Игры Стражей, или Паноптикум мотыльков

Вот этот… хм… господин, – София кивнула в сторону «Малыша Бо», сложившего пухлые ручки на пузе и внимательно слушавшего ее, – назвал главной предпосылкой к рождению Чревоугодия покойную мать. И он прав. Женщина, живущая в послевоенное время в бедном пригороде Парижа, вечно голодная, в обносках с чужого плеча, мечтавшая сытно поесть и не думать о завтрашнем дне, передала любимому позднему ребенку собственное миропонимание. «Счастье – в сытости». Если мы виним Франсуазу, то не забудем тогда уж помянуть недобрым словом нацистов, развязавших последнюю войну. Мать стала маленькому Гаспару всем, она заменила ему мир, а возможно, и самого Господа Бога. Он не виноват, что видел единственную радость в жизни в полной тарелке. Несчастного необходимо лечить от булимии. Пусть моя первая речь в защиту прозвучит наивно, но она идет от чистого сердца. Поверьте, Гаспар Рибо неплохой человек. Добродушный, отзывчивый. Я прошу Стражей, и господина судью смилостивиться над несчастным, позволить ему раскаяться.

Тишина, прерываемая тяжелым сопением Гаспара, стала ей ответом.

Потом все услышали голос старика:

– Софи, да ты святая простота! Но, должен признаться, вариант ущербной мамочки имеет право на существование. Откуда ты узнала, что Франсуаза Рибо действительно полжизни голодала и донашивала одежду за ненавистной старшей сестрой? Сорока на хвосте принесла? Обвинить Гитлера в рождении чьего-то Чревоугодия – дорогого стоит. Неординарный подход. Гаспар Этьен, так и быть, вы проходите на следующий уровень.

Мрачный словно грозовая туча француз пробурчал под нос слова благодарности и попятился назад.

«Малыш Бо», потрепав его по голове, поцеловал в макушку, словно покойная мадам Рибо.

– Буду держать за тебя палец, сынок, – и сунул, причмокивая, пухлый большой пальчик в рот, словно воображаемую соску.

«Иди к черту», – испуганно отрезал Гаспар.

Старик на троне протянул руку к заскучавшему в сторонке нищему:

– Гула! Твой выход.

Длинный Страж встрепенулся и, крепко схватив за локоть взвизгнувшую Сибиллу, не медля ни минуты, потащил ее в центр зала.

– Дай пять! – напутствовал приятеля «Малыш».

Хлопнув ладонями, Страж перемигнулись. Нищий, мгновенно приняв серьезное выражение лица, обернулся к собравшимся:

– Я обвиняю Сибиллу Коппельмауэр в златострастии, в алчности и стяжательстве.

Если бы не стоны и всхлипывания Катрин, стоящей в углу ресторана под пристальным надзором платиновой красотки, то происходящее в зале можно было спутать с буффонадой, балаганом из подворотни, спектаклем, разыгранном доморощенными шутами.

Кривясь от боли и унижения, заштопанная гордячка прикрыла обеими руками рот, но так и не прикоснулась к грязному пиджаку.

Он валялся у ее ног рядом со снятыми Гаем ботинками.

«Находится в шоковом состоянии и не осознает, что перед глазами разворачивается настоящая трагедия».

София тяжело вздохнула, размышляя над аргументами для ее защиты. В голову пока не пришло ни одного.

Она вновь перенесла свое внимание в центр зала, на главных действующих лиц.

Страх, смешанный с неверием в происходящее, прикрываемый истеричным хихиканьем и надменно задираемыми бровками, отвоевывал позиции. От бравады смелой задиристой девочки почти ничего не осталось, стоило Сибилле взглянуть на поверженного приятеля Рибо. Толстяк мешком повис на предложенном «Малышом Бо» стуле и боялся поднять глаза. И вот уже она, «почетный член всех брендовых клубов мира», оставшийся без моральной поддержки, нерешительно переминается с ноги на ногу, не стесняясь безразмерных отельных тапочек и махрового халата.

Страж Алчности в облике нищего отступил от нее на шаг, показательно разглядывая.

– Уважаемые судьи, перед вами интересный образчик. Привлекательная физическая оболочка маскирует вопиющую пустотелость, абсолютную бездуховность. В кудрявой головке гуляет легкомысленный ветерок. Моя подопечная беззаботно парит по жизни подобно райской птичке, не задумываясь о завтрашнем дне и о людях, которые ее окружают.

За прекрасным фасадом не видно сердца, содержимое изъедено алчными червями. Душа красотки, прогнившая насквозь, стала придатком сложенного из стопки кредитных карточек идола. Стоило лишиться их сегодня, как девушка потеряла опору под ногами.

Сибилла вспыхнула от злости и, повернувшись к обвинителю, вцепилась ему в грудки.

– Так вот кто ограбил меня, перетряхнул все вещи, оставил ни с чем!! Держите вора!

От неожиданности «Малыш Бо» повалился на пол, истерично дергая ножками и содрогаясь от хохота.

«Полагаю, ему сейчас потребуется очередной подгузник», – подумала София.

Гай не замедлил ответить:

«Вижу, настроение у тебя улучшилось. Пытаешься шутить?»

«А что мне остается делать, наблюдая этот непристойный балаган?»

«Люди – странные существа, даже перед лицом опасности не могут избежать глупых поступков».

«Скорее всего, они не в состоянии поверить в происходящее. Воспринимают это как розыгрыш».

«Ты права. Им же хуже».

Она заметила, как Гай привстал с места, сунул руку в карман брюк и извлек на свет несколько цветных пластиковых карточек. Развернул их веером, словно заправская гадалка.

– Девочка, что ты готова отдать за несколько безделиц?

Взбешенная Сибилла, оставив в покое недоумевающего нищего Стража, повернулась к нему.

Старик приблизил одну из карточек к глазам, близоруко прищурился:

– «Империя „Армани“, золотой дисконт. Владелец Коппельмауэр Сибилла».

Ради этой карты ты перерыла перед отъездом весь дом?

На бедняжке лица не осталось. Лишь огромные, сияющие от вожделения глаза, готовые выскочить из орбит.

– Откуда?.. – еле выдохнула она.

– Неважно! Хочешь ее вернуть?

– Конечно! Спрашиваете!

Гай протянул ей дисконтную карточку, но, стоило Сибилле приблизиться, отдернул руку, дразня:

– А душу свою продашь?

Девушка, натолкнувшись на невидимую стену, замерла с открытым ртом.

София в полнейшем недоумении наблюдала за ее реакцией.

Невероятно: корыстолюбица раздумывала, просчитывала все «за» и «против».

«Гай, прекрати цирк. Ты заигрался».

«Нет, ты только посмотри, она не отказывается, еще немного, и скрепит договор кровью!»