Игры Стражей, или Паноптикум мотыльков

София запомнила это чудное место со времени последнего посещения и была рада, что выбрала для отдыха именно июнь, начало буйного цветения. Нагулявшись по замысловато расчерченным тропкам лабиринта, усладив взор красотой растений, слух – завораживающим жужжанием шмелей, а обоняние – приторным ароматом, плывущим в воздухе, она с легким головокружением покинула прекрасную ловушку.

Сейчас ее путь лежал к высоченной, подпирающей небеса канадской ели, пирамидальной красавице, высящейся на небольшом пригорке, напротив главного входа в отель.

Дерево уже издалека впечатляло своими размерами, а, приблизившись, София восхищенно присвистнула. Вот это гигант!

Крона в нижней части занимала не менее шести метров в диаметре, а кудрявая верхушка терялась в лазурной вышине.

Пушистые лапчатые ветви почти касались земли, создавая вокруг мощного ствола естественный укромный закуток, шалашик. Подчиняясь любопытству, София развела колючие ветки, заглянула внутрь и замерла от изумления. Там действительно существовал потаенный уголок, обустроенный маленькими гостями отеля. Самодельный столик, сколоченный из досок, пара спиленных ветвей, используемые как сидения. Скорее всего, это был тайный штаб местных «разбойников» или «контрабандистов». София почувствовала ребячий задор, искрящейся волной пробежавший по жилам. Подобные тайники они строили в летних лагерях. И наслаждались островком свободы вдали от настырных воспитателей. Нахлынувшие воспоминания заставили ее улыбнуться. Последнее лето детства. Лагерь «Костер». Пашка Петров и его смешные записки, которые она находила в секретном штабе. Приглашения на свидания за забором лагеря, с единственным желанием – поцеловаться с самой красивой девочкой отряда и растрезвонить всем о победе. Где ты сейчас, дружок Пашка? Раздобрел на семейных хлебах? Сказочно обогатился или почил в неизвестности?

Дети везде одинаковы. Божьи создания, независимо от времени и места.

София начала осторожно осматривать укромное убежище. Осколки керамической посуды, покрытые пылью бутылки с древними откидывающимися пробками, ржавые консервные банки от монпансье или душистых пастилок, надо же… почерневшие от времени окурки запрещенных сигарет.

«Милое дело – тайком от родителей посмолить косячок! Ничего не меняется».

Обойдя вокруг ствола, она испуганно вскрикнула. Торчащая сухая ветвь чуть не поранила ей глаз. На сквозняке трепетал нанизанный на сучок лист бумаги.

Осторожно сняв его и пробежав глазами, София догадалась, что перед ней настоящее любовное послание на французском, оставленное неизвестной и влюбленной по уши девочкой.

«Mon cher Gay, quand tu viendras a notre place, je serai tres loin.

J’ai pas eu le temps de te dire au revoir car mon pere a insister de vite partir en Italie, sur les eaux.Mon coeur et mon dernier beiser restront ici pour toujours»

«Мой милый Гай, когда ты придешь на наше место, я буду уже очень далеко.

Я не успела попрощаться с тобой, папа настоял на срочном отъезде в Италию на воды. Но мое сердце и последний поцелуй навсегда останутся здесь…»

Вместо подписи красовался отпечаток губ, оставленный украденной у мамы перламутровой помадой. И следом – неумелый рисунок: девочка и мальчик держат друг друга за руки в обрамлении сердечка, выведенного дрожащей страдающей рукой маленькой дурехи.

София опустилась на сотворенную детскими руками скамью. В этом месте до сих пор чувствовалось страдание, невосполнимая тоска по первой утраченной любви, почти взрослая скорбь ненароком разбитого сердца. Первозданная искренняя боль, какая бывает лишь один раз, в раннем детстве. Зияющая рана, что странным образом не зарастает. Координата «зеро», с которой начинается отсчет следующих рубцов.

Время потеряло счет. София застыла на неудобной самодельной скамье, вымороженная насквозь отчаянием неизвестных, повзрослевших здесь детей.

Она оплакивала свою бестолковую жизнь. Двойное предательство мужа, нелепую смерть мальчика, ставшую для нее рубежом, через который она не смела переступить. Под страхом смерти приказала тогда своему сердцу остыть. Она замерла во времени, замерзла, разрешила себе существование на автопилоте.

Насытившись страданием, София осторожно сняла детское любовное послание с ветки, подержала в руках, мучаясь сомнениями: взять с собой на память или оставить? Существует ли упомянутый Гай, которому предназначено признание в любви? Хотя – почему нет? Возможно, мальчик еще здесь, и он вернется, чтобы прочесть последнее «прости».

Аккуратно водрузив драгоценное письмо на место, София тихо, стараясь не шуметь, покинула храм детской любви.

На рецепции ей посчастливилось столкнуться с новым гостем.

«Это входит в привычку, не правда ли?»

Обаятельный толстячок, мужчина среднего возраста в мятом льняном костюме, застыл у стойки в ожидании живой души. Портье, консьерж, служащая рецепции, – все внезапно провалились сквозь землю.

«Та-а-ак, баллы за расторопность и ответственность персонала неожиданно покатились вниз», – невольно констатировала про себя София, задержав взгляд на новоприбывшем.

– Привет! Меня зовут Гаспар! – немедленно отреагировал толстяк на английском. Достал из кармана жеваного пиджака огромный клетчатый платок и промокнул испарину на лбу. – Уф, жарковато сегодня!

Женщина растерялась. Невольно притормозила.

– Привет… А я – София. Только что приехал?

– Ну да. Стою здесь уже несколько минут. Никого. И это хваленые пять звезд?

София автоматически восприняла обвинение в несоответствии звездности на свой счет. Мало того, она неожиданно начала придумывать объективные причины отсутствия персонала:

– Возможно, у них летучка по улучшению обслуживания… («Нелепее объяснения не придумаешь!») Или, хм, недоразумение. Разбежались кто куда, по делам.

Гаспар улыбнулся, вскинул бровки-домики, обреченно закатив глаза: ну да, мол, с кем не бывает.

И словно в подтверждение слов Софии за стойкой как из-под земли возник светловолосый консьерж, а следом за ним из комнаты за рецепцией выскользнула разрумянившаяся Кларенс, дрожащими руками проверяющая наличие застегнутых пуговиц на блузке.

– К вашим услугам, месье.

«Неплохо… – подумала София. – Это игра на грани фола. Еще немного, и вы вылетели бы из обслуги с треском. Лямурные связи в столь значимых отелях под строжайшим запретом. Ясное дело, Франция потворствует либерализму во взаимоотношениях полов, но существуют незыблемые правила профессионального этикета. Поэтому ставлю жирный минус за нравственный уровень персонала…»

Гаспар, протянув оправившейся от смущения Кларенс идентификационную карточку, крикнул вслед направившейся к лестнице Софии:

– Мадемуазель, был искренне рад знакомству! Еще встретимся.

«И я… – мысленно ответила женщина, поднимаясь вверх по лестнице, —

„Мадемуазель…“ Пустячок, а приятно».

День пролетел незаметно. Судьба смилостивилась над ней. Всех присутствующих в отеле детей прилежные нянечки увели спать, она наслаждалась покоем у бассейна в одиночестве. И не заметила, как ее разморило.

Июньское солнце коварно: разбавленное свежим ветром с озера, оно делает свое дело.