Игра с отчаянием

Минато на секунду поднял глаза на товарища. Ноль реакции. “Ха, было глупо надеяться, что вести о трудной битве вернут в тебя жизнь, даже при всей твоей любви к сражениям…” — горько подумал Минато и вновь с тяжёлым вздохом опустил глаза. За окном тихо падал снег, и отблески тусклого солнечного света слабо, будто бы нехотя пробивались в палату сквозь тяжёлые свинцовые тучи, морозный воздух и стекло. Торжественное, даже мрачное безмолвие царило здесь, в месте, где находились двое бывших пленников академии взаимных убийств: тот, кто выжил и вырвался, и тот, кто погиб, пытаясь найти хоть какой-то выход из Ада. И всё-таки, несмотря на тяжёлую атмосферу, на сердце Минато с каждой секундой становилось легче. Присутствие Акихико рядом будто заряжало его верой в свои силы и наполняло жаждой жить. Акихико словно делился всей своей волей сражаться с трудностями, зная, что сам пока не может её реализовать.

Думая обо всём, что случилось за это время, Минато прикрыл глаза. “Да, это ужасная ответственность, — признавал он. — Если мы не сумеем победить в этом бою, некому будет предотвратить Падение, и мир будет уничтожен. Всё: мы сами, наши близкие, наши знакомые, прохожие, просто незнакомцы с другого конца земного шара — всё исчезнет, если мы не выложимся на полную. Но мы готовы к этому. Даже если ты не сможешь сразиться с нами бок о бок, Санада-семпай, ничего страшного. Мы постараемся, и спустя некоторое время, наверное, уже после тридцать первого января, ты очнёшься и узнаешь все подробности нашей победы. Да, победы. Мы обязательно победим, чего бы это ни стоило”.

Минато открыл глаза и улыбнулся одним краешком губ. Эта едва заметная улыбка лучилась верой в светлое будущее.

“Да, я уже пережил немало всего, что здесь, что там, — подумал Минато. — Я выдержал все предыдущие испытания — выдержу и это. Надеюсь, в ваших жизнях всё сложились хорошо, Марибель, Ёшики… Хиганбана…”

***

— В полусне, я исчезла в пустынном поле осенью, в день нашего расследования.

Голос достигает моего сердца, погружая меня в сумерки…

Тихо пропев это, Марибель открыла глаза и откинулась на стуле. Затем она с болью взглянула на ту, ради кого пришла — на Ренко, обвитую паутинкой тонких проводков аппаратов жизнеобеспечения, лежащую на постели в бессознательном состоянии с разметавшимися по подушке волосами, давно отросшими сильнее своей обычной длины. Каждый раз, когда Марибель видела подругу такой, у неё обливалось кровью сердце.

Девушки находились в больничной палате, стерильно-холодной и неприветливой. У Марибель уже от самой атмосферы этого места всегда по коже пробегала волна мурашек. Не делал белый свет ламп теплее и стучащий по оконному стеклу ливень, приносящий с улицы аромат гортензий — небольшой букетик этих цветов также стоял в вазе на прикроватной тумбочке, заботливо принесённый Марибель.

Марибель тяжело, измученно вздохнула.

— Всё-таки мы с тобой те ещё неудачницы, Ренко, — с чувством произнесла она. Её голос буквально пропитывали боль и горечь, когда она едва слышно добавила: — В особенности я…

Марибель низко опустила голову и ссутулилась. Ренко ничего не ответила. Марибель прекрасно знала, что она не ответит, но всё равно упорно продолжала надеяться в глубине своей души. Однако каждый раз её надежды не оправдывались, и с каждым днём разочарование было всё более и более мучительным.

Марибель приходила в больницу к Ренко при первой же возможности уже на протяжении полутора лет. Дождь, жара, снег, тайфун, усталость после учёбы — ничто не могло заставить её не делать этого. Практически каждый день Марибель упрямо садилась на поезд и ехала на другой конец города, лишь чтобы увидеть Ренко. Она продолжала лелеять надежду, что в один прекрасный миг заметит, как дрожат веки подруги, как трепещут её ресницы — а затем миру являются лучистые карие глаза, всегда с таким интересом изучавшие его. Однако до сих пор не было и намёка на пробуждение, и Марибель продолжала терпеливо ждать. Ждать того счастливого момента, когда Хиганбана найдёт способ вернуть душу её дорогой подруги к жизни и выпустит её из плена этой проклятой академии.

С каждым днём это становилось всё сложнее.

