Император гнева
Шрифт:
С другой стороны, этот парень действительно в некотором роде домашний кот.
Да, он мог бы легко останавливаться в лучших отелях, когда бы ни приезжал в Нью-Йорк. Но Сота не хочет мыла в индивидуальной упаковке и обслуживания в номерах. Он предпочитает привычный матрас, кухню для самостоятельного заваривания чая и сад, на который можно смотреть, потягивая его.
Хана приложила огромные усилия, чтобы превратить старый особняк Вест-Виллидж в потрясающий дворец, достойный тёмного сегуна. Это современное пространство, оформленное в ярко выраженном японском стиле, но также наполненное
Сегодня это место стало эпицентром нашей с Анникой «помолвки».
Неважно.
Рядом со мной брат делает большой глоток из своего напитка, оглядывая комнату. Забавно: мы с Мэлом состоим в родстве по линии моей матери, хотя технически он мой двоюродный брат, а не родной. Но когда его мать — моя тетя — скончалась, мама взяла его к себе, и он переехал жить к нам в наше поместье в Англии. Мэлу тогда было двенадцать, и с тех пор он почти всегда был рядом со мной.
Если это не делает кого-то твоим братом, я действительно не знаю, что делает.
Самое забавное, конечно, наблюдать, как другие люди пытаются осмыслить слово «брат», когда они смотрят на нас двоих.
Очевидно, что у нас общая половина родословной, поскольку наши матери были сестрами. Но если он чистокровный викинг, а его отец тоже норвежец, то у меня есть и японские предки Хидео.
Именно это смешанное происхождение заставляет меня так крепко держаться за тех, кого я называю семьей. И именно поэтому я ожесточился против мира после того, как всю жизнь не мог «вписаться» в него.
В высокомерных кругах, где вращалась мать, я был «ровно настолько» азиатским, чтобы выделяться, и многие из этих людей никогда не давали мне забыть об этом. Затем, когда я связался с Сотой и якудзой, то был «недостаточно азиатом» для многих их друзей.
Самому Соте было всё равно. И он терпеть не мог, когда кто-то называл меня «гайдзином».
— Он не иностранец, — огрызался Сота. — Он просто не торопился возвращаться домой.
Мэл допивает остатки коктейля. Как только делает глоток, его челюсти сжимаются, а брови хмурятся.
— Кто она, черт возьми, такая? — тихо бормочет он.
Я поворачиваюсь, чтобы проследить за его пронизывающим взглядом через комнату. Только что вошла Фрейя Холм.
Я морщусь, скрипя зубами.
— Подруга Анники, — бормочу я, хмуро рассматривая её наряд. Я имею в виду, что это официальное мероприятие с предполагаемым формальным дресс-кодом. И, конечно, чёрный цвет был бы приемлем.
Но вряд ли Фрейя наденет маленькое чёрное платье. Это больше похоже на то, что чертова Мортисия Аддамс надела бы на чёртовы похороны. Чёрный бархат, ниспадающий до пола, длинные расклешённые рукава и драматически глубокий вырез, наполовину заполненный гребаной сеточкой.
И она сочетает его с блестящими чёрными армейскими ботинками, а на шее у неё чёртово колье с шипами.
Вдобавок ко всему, Фрейя обыгрывает свою обычную призрачную внешность с помощью оттенков белого, фиолетового и чёрного в макияже, а её тёмные волосы собраны в причёску, которая заставила бы Хелену Бонэм Картер гордо улыбнуться.
Это всего лишь вечеринка по случаю помолвки. Что, черт возьми, она собирается надеть на настоящую свадьбу —
маску «Крика» и погребальный саван?Моё внимание возвращается к Мэлу, когда он опрокидывает свой пустой стакан, берёт в рот последний кубик льда и с хрустом проглатывает его.
— Как её зовут, — шипит он.
— Это Фрейя, прости, в чём дело? — рычу я, пристально глядя на него.
— Ни в чем.
— Мэл…
Он качает головой и моргает, наблюдая, как Фрейя исчезает в толпе. Мэл прочищает горло, и его плечи заметно расслабляются.
— Ни в чем, — ворчит он, на этот раз более уверенно. — Я перепутал ее с другой.
— С кем?
Он поворачивается, его взгляд падает на мой пустой стакан.
— Давай нальем тебе чего-нибудь выпить.
На этом, я полагаю, разговор окончен.
На данный момент.
Мы направляемся к бару, расположенному вдоль стены огромной гостиной Соты.
— Итак, — ухмыляется Мэл, полностью возвращаясь к своему обычному состоянию. — Где твоя краснеющая невеста?
— Вероятно, замышляет мою гибель.
Он снова ухмыляется.
— Я должен спросить: тебе обязательно… — его ухмылка становится шире. — Довести это до совершенства? — Он пожимает плечами. — Я имею в виду, не пойми меня неправильно, но подстроено это или нет, нравится она тебе или нет, она довольно горячая штучка…
— Спасибо, Мэл.
— Я имею в виду, гребаная задница на…
— Да, я понял, — шиплю я.
— Эти губы? Обернутые вокруг…
— Заткнись нахуй, — огрызаюсь я.
Мэл выглядит удивленным.
— Что меня на самом деле беспокоит, — небрежно замечает он, — что она отрежет тебе член, а не то, что ты трахнешь её им.
— Этого не произойдет.
— Знаешь, в наши дни делают отличные легкие бронежилеты. На ощупь они могут быть как пара очень толстых боксеров…
— Нет, имею в виду… — Я вздыхаю. — Я не собираюсь трахать ее.
— Почему собственно?
— У нас есть… — Я холодно смотрю на него. — У нас есть история, — наконец ворчу я.
— О, правда? — смеется Мэл. — Как непристойно.
— Это не то, о чём ты думаешь, — бормочу я. — Помнишь ту ночь несколько лет назад, когда меня ограбили в клубе «Кловер» в Киото? Когда я потерял мамино ожерелье?
Он хмурится.
— Подожди, ночь… — Его глаза расширяются. — Иди ты, — почти хрипит он, сдерживая громкий смех. — Это была она? Ты женишься на гребаном животном! Я имею в виду… срань господня. — Он смеётся, качая головой.
— Я прекрасно понимаю, — рычу в ответ.
В этот момент боковым зрением замечаю, что толпа немного расступается. Я поворачиваюсь, и у меня перехватывает дыхание, когда мой взгляд останавливается на Аннике.
Черт.
Анника не столько входит в комнату, сколько скользит в неё. Я уже видел её в платье раньше — дважды. Однажды это было буквально на днях на вечеринке у Киллиан, а в другой раз — в Киото, пять лет назад. Но там было темно, и меня накачали наркотиками. Она…
Из своих исследований о ней я хорошо знаю, что она обычно не любит одевать платья. Но когда Анни входит, вся комната дружно затаивает дыхание и поворачивается, чтобы посмотреть на неё на долю секунды дольше, чем, я полагаю, кто-либо намеревался…