Игра на двоих

— Нет, — самодовольно ухмыляется тот. — Он просто слишком добр и послушен для того, чтобы не поддаться на мои провокации. Это игра, детка. Наша игра с нашими правилами. Я решил сыграть партию в любовь. Присоединишься?

— С удовольствием, ментор, — по моим губами пробегает горькая усмешка. — Ведь чем бы все ни закончилась эта авантюра, мы с тобой выйдем из нее победителями.

Эбернети растягивает тонкие губы в зловещей улыбке:

— Если все пойдет по плану, не только мы.

Примроуз переводит растерянный взгляд с экрана на нас с Хеймитчем и обратно.

— Что все это значит?

Я спрашиваю себя, какие слова нужны для того, чтобы объяснить этому наивному и невинному ребенку правила Игры, в которую все мы собираемся сыграть. Не успеваю я продумать и одной фразы, как меня опережает напарник. Может, это и к лучшему: как я уже успела убедиться на собственном опыте, Эбернети — настоящий мастер интриг.

— Мы хотим дать хотя бы одному из вас шанс выбраться живым из той мясорубки, в которую вы завтра попадете.

Я мрачно качаю головой: слова мужчины прозвучали грубо, но зато ни одним из них он не погрешил против истины.

— Я мог бы разрекламировать вашу историю так, что твоя и его популярность взлетят до небес. А это, малышка, ничуть не повредит, когда кому-то из вас понадобится помощь на Арене и мы с Эрикой будем вынуждены искать спонсоров, готовых пожертвовать определенную — заметь, немаленькую — сумму на ваше спасение.

— Мне это не нравится, — тихо признается девочка.

«Мне тоже», — мысленно заканчиваю я. — «Но выбор у нас небогатый».

Шоу заканчивается. Цезарь благодарит Пита за приятную компанию и интересную беседу, желает зрителям спокойной ночи и советует всем нам хорошо выспаться перед самым важным — первым — днем Голодных Игр. Мелларк скромно улыбается и скрывается за кулисами. Мы выходим ему навстречу: Хеймитч удовлетворенно кивает и дружеским жестом хлопает его по плечу. Эффи кружит над Примроуз, не переставая сетовать на чересчур инициативного Цинну, который, видите ли, не удосужился обсудить все детали образа ее трибута.

— Эффект был сногсшибательный, Бряк, — посмеиваюсь я, глядя на расстроенную мордочку капитолийки. — Тебе не о чем беспокоиться.

— Очень надеюсь, дорогая, — удрученно вздыхает женщина.

Мы еще долго стоим за кулисами, принимая поздравления и пожелания удачи. Пообщавшись с довольными увиденным зрителями и раздав автографы желающим — только не спрашивайте, на чем порой просят расписаться — к нам возвращаются стилисты. Каждый едва удерживает в руках около десятка пышных букетов, которые они в следующую минуту бесцеремонно сваливают на стоящий у них на пути стол. Пока я провожаю взглядом слуг, уносящих это разноцветное безобразие, у меня появляется идея.

— Эффи, можно тебя на минутку? — мой приторно-вежливый тон приводит Бряк в самое приятное расположение духа и она, даже не сделав мне, как обычно, замечание о том что взрослых не перебивают, обрывает разговор на полуслове.

Я приподнимаюсь на носках — каблуки ее туфель в два раза выше моих — и быстрым, но осторожным движением выдергиваю из букетика живых цветов, украшающих ее элегантную вечернюю шляпку, ярко-желтую розу.

Забыв об этикете, капитолийка взвизгивает от моей вопиюще дерзкой выходки и дрожащими от испуга руками поправляет сбившийся набок головной убор. Мигом отскочив от нее подальше и убедившись, что эта сумасшедшая поклонница последних писков моды не бежит за мной, я стряхиваю с бедного, красивого в своей естественности цветка налипшие с наряда Бряк блестки. Иду навстречу Цинне и без лишних слов протягиваю ему розу. Стилист, на глазах которого и разворачивалась последняя сцена, смеется так, что его карие глаза начинают блестеть от набежавших слез.

— Спасибо, Генриетта, — вдоволь насмеявшись, парень протягивает руку, легким движением проводит по моей щеке в знак признательности, берет цветок и прикалывает его на лацкан пиджака.

Я подхожу чуть ближе и осторожно, стараясь не задеть нежные лепестки, обнимаю Цинну.

— Это я должна благодарить тебя за то чудо, что мы видели сегодня на сцене.

— Всегда пожалуйста, — шепотом отвечает стилист и обнимает меня в ответ.

