Император гнева

Он понимает, что его лучший друг с родины фактически взял на себя роль суррогатного отца в его отсутствие. И я думаю, что это делает его счастливым.

Но на этом наш разговор о Соте и моей жизни с якудза заканчивается. Папа предпочитает вообще не говорить об этом мире, учитывая, чего это ему стоило. Фуми такая же.

Так что, в некотором смысле, у меня сейчас две жизни: одна — якудза, о которой я рассказываю Мэлу, Так, Хане и Соте. И другая, которую разделяю с Хидео и Фуми.

Иногда мне нравится вести двойную жизнь. Но это также утомляет.

— Как там Габриэль?

— О, ты знаешь… — Фуми вздыхает. — Куча свободного времени, чтобы проводить его со мной. Ни забот, ни хлопот. Небольшая нагрузка.

Я ухмыляюсь.

— Так тяжело, да?

— О боже, это бесконечно. А я-то думала, что управляющие партнёры работают сверхурочно.

Кто-то может подумать, что для такого человека, как я, иметь в качестве зятя чёртова губернатора Нью-Йорка — это быть «в плюсе». И я бы солгал, если сказал, что эта мысль не приходила мне в голову.

Но ничего забавного никогда не произойдёт, и я не собираюсь настаивать на этом. Имею в виду, было бы неплохо иметь «особые отношения» с губернатором США. Но я также знаком с Габриэлем, и этому не бывать.

В этом человеке определённо есть тьма. Не такая, которая причинила бы вред моей сестре. Такая, которая убила бы ради неё. Также очевидно, что эта тьма не распространяется на коррупцию.

— Да, кстати, — бормочет Фуми с набитым ртом. — Не знаю, упоминала ли она об этом, но на днях мы с Ханой выпили по стаканчику.

— Она этого не говорила, но это фантастика, — ухмыляюсь я.

— Она классная, мне очень нравится, — пожимает плечами Фуми. — Отличный стиль. Что у тебя новенького? Спрашивает сестра за очередной порцией говяжьего супа с лапшой.

— О… — Я выдыхаю. — Ничего особенного.

Просто женюсь на лживой маленькой сучке, которая наносит удары в спину, чтобы остановить войну с Братвой.

— Правда, — невозмутимо произносит Фуми с кривой усмешкой.

Блядь. Я должен помнить, что эта женщина — один из лучших юристов в городе. Она чует дерьмо за милю.

— Расскажу тебе позже.

— Так будет лучше.

Мы болтаем ещё минут двадцать или около того, прежде чем Фуми объявляет, что ей нужно бежать, чтобы провести полчаса с мужем, прежде чем его заберут на очередное губернаторское мероприятие.

Я провожаю её до ожидающей машины, обнимаю, а затем возвращаюсь наверх к отцу. Когда мы остаёмся одни, он холодно смотрит на меня взглядом человека, который всю жизнь читал между строк.

— Ты хочешь поговорить о том, что на самом деле хотел обсудить, прежде чем понял, что Фуми здесь?

Я усмехаюсь.

— Ты можешь забрать этого человека из Якудзы…

Хидэо криво улыбается.

— Мои дни, когда я пил сакэ, прошли. Но если ты хочешь налить два бокала того скотча у окна, то присоединюсь к тебе.

Я наливаю нам по два бокала восемнадцатилетнего «Ямадзаки» и возвращаюсь к отцу, сажусь напротив него и чокаюсь с ним.

— Канпай, — бормочет он, делая глоток. — Что у тебя на уме, Кензо?

Я убираю свою угрозу.

— Хотел спросить тебя о браке.

Он усмехается, а затем замирает.

— Ты серьезно?

Я киваю.

— Ты с кем-то познакомился?

Я выдыхаю.

— В некотором смысле.

Есть определенные вещи, которые приходят на ум, когда думаю об Аннике. Такие вещи, как месть и возмездие. Такие вещи, как наказание.

Такие вещи, как трахать ее жестко и безжалостно. Принадлежать ей. Доминировать над ней и подчинять её. Брать её всеми способами, которыми мужчина может взять женщину.

Ни разу — никогда — я не представлял, что женюсь на этой чёртовой женщине.

Честно говоря, никогда не думал и не желал этого ни с кем другим. Тьма во мне не допускает ничего нормального в моих чёрных венах.

— Я не знал…

— Я тоже, — горько ворчу я, потягивая свой напиток.

Мой отец глубокомысленно кивает.

— А-а-а.

Вот так-то.

Да, он знает, что это такое.

— Так и есть, — ворчу в ответ. — Но мой вопрос, — продолжаю я, — не о браках мафиози по контракту. Речь идет о браке как таковом. — Думаю, как бы подойти к этому деликатнее. — Когда ты встретил Беллу…

— Я просто знал.

Он произносит это без малейших колебаний. Затем быстро хмурится.

— Не хотел проявить неуважение к твоей матери. Я очень заботился об Астрид.

Я тихо улыбаюсь.

— Знаю.

— Если бы она рассказала мне о тебе, когда во второй раз приехала в Японию… — Он качает головой. — Думаю, все могло бы сложиться по-другому. Но я знал, что она никогда не была моей. Знал, что она скрывала какую-то часть себя. И, думаю, я сделал то же самое в ответ.

— Она не была твоим человеком, — бормочу я. — Белла была.

Отец хмурится, явно не зная, как ответить на это, не обидев меня.

— Ты никогда не заставишь меня чувствовать себя плохо, говоря об этом, — тихо говорю я. — Если уж на то пошло, я не думаю, что ты был ей нужен. Если бы был, она бы сделала так, чтобы это сработало. Она бы осталась и рассказала тебе о нас.

Хидэо отводит взгляд, кивает и делает ещё один глоток скотча.

— Так что с Беллой…

— Как и сказал: я просто знал. — Он улыбается про себя, прежде чем повернуться ко мне, и улыбка становится еще шире. — Мгновенно. Без колебаний. Это была она.

— Но что, если ты не «просто знал», — настаиваю я. — Что, если это не было чем-то, что сразу бросилось в глаза?

Хидео смотрит на меня с любопытством, словно заглядывает сквозь мои стены.

— Ты спрашиваешь меня не о настоящей любви. Ты спрашиваешь о совместном проживании.

Я сардонически улыбаюсь.

— Возможно.

— И якудза это подстроили?

— Да, чтобы избежать войны, — рычу я.

— Понятно, — кивает он. — Хорошо, скажу вот что. Все всегда сводится к совместному проживанию, даже если у вас есть любовь всей вашей жизни. Поверь мне. Даже у нас с Беллой были свои моменты.