Игра с отчаянием

Хитаги выпрямилась. Если бы кто-то увидел её сейчас, он бы мог подумать, что она находится в трансе: слишком уж пустым казался её взгляд. А она тем временем приблизилась к следующей клумбе: пушистые цветы приветливо качнули своими головками. Любуясь многочисленным острыми лепестками белого цвета, вместе образующими объёмную шапку, Хитаги мягко произнесла:

— Хризантема… Ты символизируешь честь и чистоту помыслов, если не ошибаюсь? Что ж, ты действительно благородна и непорочна.

— Подсолнух… — продолжала Хитаги, дойдя до следующей привычной остановки. Жёлтые солнышки на крепких стеблях также встретили её радушно, их чёрные семена напоминали морщинки у глаз постоянно улыбающегося человека. При виде их Хитаги также не смогла не улыбнуться. — Ты самый жизнерадостный цветок из всех, что я встречала. Я всегда любила твою светлую энергию.

Мягко попрощавшись с подсолнухом, Хитаги проследовала дальше. Её следующий друг из мира флоры был не таким заметным, как предыдущие, и, если не знать, где искать, его можно было легко пропустить. Но Хитаги знала, поэтому она опустилась на корточки возле одной из клумб и, протянув руку, нежно коснулась пальцами маленьких голубых цветочков. Они легко терялись на фоне растущих тут же величественных высоких мальв и издалека казались просто пролитой кем-то на землю краской. Но Хитаги ценила их, а не их чуть надменных соседок. Для неё они были прекрасны, как кусочек ясного голубого неба в погожий день.

— Мои прелестные мечтательницы-незабудки… — улыбнулась Хитаги. — Такие маленькие, а таите в себе не измеримую ничем глубину… Что же творится в твоей милой полной идей головке, подруга-незабудка? — спросила она, будто пощекотав пальцем один из цветочков.

Затем Хитаги развернулась к клумбе напротив. Она даже не стала подниматься и уж тем более подходить к цветам, с подозрением глядя на них издалека.

— А что тебя, лилия, — проговорила Хитаги, — я бы тоже хотела знать, что на самом деле у тебя на уме. От тебя можно ожидать любого, в том числе и подлости… моя непредсказуемая сестра по разуму.

Хитаги оскалилась. Только после этого она поднялась на ноги и, даже не взглянув в сторону будто бы гневно затрепетавших от вызванного системой кондиционеров ветра тёмно-фиолетовых лилий, отправилась к последнему пункту назначения.

На клумбе, среди других цветов, росла одинокая орхидея. Она будто бы случайно затерялась среди растений, отбившись от своих подруг, но мужественно переносила вынужденное одиночество. Она гордо выпрямила стебель, высоко подняв похожие на чайные блюдца белые лепестки, в которых словно лежали их маленькие розово-фиолетовые копии. При виде этого цветка в груди Хитаги разливалась непонятная ей самой нежность. Она осторожно присела на корточки напротив орхидеи и, бережно проведя пальцами по лепесткам, с горечью подумала, что цветку не продержаться слишком долго, если за ним не будут ухаживать должным образом.

— Орхидея… — одновременно с болью и нежностью в голосе произнесла Хитаги. На этот раз она долго молчала. Наконец, с её губ сорвалась усмешка, и она проговорила: — Знаешь, я слышала, что ты символизируешь идеального человека… Пожалуй, это действительно так, — мягко улыбнулась Хитаги.

Погружённая в любование цветами, Хитаги совсем не обратила внимания, что вот уже долгое время за ней из тени кустарников неотрывно наблюдает пара изумрудных глаз. Если он этого хотел, Дэймон неплохо умел скрывать своё присутствие, да к тому же, благодаря чуткому слуху, ему не нужно было подходить слишком близко, чтобы знать, о чём говорит Хитаги. Сначала поведение Хитаги привело его в ужас. “Она же может всё понять!” — бледнея, думал Дэймон. И всё-таки он чувствовал, что не имеет права как-то мешать Хитаги, поэтому лишь тихой тенью следовал за ней, не в силах заставить себя уйти.