Ожидание было лихорадочным, и его неопределённость сводила с ума. Марибель и сама чувствовала, что слишком зациклилась на нём и что постепенно оно подтачивает сваи её рассудка, но боялась останавливаться. А вдруг в тот момент, когда она откажется от своих надежд, она откажется и от Ренко? Как тогда она будет смотреть в глаза той, кто буквально наполнил её мрачную унылую жизнь смыслом?

Эти полтора года были для Марибель мучительнейшей из пыток.

Марибель тяжело вздохнула и, печально улыбнувшись, протянула руку к ладони Ренко, чтобы в следующий миг накрыть её своей и заботливо провести большим пальцем по костяшкам.

— Прости, Ренко. Я приношу всем несчастья… — вдруг с горькой усмешкой проговорила Марибель. Она быстро взглянула на Ренко — реакции не было — и с новым вздохом призналась: — Что ты, что он — все, кто пытался со мной сблизиться, сейчас находятся в этой больнице.

Марибель сжала губы, чувствуя, как к горлу подступают слёзы, и выпустила ладонь подруги из своей дрожащей руки. Затем она выпрямилась и, опустив глаза, тихо продолжила своё признание.

— А знаешь, что самое ужасное я сделала по отношению к нему? За эти несколько недель я ни разу, ни разу не навестила его. Максимум — справлялась о состоянии у медсестры, если видела выходящую из палаты… Забавно, правда? Человек, сам того не понимая буквально защищающий меня своим присутствием, из-за меня оказался в такой ужасной ситуации… Его буквально собрали по кусочкам — а я даже не соизволила зайти проведать. — Марибель горько усмехнулась. — Я просто трусиха. Жалкая трусиха, которая боится видеть последствия своих безрассудных действий…

Марибель отрывисто выдохнула и запрокинула голову назад. Она чувствовала, что в глазах собираются слёзы, но очень не хотела расплакаться прямо сейчас.

В свете лампы хорошо было видно её лицо. Под потускневшими фиолетовыми глазами залегли глубокие тёмные круги, которые уже давным-давно перестала скрывать всякая, даже самая качественная косметика, и они отчётливо выделялись на бледной, нездорово сероватой коже. Губы истончились и потрескались оттого, что их постоянно закусывали и облизывали в волнении. Длинные золотистые волосы совсем потускнели и уже не спадали по спине красивыми волнами, блестя здоровым блеском, а скорее безжизненно свисали какой-то жидковатой массой. Да и вся фигура Марибель неприятно поражала контрастом с ней прежней: девушка вся похудела, сникла и ссутулилась. Всё это случилось с ней в результате стрессов прошедших полутора лет. И сейчас в палате находились две основные причины этих стрессов.

Для глаза обычного человека это была совершенно нормальная больничная палата, пусть в ней и было чересчур стерильно и тоскливо. Однако Марибель видела то, что другим людям неподвластно. Она видела мириады алых глаз, глядящих на неё практически со всех поверхностей помещения.

Да, Тау не солгала: то, что охотилось на Марибель, появилось не в мире академии. И оно в течение полутора лет, с самого мига возвращения в родной мир и до настоящего момента, истязало рассудок девушки, стараясь затянуть в бездну красных глаз. И Марибель боролась. Она знала, что если поддастся на уговоры жуткой женщины из своих снов, то больше никогда не увидит Ренко. Ради того, чтобы избежать встреч со странной дамой в фиолетовом, она даже свела к минимуму время сна — а ведь раньше Марибель так любила мир грёз, в котором она видела чудесных и в то же время довольно опасных существ! Который она посещала вместе с Ренко, не боясь ничего, когда подруга держала за руку.

А теперь Ренко нет рядом. И в какой-то момент порождения чужого мира стали пробираться в реальный. Марибель уже не могла спрятаться от них — алые глаза неотрывно следили за ней с изогнутых стволов клёнов в тёмном вечернем парке, через который проходила дорога в больницу, со скамеек и с фонарных столбов, из каждой тени — отовсюду. Скрыться больше негде.

А как-то в начале лета случайно встреченный в больнице одногруппник предложил вместе дойти до станции. Сначала Марибель отнеслась к этому без особого энтузиазма, но одна вещь заставила её круто пересмотреть мнение. Присутствие другого человека рядом заставило алые глаза отступить вглубь теней. Едва осознав это, Марибель мысленно поблагодарила всех существующих богов. А когда тот самый одногруппник провожал её и на следующий день, а затем снова и снова, ей хотелось рассыпаться в благодарностях уже этому человеку и разрыдаться ему в пиджак, настолько легче ей было от ощущения, что все эти алые глаза уходят дальше от неё, но останавливала стеснительность перед малознакомым парнем, общение с которым редко заходило дальше приветствий, а самая запомнившаяся информация о котором — прочитанный им на одной конференции интересный доклад.