Император гнева

Чёрт.

У меня кружится голова, и хотя отчасти это из-за оргазма, очевидно, что несколько стаканов водки, которые я выпила, начинают действовать на меня одновременно. Я стискиваю зубы и цепляюсь за сиденье, когда комната начинает слегка вращаться.

Внезапно меня подхватывает. Я поднимаю затуманенный взгляд и чувствую, как расплывается в улыбке моё лицо, когда смотрю в глаза Кензо.

Он куда-то несёт меня, одной рукой поддерживая под коленями, а другой — под спину, как будто я ребёнок.

— Куда… — бормочу я, плохо выговаривая слова. — Куда мы идём?

— В постель, — коротко рычит он.

Внутри меня всё горит.

— Ты что, собираешься трахнуть меня?

Ненавижу, когда испытываю разочарование, он хмурится и качает головой.

— Нет.

Мои губы раздраженно кривятся.

— Почему? — Я скулю, обмякая в его сильных руках, пока он несет меня через пентхаус. — Потому что я не дочь Мацуи Аки?

Он ухмыляется, когда это говорю. Я тоже это ненавижу, черт возьми.

Мы заходим в огромную, тускло освещенную, очень мужскую спальню. Я слишком резко выдыхаю, когда он опускает меня на огромную, безумно мягкую кровать. Улыбаюсь, чувствуя, как тело прижимается к ней.

— Я не собираюсь трахать тебя, пока ты в отключке, — рычит Кензо, натягивая на меня одеяло, когда мои глаза начинают закрываться.

— Ты мог бы.

Я мгновенно замираю. Он тоже, наполовину укрыв одеялом.

— Что ты только что сказала?

В его голосе звучат убийственные, опасные нотки. Я открываю глаза и вижу, как он наклоняется ко мне, его черные глаза сверлят мои, посылая нервные импульсы тепла по каждому нерву в моем теле.

— Я… ничего…

Его рука снова обхватывает мое горло.

— Что ты только что сказала? — рычит он.

— Я… я сказала, что ты можешь, — шепчу, задыхаясь.

Мои глаза снова закрываются. Рот приоткрывается, когда успокаивающие объятия кровати начинают поглощать меня целиком.

— Чёрт возьми…

На меня натягивают одеяло.

— Поспи, принцесса.

Затем я отключаюсь.

13

КЕНЗО

— Заходи.

Мэл заходит в пентхаус и закрывает за собой дверь.

— Повседневная пятница? — шутит он, глядя на меня. Я всё ещё без рубашки, как и раньше.

— Прости, я должен был надеть что-то более нарядное для тебя?

Он ухмыляется и закатывает глаза.

— Твоя новая невеста тоже одета так же небрежно?

Что-то вспыхивает в груди, когда я поворачиваюсь к нему.

— Как насчет того, чтобы ты прекратил свои фантазии прямо сейчас, черт возьми? — тихо рычу я.

Мэл выгибает бровь, но не произносит ни слова.

Ему это и не нужно. Я уже думаю об этом.

Что, черт возьми, это было?

Это та же внутренняя реакция, что и у тогда, когда Такеши ударил Аннику по лицу этим вечером, перед свадьбой. Этот защитный — можно сказать, чрезмерно защитный — инстинкт, когда дело касается ее.

Я осознаю это примерно так же, как понимаю, что делал, когда положил руки на её тело и не опускал их, пока она не достигла оргазма.

Ты мог бы.

Что-то тёмное, извращённое и чудовищное пробуждается во мне.

Я никогда не стыдился того, что делал: убивал, калечил, вымогал деньги. Рушил жизни и забирал бесчисленное количество других. Потерял ровно ноль минут сна из-за того, что натворил. В моём мире я должен это делать.

Это отсутствие стыда распространяется и на мои более… личные вкусы и сексуальные пристрастия.

Свободное использование.

Сомнофилия.

Полный контроль, возможно, когда партнёрша каким-то образом не в сознании… или спит.

Опять же, я категорически не стыжусь того, что хочу так трахаться. Но какая-то часть меня знает, что, возможно, мне стоило бы.

И эти слова, слетевшие с её губ после того, как я только что погрузил в неё пальцы, а вкус её кожи всё ещё был на моих губах… После того, как она только что кончила для меня и погрузилась в алкогольное забвение…

Боже, помоги мне, я чуть не сделал это.

Простоял в той спальне ещё десять минут, наблюдая, как она спит.

Я снял с неё платье.

Возможно, раздвинул ей ноги и погладил свой член, пожирая глазами её маленькую розовую киску.

Но дальше этого дело не пошло. Теперь она под одеялом, подальше от моих чудовищных взглядов и желаний.

— Выпить хочешь? — бурчу я Малу.

Он кивает, и я подхожу к барной тележке и наливаю нам обоим по глотку «Ямадзаки 18».

— Рискую, что мне откусят голову за одно упоминание ее имени, — ухмыляется он. — Как Анника? Я имею в виду то, что произошло ранее.

Я протягиваю ему стакан.

— С ней все в порядке. Сейчас она спит.

— Это был полный пиздец, Кензо, — тихо говорит он. — И я знаю, что мы оба понимаем, что такое этот брак, но все же. Мне жаль, что это случилось на твоей собственной гребаной свадьбе.

— Эй, это лучше, чем стоять потом и пожимать всем руки, пока они притворяются, что я на самом деле влюблен в свою новую невесту.

Он смеется и, когда делает глоток японского виски, на секунду закрывает глаза.

— Черт, вкус как дома.

Я криво улыбаюсь.

— Скучаешь по Киото?

Он кивает.

— Я не против Нью-Йорка. Но это не одно и то же.

— Иногда я тоже так чувствую, — хмурюсь, когда Мэл поворачивается ко мне, и вижу тёмный след на его шее, как будто его ударили цепью или чем-то подобным.

— Это из-за взрыва?

— Что?

Киваю подбородком.

— Твоя шея.

Он хмурится и поднимает руку, чтобы коснуться этого места. Что-то промелькнуло на его лице, но я не могу понять, что именно. Прежде чем успеваю задуматься над этим, выражение с его лица исчезает, и он отводит его в сторону.

— Понятия не имею. Возможно. — Он прочищает горло.

Киваю на повязку у него на лбу.

— И как твоя башка?

— Буду жить, Кензо, — вздыхает он. — В любом случае, я переворачивал камни, чтобы посмотреть, не всплывет ли что-нибудь, связанное с этой гребаной бомбой.

— И что?”

Он качает головой.

— Ничего. Кто бы это ни был, нападение было совершено не конкретно на нас или Соту. Не напрямую. Я даже сам пошел искать неприятностей и встретился с Нам Дэ Хеном.