безумно… так они любили… так продолжал любить он свое воспоминание… воспоминание, сильнее, чем все море!

Она прислонилась к скале. Закрыла глаза, сквозь веки просвечивали последние лучи уходящего солнца и пронесся сказочный сон ее ревности, принимая жизненные очертания. Она почувствовала возрождение прошлого, которого никогда не помнила, безумно вспомнила сцену, которую никогда не видела, но тысячи раз представляла: Айме в объятиях Хуана!

Рядом разбилась гигантская волна, омывая опечаленную женщину, находившуюся в исступлении болезненного сна. От холодной воды Моника открыла глаза, словно из ада возвратилась на суровую землю, заливаясь горькими слезами, как воды моря.

– Сеньора Моника… Сеньора Моника… Где вы?

– Я здесь! Кто меня ищет? Чего хотят?

С ловкостью моряка прыгая через острые камни, Сегундо Дуэлос добрался до Моники и уставился на нее, онемев от удивления. Он опустился почти до самой глубины ужасного грота, куда иногда причаливал при спокойном море. Сейчас же гигантские ревущие волны приближались к каменному ущелью и, удар за ударом, полностью накрыли его пеной. Одежды Моники намокли, руки заледенели, к лицу приклеились влажные волосы, а в тусклом свете фонаря в руках Сегундо сверкали голубые глаза на бледном и перекошенном лице.

– Черт побери! Вы меня так напугали! Капитан послал за вами. Я обогнул все скалы здесь, а Колибри с другой стороны тоже искал. Но как мы могли подумать, что вы окажетесь в этой дыре? Никто бы не догадался спуститься сюда.

Перед обветренным, грубым и наивным лицом Сегундо Дуэлоса, Моника постепенно успокоилась, возвращаясь от своих видений и разглядела зловещий пейзаж.

– Мы боялись, что вы прошли через солдат, попали в их грубые руки. Ладно, не хочу даже думать. Вечером двух женщин избили в деревне. Это дикари, хозяйка. Еще не рассказали капитану, ведь когда он узнает… Прекрасно знаю, как он их… Идемте, хозяйка, идемте! Любая волна может унести. Вы совершенно вымокли и навредили себе. Вам надо бы выпить чего-нибудь горячего и сменить одежду. Идемте…

Он протянул руку, но не осмелился коснуться и прервать напряженные размышления Моники. Внезапно она решилась:

– Сегундо, вы умеете грести и управлять лодкой?

– Что делает в море мужчина, то же умею делать и я. Это мое ремесло, хозяйка.

– Вы не смогли бы увезти меня этой ночью в Сен-Пьер?

– В Сен-Пьер на лодке? – изумился Сегундо. – В такое море? В такое время?

– Однажды вы высадились с «Люцифера» в маленькую лодку при таком же море, как сейчас. Я прекрасно помню.

– Вспомните, это был капитан. Он греб собственными руками.

– Вы же сказали, что делаете все, что делает человек в море.

– Ах, черт! Но не уточнил, что с капитаном это возможно. Он в море больше, чем человек. В море и на земле, хозяйка. Это вы знаете лучше всех.

– Возможно. Но не в этом случае. Нельзя вас подвергать опасности, когда повезете меня.

– Нет, я не сумасшедший. Это все равно что броситься с головой в омут. Простите меня, хозяйка, прикажите другое. У нас приказ капитана слушаться вас всегда, но этого я не могу сделать… – Изменившись в лице, он воскликнул: – О, капитан!

Он увидел его, подняв повыше фонарь. Рядом, лишь в паре метров. У того не было фонаря и светильника, но голос прогремел, как за штурвалом своей шхуны:

– Выходите немедленно. Неужели не видно, что волна нарастает? Любая может унести. Быстро, наверх! Выбирайтесь оттуда! Это очень опасное место!

– Это я и говорил сеньоре, капитан… – Хуан оттащил Монику, не дав ей времени возразить и избежать железных ручищ, поднявших ее, как перышко. Он взобрался с ней на камни, донес до разрушенной лачуги и посадил на единственную деревянную скамейку. Небеленые стены напоминали каменную пещеру, пол тщательно очищен от земли. Золотым светом освещали два корабельных фонаря, веселый огонь горел в переносной печи у дверей.

Со скамейки Моника молчаливо смотрела на него. Даже грубая одежда моряка делала его гибким, стройным, придавая горячность и пугающую привлекательность. Но в потрясающих итальянских глазах высокомерное выражение усилилось. Тем не менее, в них горела удивительная страсть, когда они долго и напряженно смотрели на Монику.

– Почему не подойдешь к огню? Ты дрожишь, совсем вымокла, вряд ли кто-то из несчастных в деревне может дать тебе хоть плохую одежду.

– Нет нужды. Так хорошо. Не стоит беспокойся обо мне.

– Я не беспокоюсь, но предпочитаю не позволять прекрасному Ренато говорить, что я убил тебя в пещере, на своем Утесе Дьявола.

– Хуан, прошу тебя оставить эту тему.

– С тобой лучше оставить все темы. Похоже, нам действительно не о чем говорить. Я напрасно пытаюсь. Ба! Зачем продолжать?

Он гневно замолчал, и Моника почувствовала странное облегчение перед его глухим гневом. Она не понимала, почему он жесток с ней, но перемена его настроения вызвала в ней нелепое и грубое утешение. Да, лучше так. Но почему он так недоволен? Возможно, услышал ее просьбу у Сегундо Дуэлоса? Или злится за опасную прогулку? Голос Хуана словно отвечал на ее внутренние вопросы:

– Я выйду, чтобы ты разделась и обсохла у огня. Можешь прилечь на гамак и попытаться уснуть. Ночи недолгие на Мысе Дьявола, и неизвестно, сколько придется пробыть здесь. Знаю, ты сделаешь любую глупость, чтобы только отдалиться от меня, но я не позволю тебе подвергнуться даже малейшей опасности. Постараюсь разумными путями вытащить тебя из этой ловушки. Но пока я ничего не могу, и ты должна смириться. Слышишь?

– Прекрасно. Я не глухая, слышу все, что ты говоришь.

– Я жду, что мне подчиняются, когда я приказываю, потому что мы в западне, и все должны подчиняться моему приказу, как на корабле в открытом море.