Император гнева

Мир размывается по краям, и я стону, цепляясь за столешницу позади себя. Бёдра начинают двигаться сами по себе, толкаясь вперёд, пока его палец дразняще скользит вверх и вниз по моим губам.

— Какая чертовски грязная киска.

Я стону, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, когда он внезапно погружает в меня палец. Это не три пальца, как прошлой ночью. И они далеко не такого размера, как его член.

Но это всё равно чертовски приятно.

Кензо погружает палец внутрь, поглаживая точку G, и я начинаю извиваться между ним и столешницей. Моё дыхание становится прерывистым и тяжёлым, я сжимаюсь, и мои глаза закатываются.

— Ты хочешь, чтобы я снова тебя трахнул, принцесса? — Кензо дышит мне в ухо.

Он прикусывает мочку, прежде чем его губы опускаются на шею. Там у меня всё ещё чертовски болит, но мне всё равно. Я жажду боли, когда он прикусывает, оставляя синяки поверх синяков, пока его пальцы входят и выходят из меня.

— Этого хочешь, не так ли? Ты хочешь, чтобы я раздвинул твои ноги и глубоко вошёл своим толстым членом в твою красивую розовую киску, пока ты не кончишь на меня, как жадная шлюха. Ты хочешь, чтобы я снова кончил в тебя.

Я изо всех сил цепляюсь за столешницу, и весь мой мир начинает рушиться. Чувствую, как стенки крепко сжимают его палец, а лоно сжимается, когда на меня накатывает волна.

— Хочешь, чтобы я заставил эту распутную маленькую пизду кончить, моя хорошая девочка?

Моё лицо морщится, а рот открывается, когда я готовлюсь сорваться с края.

Внезапно палец Кензо выскальзывает из меня. Он выдергивает руку из спортивных штанов, и я в замешательстве и протесте распахиваю глаза.

Что…!

Кензо холодно улыбается мне, в его глазах злорадство и самодовольство, когда он снова наклоняется к моему уху.

— Жестко. Я пасс.

Я задыхаюсь и кашляю.

— Наслаждайся синими яйцами, принцесса.

Не говоря больше ни слова, он разворачивается и выходит из кухни, оставляя меня трястись и цепляться за столешницу, а по моим бедрам стекает унизительная и теперь неприятная влага.

Придурок.

16

АННИКА

Сколько бы раз я ни приходила сюда, всегда поражаюсь абсолютной роскоши особняка Кира, когда переступаю порог. Или даже когда проезжаю мимо величественных парадных ворот, мимо охранников, которые с интересом наблюдают за тем, как я поднимаюсь по изогнутой подъездной дорожке из белого камня к массивной входной двери под портиком.

Это место поистине великолепно.

У Кира есть квартира на Манхэттене, но уже много лет он живёт в этом доме в Бронксе. Это старый особняк, который когда-то принадлежал Вандербильтам — да, тем самым Вандербильтам! — в эпоху Золотого века. Внутри всё блестит золотом, белым и розовым мрамором, а высокие сводчатые потолки украшены бесценными произведениями искусства импрессионистов и модерна.

Территория вокруг дома также великолепна: розы, фонтаны и идеально ухоженные живые изгороди. Есть даже подземный гараж, достаточно просторный для обширной коллекции классических автомобилей Кира — и Дамиана.

Помню, как сначала была почти ошеломлена этим богатством. Хотя мы с Тейлор и выросли в достатке — в Сербии, в особняке побольше этого, с обширной сказочной территорией — в поместье Кира есть что-то особенное, что придаёт ему изюминку.

Возможно, дело в том, что это лишь один из семи домов, которыми он владеет, и все они одинаково захватывают дух.

Долгое время, когда я была сама по себе, такие деньги не делали меня могущественной — они просто делали меня заметной. Я также приравнивала богатство к плохому характеру. Люди, с которыми сталкивалась, обладавшие такими деньгами, почти всегда были невыносимыми, высокомерными и грубыми.

Однако Кир изменил мои представления, когда из человека, с которым я просто вела бизнес, он превратился в члена моей семьи. Потому что он действительно особенный. Пришел из ниоткуда, терпел лишения, сражался и едва не погиб на улицах, а затем создал империю с нуля. Сейчас он миллиардер, глава одной из самых могущественных семей Братвы на планете, и даже занимает место за «Железным столом».

В нем нет высокомерия или неприятных черт характера. Только стальная решимость и непоколебимая сила.

И ладно, немного насилия. Вот тебе и Братва.

Я нахожу его в кабинете, расхаживающим по комнате с хмурым выражением лица и телефоном, прижатым к уху. Он замечает меня, но не улыбается, лишь бросает взгляд и поднимает палец вверх, прежде чем развернуться и рявкнуть в телефон по-русски.

Раньше мне казалось странным, что Кир никогда не был женат и даже не встречался с кем-либо. Какое-то время мы с Фрейей лелеяли любимую теорию о том, что он был геем, но держал это в секрете, потому что решил, что наличие парня не подходит ему как главе крупной семьи Братвы. Это глупая идея, но кто знает.

Однако со временем мы отказались от этой теории. Дело не в том, что Кир предпочитает компанию мужчин. Он только что женился на своей империи.

Мужчине чуть за сорок, у него телосложение профессионального спортсмена, выглядит в двое моложе своих лет, с возмутительно приятной внешность, густой шевелюрой и пронзительными голубыми глазами.

И, по-настоящему, парню нужна женская компания в его жизни, помимо Фреи и меня. Нравится, такого рода женская компания.

Я жду, пока он закончит дразнить кого-то ещё по-русски. Закончив разговор, он вытягивает шею и хрустит костяшками пальцев, прежде чем снова повернуться ко мне.

— Ты, — ворчит он, в стиле «Твоя очередь получать взбучку».

Я хмурюсь.

— Что? Я хотела поговорить с тобой об этой безумной идее, что я переезжаю в гребаную Японию.

— Сядь.

Что за ерунда? Кир никогда так ко мне не обращается и не командует мной.

— Прошу прощения?

Его голубые глаза как у Пола Ньюмана опасно поблескивают.

— Я сказал, сядь, Анника.

Мои брови хмурятся ещё глубже. Есть что-то в этом тоне — по крайней мере, в том, что этот тон используется по отношению ко мне, — что нервирует.

Я подхожу и сажусь на один из диванов возле большого камина из чёрного мрамора, встроенного в книжные полки в его кабинете.

Кир остаётся стоять, прислоняясь к каминной полке и скрещивая руки на широкой груди.

— Что происходит?

— Ты связалась с Ульканом Гакафери?

О, черт бы меня побрал!

Я прочищаю горло.

— Что? Нет…

— Черт возьми, Анника, — шипит Кир. — Не лги мне в лицо.

Я морщусь, мои плечи опускаются.

— Кто тебе сказал?

— Ты, только что, — выплевывает он.