Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
Из приемника, настроенного на «Радио Бро», неслось что-то тягучее и тоскливое. Легуэн взял в автомате стакан капучино. Разложил на столе папки, вытащенные из пыльной картонной коробки. Четыре мертвеца смотрели на него с фотографий.
Брендан Фонберг, пятьдесят один год, археолог-американец из Парижского университета. Приехал откапывать кельтские кости — вернее, готовить почву для команды студентов, которая должна была их откапывать. Утром первого ноября его нашли повешенным на дереве недалеко от места раскопок.
Примечание в досье,
Янн Галлек, двадцать шесть лет, аспирант из Страсбурга, дальний родственник Марго Галлек, проживающей в Пенн-ан-Марв, улица Генерала де Голля, семь. Приехал повидаться с родственницей. Повешен на дереве в ночь на второе февраля. «Имболк», — подписано зеленым.
Жорж Брюно, сорок один год, директор столичного предприятия, приезжал поговорить с мэрией Пенн-ан-Марв о покупке пять лет назад закрытой лесопилки. Первого мая — в Бельтайн, ночь на Сен-Жан — найден качающимся на ветке дуба.
Лора Бишоп, двадцать пять лет, из Корка, студентка по обмену, путешествовала дикарем по Бретани, собирала легенды. Путешествие закончилось первого августа в здешнем лесу. На сосне.
— Получается — ничего общего, кроме веревки на шее, — поделился он на следующий день с Пеленном. Они играли в бильярд в прокуренном баре напротив участка. Пеленн усмехнулся:
— Вот ведь penn kaled, как зубами в это дело вцепился. Думаешь, приехал со стороны — сразу так все и раскрыл? Хорошо бы... Ты считаешь, мы два года назад все не обсосали? Не передумали? Тут весь участок на ноги подняли, из Кемпера людей присылали, едва из Интерпола не заявились.
Инспектор положил кий, сел на краешек стола, закурил.
— Комиссара нашего — прежнего — из-за этого дела уволили. После четвертого убийства. И меня могли бы уволить, стажер. Потому что я заслужил.
Он затянулся, не глядя на Легуэна.
— В августе, когда мы его цикл поняли, неделю кряду караулили лес. Все вроде бы проверили, за каждой тропинкой следили. Забыли, как ночью спать. А он повесил эту девчонку... прямо у меня под носом.
Он развернулся:
— А потом такие вот парижане приезжают и думают, что все расследуют в одиночку.
По радио судам объявили штормовое предупреждение.
— Знаешь, как переводится Пенн-ан-Марв, сынок? — сказал Легуэну хозяин кафе, наливая сидр. — Голова мертвеца. Мертвецов нам здесь хватило, а?
Зал нестройно загоготал. Сидевшая у стойки парочка — студенты, явно нездешние, с толстыми рюкзаками — потребовали рассказать. Хозяин упрашивать себя не заставил, кафе присоединилось. Легуэн слушал тоже — вполуха, поедая сосиску.
— Мамочки, — сказала девчушка.
— Я Корриган! — Парень набросил ей на шею ремень от рюкзака и стал понарошку душить.
— Ай! Отпусти! — Девчушка вцепилась в его руки.
— Осторожнее, — обиделся «душитель», — ты меня поцарапала!
— И много здесь таких бывает? — спросил Легуэн у хозяина, заплатив по счету.
— Только такие и бывают, — улыбнулся тот. — Так-то к нам кто будет ездить? А эти — подождите, ближе к лету их налетит. У кого диплом по кельтской культуре, кто диалекты изучает, кто просто из любопытства.
Стажер думал о Лоре Бишоп. Вот до чего может довести любопытство.
За
обедом — они бегали есть в пыльный бар напротив участка — Легуэн спросил инспектора:— А почему туристы?
Тот затушил сигарету.
— Потому, собственно, и заподозрили старого Бризу. Он приезжих ненавидел. В молодости, кстати, состоял в сепаратистах, правда, ничего серьезного на него не нашли. По крайней мере, это хоть с чем-то вязалось. У нас туристов не убивают. У нас их и так мало.
В конце концов выдался ясный день. Во дворе колледжа Святой Анны играли отпущенные на волю дети. Яркие курточки, светлые головы. «Раз, два, три — солнце!» — кричал ведущий, и застигнутые солнцем «ночные создания» замирали в вычурных позах.
— Неужто вы от нечего делать интересуетесь нашей историей? — спросил Жан Матье, сорокалетний преподаватель.
— Можно сказать и так, — пожал плечами Легуэн.
— Много здешних погибло в Сопротивлении. Но не у нас. Люди отсюда, те, кто не хотел терпеть, уходили в группы ближе к Кэмперу, кто-то даже в Ванн подался... Кюре вот только — знаете нашего кюре? Весь город был в курсе: если отец Гийом уезжает соборовать покойника — значит, или боша застреленного рядом найдут, или поезд под откос полетит. Ходят слухи, он и парашютистов встречал. Но в этой части леса никто не приземлялся.
— Мне мадемуазель Магали говорила, что четыре немца в лесу пропали. Разве они не макизарам попались?
— Старая Магали? Вы ее слушайте больше. Она уж сама не помнит, про какую войну рассказывает. Я довольно долго изучал городскую историю. Просмотрел все документы в мэрии. Нигде ничего о пропавших немцах не написано.
— Раз, два, голова, — считались дети. — Три, четыре, отрубили.
— Хотя, конечно, во время отступления... Все торопились, было им не до записей. Но я бы все равно не слишком доверял россказням Магали.
— Вы сами не отсюда?
— Я родился в Париже, — сказал историк. — Увлекся кельтскими языками, поступил в Ренн, на регионоведение. А потом… — Он махнул рукой, будто дальше все было понятно.
— Я тоже из Парижа, — сообщил стажер. — А те легенды, которые здесь существуют, — насчет леса?
— Господин инспектор, — серьезно сказал Матье. — Это же Бретань. Здесь некоторые даже по-французски не говорят. В это трудно поверить, я понимаю, но местных людей можно сравнить с затерянными в Африке племенами. И рудименты языческих верований здесь очень хорошо сохранились. Они верят чему угодно. А этот лес когда-то назывался Бросельянд. Так что вам тут всего порассказывают — если вы задержитесь, конечно. Но, ради Христа, инспектор, — вы же университет кончали!
Старомодный звонок задребезжал на всю деревню, заставив Легуэна вздрогнуть и прикрыть уши.
Кюре был высохшим и хрупким, с прочной верой в глазах. Легуэн не знал человека, которому больше подошло бы выражение «божий одуванчик». У кюре слетела цепь на велосипеде. Старый был велосипед; тот же самый, наверное, на котором во время войны священник ездил «соборовать покойников».
— Вот вы, молодой человек, — строго сказал он, когда Легуэн справился с цепью. — Вы здесь уже третью неделю, а на мессе я вас так ни разу и не видел.