Игра с отчаянием

— You already know… I see…

Хитаги автоматически кивнула. Она узнала об истории в морге на следующий день за завтраком. Напрасно она ждала Марти. Тогда Дэймон подсел к ней за столик и объяснил ситуацию. В первый и последний раз после разрыва отношений с ним Хитаги внимательно выслушала мечника.

— Мне жаль, что такое случилось с твоей семьёй… — сочувственно произнесла девушка и с невесёлой усмешкой добавила: — Теперь ясно, почему ты так не хотел о ней говорить…

— That’s not it, — подал голос Марти. Затем он замялся. — То есть… That’s not the only reason… Я… Извини… — окончательно смутился он и запустил руку в волосы.

— Если тебе так сложно говорить по-японски сейчас, можешь не мучить себя: я прекрасно понимаю и английский, — проговорила Хитаги на чистом английском.

Марти поднял на неё глаза, и на его лице появилась вымученная благодарная улыбка.

— Спасибо, — тихо произнёс он.

Некоторое время он молчал, очевидно, собираясь с мыслями. Хитаги терпеливо ждала. Наконец, Марти сделал глубокий вдох и заговорил:

— На самом деле, я пришёл, чтобы рассказать, что я уже знаю о Тау. Мне эта информация больше не нужна, а тебе может ещё пригодиться.

Услышав имя Тау, Хитаги невольно напрягла внимание. Она уже давно не сомневалась, что между ней и куклой есть какая-то связь, и страстно желала выяснить её природу. “Наверняка я узнаю и то, кто я на самом деле”, — думала Хитаги. Именно поэтому ей так захотелось услышать, что хочет сказать Марти — каждая крупица информации приближала её к ответу на главный вопрос.

Марти не обратил внимания на её повышенную заинтересованность. Он просто продолжал:

— Я не знаю, кто она такая и какие точно преследует цели, но я знаю некоторые её средства. Дело в том, что я знаком кое с кем, у кого она их позаимствовала. Судя по всему, Тау украла пропуск в хранилище всех историй-миров у фамильяра ведьмы — Урсулы Октавиан.

— Октавиан-сан?! — удивилась Хитаги.

Марти кивнул.

— Я знаком с её хозяйкой — Эрикой Октавиан, а также с хозяйкой Амели — Юджиной, — продолжал он. — На самом деле, мы с братом и сестрой часто бывали у них. Когда однажды что-то случилось с Рэм и Уиллом и они не проснулись, я обратился именно к сёстрам Октавиан. Особенно я надеялся на Эри — мало того, что Рэм была её подругой, так ещё и она сама довольно могущественная ведьма и имеет связи в их мире, в отличие от необщительной Юджины… К сожалению, надежды не оправдались. — Марти тяжело вздохнул. — Кто-то успел побывать в их измерении и украсть у рассеянной Урсулы пропуск, а в библиотеке — какой-то гримуар, я так и не понял, какой именно. Думаю, именно с их помощью Тау воздвигла вокруг этого места тот барьер, а также затянула внутрь души всех этих людей…

— Души, говоришь? — задумчиво проговорила Хитаги. — Значит, наши физические оболочки всё ещё в своих мирах?

— Думаю, да. — Марти неуверенно кивнул. — Если она, конечно, за сотню лет этого мира не усовершенствовала технику. По крайней мере, Рэм с Уиллом… — Марти отвёл взгляд и заговорил тише. — Они будто бы в коме. Это ужасно — видеть близких людей, которые были рядом всю жизнь, в таком состоянии… А тут ещё мама и папа… — Марти резко замолчал и, дрожа, обхватил себя руками.

У Хитаги сердце сжималось от его вида: никогда прежде он не был при ней настолько слабым, беззащитным и сломленным. Хитаги отчаянно хотелось как-нибудь его приободрить, но все слова поддержки застревали у неё в горле, так и не находя выхода, потому что она осознавала: что бы она сейчас ни сказала, это безнадёжно потонет в пучинах его отчаяния.

— Пять лет, — внезапно произнёс Марти. Он выглядел так, словно находился в помещении один или забыл о существовании Хитаги, и бормотал себе под нос. — Я хотел увидеть её, я лелеял эту мечту пять долгих мучительных лет. А в итоге? В итоге я увидел её мёртвой.

Марти страдальчески застонал и закрыл лицо руками. Его глаза были сухими — слёз просто не осталось. Всё, что он теперь мог, так это давиться собственным горем, которое сжимало его, словно тиски.