Подошедшая Бряк бросает на нас испепеляющий взгляд, но подрагивающие уголки ее губ — явный признак того, что капитолийка не собирается злиться или обижаться. Уже по сложившейся традиции Эффи приглашает стилистов на ужин, и мы всей компанией отправляемся в пентхаус. Я иду во главе нашей процессии; оставив трибутов позади, ко мне присоединяется Хеймитч.

— Мне уже можно начинать ревновать? — шутливо спрашивает он.

Я делаю удивленное лицо и несильно, тоже в шутку, толкаю его в спину. Эбернети делает вид, что даже не почувствовал моего прикосновения, настолько слабым оно было, а затем, улыбаясь моему притворно-обиженному виду, небрежным жестом забрасывает руку мне на плечо. Даже помня о том, где мы находимся, я не хочу отстраняться.

В опустившихся сумерках мы идем по широким улицам столицы, громко смеясь и ловя на себе взгляды прохожих, скорее, понимающие и одобрительные, чем наоборот. Сегодня у нас тоже праздник. Не обращая внимания на ворчание Эффи, я снимаю туфли и, держа их в руках, иду босиком по еще не успевшему остыть асфальту. Хеймитч ослабляет узел галстука и облегченно вздыхает. Питер и Примроуз обгоняют нас и, взявшись за руки, бегут по проспекту и тоже смеются в унисон. Я чувствую себя так, будто выпила несколько бокалов вина: кружится голова и слегка заплетаются ноги, а все, что происходит вокруг, вызывает улыбку. Но я не боюсь этого состояния — напротив, я получаю удовольствие от лежащей на плече и тем самым внушающей спокойствие руки Хеймитча, от звонких голосов наших юных трибутов, от широкой улыбки Эффи, от болтовни гордых за себя и своих подопечных стилистов. Мне хорошо, и я так не хочу, чтобы этот момент заканчивался.

Но этого, конечно, не происходит: мы возвращаемся в наше скромное по меркам Капитолия жилище. Безгласые накрывают на стол и жестом приглашают на ужин. Сегодня в столовой царит радостное оживление: все дружно делают вид, что не думают об одном кровавом событии завтрашнего дня и следующих двух-трех недель, и даже я присоединяюсь к ним, позволив себе хоть на несколько часов забыть о поводе, по которому мы здесь собрались. Покончив с основным блюдом, заказываем десерт. Слуга ставит на стол широкий поднос с многоярусным тортом, а Цинна эффектным жестом поджигает его. Я ожидаю увидеть испуг в глазах Прим, но девочка еще раз удивляет меня: при виде вспыхнувшего на тарелке пламени она лишь издает радостный возглас и хлопает в ладоши. После, захватив поднос с напитками, перебираемся в гостиную и допоздна смотрим телевизор — запись интервью и прямой репортаж с главных улиц Капитолия, где проходит празднования, посвященные новому сезону Голодных Игр. Мы вспоминаем о времени, только когда настенные часы возвещают о наступлении нового дня. Примроуз и Питер, будто очнувшись после долгого сна, с недоумением оглядываются по сторонам.

Эффи отправляет их спать. Я провожаю трибутов внимательным взглядом, пока каждый не скрывается за дверью своей спальни, и неожиданно замечаю, что все остальные — ментор, Бряк, Цинна и Порция — делают то же самое. Внезапно мне в голову приходит мысль о том, что всего пару лет назад — когда наставниками трибутов Дистрикта-12 из знакомых мне лиц являлись только Хеймитч и Эффи, — все было по-другому. Кажется, многое изменилось с тех пор. Сейчас то, что день за днем происходит на двенадцатом этаже Центра Подготовки, уже давно вышло за рамки обычных отношений между трибутом и ментором.

Я желаю всем добрых снов и ухожу к себе. Сняв платье и распустив волосы, стою под душем, наблюдая, как тонкие струйки чистой и теплой воды стекают по замерзшему телу. Действие наркотика под названием эйфория, подмешанного в мою кровь праздничным духом прошлого вечера, медленного проходит, и я снова остаюсь наедине со своими страхами. «Это нормально», — повторяю я, скользя невидящим взглядом по белоснежной кафельной плитке, которой выложена стена ванной комнаты. Переодевшись в просторные штаны и длинную майку, медленно, прядь за прядью, расчесываю волосы, глядя в окно на огни ночного Капитолия. Мне не заснуть этой ночью. И есть еще кое-что, что я должна успеть сделать до начала Игр. Не знаю, зачем. Не знаю, правильно ли это или нет. Но какая-то невидимая сила толкает меня в спину, заставляя покинуть свою тихую обитель.