Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
Местные приходили сюда за вечной своей забавой — скакать по камням у самого берега, кто прыгнет ближе и не обожжется. Странное было занятие, психологи так и не вычислили — то ли дуэль, то ли брачные игры, то ли просто детское развлечение.
Динг подлетел к ней неожиданно, зазвенел, забил над ухом тарелками.
Кругом не было никого. Гигантский лотос беспокоился, шел волнами, потом, перестав звенеть, опустился на камни и заскользил — будто брошенная накидка. Шивон пришлось пойти следом.
В конце концов она увидела — в маленькой расщелине неподвижно лежал хейе,
— Что случилось? — спросила Шивон. За спиной возбужденным будильником что-то рассказывал динг.
Другой хейе поддерживал раненого, не давая ему соскользнуть в ядовитую озерную жидкость. Множество его глаз обратилось на нее с надеждой.
Значит, все же брачные игры.
У Шивон с собой был черновой вариант традуктора. Сама она не различила бы паники в голосе хейе, но традуктор сбивался и захлебывался. Они прыгали; друг его поскользнулся на камне, и острым краем ему пропороло броню. Хорошо, что рядом оказались динги — один и нашел Шивон.
Она вызвала с базы помощь; пока ждали, динги мелодично переговаривались между собой. Изредка кто-то из них обращался к раненому — короткими, простыми фразами, которые они выговаривали с трудом. Одна из подоспевших сестер-гагаринок оказалась хейе. Она вполне сносно говорила по-земному. Пока пострадавшего упаковывали в стерильную капсулу и укладывали в катер, сестра объяснила Шивон, что после такого ранения трудно оправиться. С поврежденной броней хейе не жилец, но повезло, что на помощь позвали вовремя, — может, удастся еще срастить.
Шивон кое-что не давало покоя.
— Разве динги не повредили ему? — спросила она у сестры. В зажегшихся фиолетовых глазах не было понимания. — Вы не заболеваете, когда слышите их речь? — Шивон старалась говорить четко. Простыми предложениями.
Сестре явно не хотелось отвечать. Шивон напряглась, как охотник перед броском, и сама себе удивилась — на кого она собирается бросаться? Какое ее дело?
Все знают, что сестры ордена Гагарина не лгут. Запрещено уставом. Промолчать гагаринка могла, но не стала.
— Вы, наверное, неправильно нас поняли. Или... или вы знаете лишь официальную версию. Никакого физического вреда их сигналы не приносят. Но некоторые чувствуют... угрозу, это правда.
— Какую угрозу?
— Мы не знаем языка дингов, — сказала сестра. — Они постоянно меняют свои сигналы, так что только сами могут разобрать. Когда мы воевали, они передавали так секретные сообщения. Мы слышим и не понимаем, и это страшно.
— Ты начинаешь принимать это близко к сердцу, — сказал ей Лоран. — Это не личное, ma puce, это наука.
— Ты понимаешь, — Шивон едва не кричала, — они врут нам в глаза! Нет никакой биологической обусловленности! И близко нет!
— Шивон, — сказал Лоран, — успокойся.
— Они не имеют права. Я понимаю, почему Галасоюз смотрит на это сквозь пальцы. Но они, черт возьми, не имеют права!
— Шивон, мы не на Земле.
— Это же геноцид, — сказала Шивон. — Галасоюз не может их принять на таких условиях.
Забрел
Серегин, взглянул на Шивон, покачал головой и вызвал бар. Выставилась бутылка водки.— Их язык все равно обречен, — сказал русский. — Запрещай — не запрещай. Он сложный, изучать его из наших никто не будет. И потом, если они желают говорить, пусть себе живут отдельно. Так нет, хотят в Союз. Хотят туда, где хорошо.
— Они ведь не просили их завоевывать, — тихо сказала Шивон. — Они хейе на свою землю не приглашали.
— Ты на водочку-то не налегай, девушка, — остерег Серегин. — Гляди, поплохеет...
— Не дождешься, — буркнула Шивон и подвинула к себе бутылку.
— А Союз плевать хотел на все их языки, вместе взятые. Это раз. Два — эта гагаринка все равно не повторит на публике того, что тебе сказала.
— Ради чего тут биться? — устало спросил Лоран. — Михаил прав. Твоих дингов на планете едва сотня наберется.
— Так почему бы их просто не перестрелять? Легче было бы. Экономнее.
Лоран уронил голову на руки:
— Господи Иисусе.
— Вот Его, — жестко сказала Шивон, — ты сюда не впутывай.
«Из Ирландии мы родом, много ненависти, мало места...»
В голове вертелась строчка из песни Шинейд О’Коннор, что все время крутили в пабе недалеко от дома.
С песней пришло воспоминание о том, как бежишь домой, по узкому переулку, и запах жареной картошки, рыбы и пива из открытой двери подсобки, и тяжелый запах дождя, идущий от темного, чуть горбящегося асфальта, и светлый, синий запах вечера, и тягучий голос Шинейд. От беспощадной резкости воспоминания она сложилась вдвое, будто от удара в живот.
Лоран нашел ее, встал рядом.
— Siobhan Ni Leod is ainm dom. Do rugadh me i mBeal Feirste, — сказала она куда-то мимо него.
— Будь здорова, — пожелал Лоран.
— Это две самые первые фразы, которые я выучила по-ирландски. «Меня зовут Шивон Ни Леоч, я родилась в Белфасте». Мы с сестрой ходили на ирландский. Дома на нем секретничали, чтобы родители не поняли. — Она фыркнула. — Отец еще хоть что-то знал, а мать — ни слова. Нас каждое лето отправляли на курсы, тогда это было модно. А потом... Потом Нулу убили, а я уехала. Я и это могу по-ирландски сказать.
— Ты все равно ничего не сумеешь сделать, — развел руками Лоран. — Да и не в нашем праве этим заниматься.
— Не в нашем праве? Лоран, мы лингвисты.
— Вот именно.
— А помнишь тот сигнал, у кларийцев, — я тебе говорила, как на вокзале?
Лоран кивнул:
— Attention a la fermeture des portes... [8]
— У дингов есть похожий. И означает почти то же самое.
8
Осторожно, двери закрываются (фр.).