Когда Хитаги подошла к орхидее, сердце Дэймона забилось чаще. Каждая секунда её молчания мучила его тревожным чувством страха и предвкушения. Он нервно облизнул губы. Наконец, Хитаги произнесла те слова. В этот момент Дэймон едва не выдал себя, но вовремя удержал удивлённый вздох. Несколько секунд он просто стоял в ступоре, не зная, что ему и думать, и растерянно глядя на спину Хитаги. Наконец, картина мира перед ним стала размываться, и он почувствовал, что сейчас заплачет. “Так вот что она на самом деле значит для тебя…” — подумал Дэймон, торопливо утирая готовые выступить слёзы. Не желая больше мучить себя, Супер Мечник развернулся и тихонько удалился.

***

В то время как остальные всеми силами пытались выбраться или хотя бы разобраться в себе, один человек неизменно оставался наблюдателем.

Эрика находилась в стороне от бурной жизни одноклассников, но никогда не сводила с них внимательного изучающего взгляда. Как Супер Детектив, она считала себя обязанной быть в курсе всех событий. Именно поэтому Фурудо Эрика ненавязчиво собирала по крупицам информацию, из которой в итоге умело составляла картину происходящего и таким образом оставалась осведомлена. “Нужно всегда быть готовой, чтобы вычислить убийцу”, — говорила себе она, со снисходительной улыбкой наблюдая за суетящимися одноклассниками.

Сейчас Супер Детектив сидела на кровати в своей комнате, вполоборота развернувшись к шахматной доске, которую она взяла из игровой комнаты. Чёрные и белые фигуры заняли свои позиции. Вот только расставлены они были совсем не по правилам игры в шахматы. Силы были не равны: в армии белого короля были исключительно пешки, теснящие чёрных к краю доски. В составе последних также не хватало фигур: у них не было ни короля, ни ферзя, ни пешек. Вместо этого шесть фигур разделились на две группы. С одной стороны доски расположились два слона и конь, сбившиеся в крепкую команду. У второй группы всё шло не так ладно: конь держался чуть поодаль от пары ладей. И за всем этим извне поля “наблюдал” белый ферзь.

Эрика с нескрываемым интересом рассматривала фигуры. Она выглядела, как участник тотализатора: её глаза блестели любопытством и предвкушением, на губах играла улыбка. Эрика водила пальцами над доской, словно примериваясь, какую фигуру стоит убрать. Наконец, её выбор пал на одну чёрную ладью. Эрика двумя пальцами вытянула фигуру и, приблизив её к глазам, с насмешливым выражением принялась её рассматривать. В какой-то момент она поставила ладью на раскрытую ладонь, вытянула руку с фигурой и, словно обращаясь к ней, поинтересовалась:

— Интересно, какой исход больше устроит госпожу?

Конечно же, фигура ей не ответила. Эрика усмехнулась. Она вновь согнула руку в локте и, приблизив таким образом ладью к себе, провела ногтем другой руки примерно по середине фигуры, словно отделяя верхнюю часть. Затем она будто потеряла к ладье интерес и без зазрения совести отбросила её в угол комнаты. Фигура с стуком ударилась о пол и беспомощно прокатилась несколько миллиметров. Эрика с улыбкой наблюдала за ней. Вдруг с губ девушки сорвалась тихая усмешка, и в следующий миг она уже залилась негромким смехом, постепенно переросшим в безумный хохот. Отсмеявшись, Эрика откинулась назад и с хитрой улыбкой подумала: “В любом случае, я знаю, какой исход устроит меня”.

***

Нелепо.

Всё это казалось ей до жути нелепо. Она столько времени провела рядом с этим человеком, он казался самым надёжным здесь. И вот выяснилось, что он всё это время ей лгал. Ещё каких-то пару дней назад они вместе дурачились, шутили над общим другом. Она поддразнивала его за низкий рост, а он, хоть и создавал видимость обиды, всё равно тянулся к ней. Она забавлялась его примитивным попыткам жульничать в карты, её умиляло, как легко прочитать все его мысли по его лицу.