Хитаги больше не могла оставаться в стороне. Поддавшись импульсу, она подошла к кровати, несколько секунд неуверенно глядела на Марти, а затем без лишних слов присела рядом. Почувствовав её присутствие совсем близко, Марти убрал ладони от лица и скосил на Хитаги воспалённые глаза. Его руки упали и повисли, как плети, словно вовсе не являлись его конечностями. Некоторое время оба молчали. Как ни странно, тот факт, что Хитаги находилась рядом, отодвигал болезненную тоску Марти на задний план, заменяя её чувством искренней благодарности — точнее тусклым подобием оного. Ведь в тот момент, когда парень впервые коснулся ледяной кожи сестры, все его эмоции притупились, а большая часть вообще сгинула. Сгорела, как лист бумаги в пламени костра.

Тем временем Хитаги искоса поглядывала на Марти. Стараясь прочитать по его лицу его мысли, она выжидала подходящий момент, чтобы высказать ему одну свою догадку. Наконец, она переборола нерешительность и тихо начала:

— Марти, я понимаю, что сейчас тебе плохо… но можно кое-что уточнить? — получив в ответ слабый кивок, Хитаги прямо спросила: — Человек, которого Амели хотела вернуть своей госпоже — твой брат?

Марти заметно вздрогнул. Затем он нервно облизнул пересохшие губы и выдавил:

— Почему ты так подумала?

— Ну… — Хитаги склонила голову набок. — Для начала, ты говорил, что вы все часто бывали у сестёр Октавиан — в том числе и твой брат — так что они как минимум знакомы. Имя госпожи Амели — Юджина — совпадает с именем той девушки, которую ты любил. Ты упоминал, что она тебя жестоко отвергла. Если она при этом предпочла другого парня, то у тебя была причина его ненавидеть. А по тому, что ты постоянно упоминал сестру, по которой очень скучал и которую так хотел увидеть, но не брата, который, судя по всему, оказался в той же ситуации в это же время, я сделала вывод, что у вас были натянутые отношения. Я не права? — закончила она и повернула голову прямо к Марти.

Марти напрягся. Даже на фоне его странного цвета лица было заметно, что он в процессе объяснения побледнел. Непроизвольно он поджал потрескавшиеся губы и скомкал в пальцах ткань покрывала. Сейчас он напоминал до предела натянутую струну нервов. Внезапно это состояние резко прекратилось. Струна порвалась — Марти с отрывистым выдохом беспомощно уронил голову на грудь и вымученно признался:

— Так и есть… Как бы я ни хотел это отрицать, так и есть. Я действительно влюбился в девушку брата. Юджина всем сердцем любила Уилла, Уиллард искренне любил её — а я просто лишний. Прямо как в каком-нибудь дурацком фильме. — Марти горько усмехнулся. Затем он помрачнел и продолжил: — Это лишь усугубило мою зависть. Всю жизнь мне казалось, что Уилл притягивает именно тех, чью любовь я бы хотел заслужить больше всего. Зато ко мне липнут всякие мухи — что ж, справедливо, — с новой невесёлой усмешкой заявил он. — Но я упустил одну важную вещь. Я смотрел слишком поверхностно. Глупая, детская зависть. И теперь я прекрасно осознаю, что человеком, кто между ним и мной выбрал бы меня и моё благополучие, всегда был именно Уилл. А я… я до сих пор разрываюсь между этой чёртовой неубиваемой завистью и чувством вины. Мне кажется, я скоро сойду с ума, — страдальчески заключил он.

Всё время его монолога Хитаги не сводила с Марти глаз. Она видела, с каким трудом ему даётся это откровение. Каждое слово для него — капля крови, выпущенная из собственноручно нанесённых ран. Его на самом деле раздирали эти чувства, и он только и мог, что метаться между ними, пытаясь найти гармонию. Теперь, когда он отбросил свою маску за ненадобностью, Хитаги ясно видела всё это — в горьких нотках голоса, в непроизвольных болезненных движениях, в пустых глазах.

Хитаги осторожно, нерешительно протянула к нему руку, но тут же опустила её, лишь чтобы в следующий миг не глядя нащупать его грубую мозолистую ладонь на покрывале и накрыть своей. От её прикосновения Марти вздрогнул и непроизвольно напрягся вновь, словно ошпаренный. Хитаги осторожно стиснула его ладонь и с сожалением мысленно отметила, что всё так же ничего не чувствует. Марти молчал. Хитаги также не проронила ни слова. Оба в этот момент осознавали бессмысленность разговоров — они не передадут и сотой доли тех чувств, которыми хотелось и одновременно было страшно поделиться.

Они просидели так несколько минут, прежде чем Марти нарушил тишину.

— … пока можешь, — донеслось до слуха Хитаги окончание фразы.

— Что? — переспросила она, повернув голову к Марти.

Тот некоторое время не решался повторить своих слов, болезненно хмурясь. Наконец, он повернулся к Хитаги и, взглянув ей в глаза, ясно произнёс:

— Цени тех, кто тебя любит, пока можешь. Иначе рискуешь оказаться в той же ситуации, что и я — наедине со своими сожалениями. — В очередной раз Марти горько усмехнулся.