Император гнева

Я провёл год «под прикрытием» в Ито-кай, прежде чем в одну ночь, перерезал им глотки. Хотя именно Фуми нанесла последний удар, положивший конец их империи.

С тех пор я вышел из тени. По-прежнему беззаветно предан Соте и всегда буду таким. Но после той ночи мир якудза узнал, что Мори-кай возвращается к своей былой славе.

Я забрал все, что хотел, из руин организации Орочи: его склады, связи, его политиков, бизнес.

Также забрал его гребаный дом.

Я поворачиваюсь и с самодовольным удовлетворением наблюдаю, как Анника понимает, что наш пункт назначения — потрясающий дом, расположенный высоко на скалах с видом на озеро Бива на окраине Киото.

— Так вот где ты живешь? — шепчет она, приподнимая брови.

Особняк представляет собой смесь современной и старомодной Японии — высокие балконы, остроконечные крыши в стиле киридзума, пышные сады. Но в нем также есть стены с современными стеклянными окнами и вся современная роскошь.

Это ещё и грёбаная крепость.

Высокие стены с электрифицированным ограждением наверху окружают территорию, которую патрулируют одни из самых элитных, хорошо обученных охранников. Парадные ворота могут выдержать натиск целой армии, а камеры охватывают почти каждый квадратный сантиметр территории. И всё же вы никогда не догадаетесь, что большинство этих мер безопасности и укреплений на месте, если не будете искать их. Здесь человек никогда не чувствует себя так, будто живёт в тюрьме.

Я чертовски люблю это место. Как и мои братья и сестры, именно поэтому они тоже здесь живут.

Видит бог, он достаточно большой.

Я позволяю чувству самодовольства при виде потрясенного лица Анники закипеть во мне, когда пожимаю плечами.

— Тебе нравится?

Она наклоняет голову, не глядя на меня.

— Все… нормально, я думаю.

Я закатываю глаза.

Охранники пропускают нас через главные ворота на территорию. Дорога, ведущая от прибрежной трассы, изгибается, петляя по садам, мимо прудов с карпами кои и под огромными японскими красными кленами, пока мы не подъезжаем к самому дому.

Я выхожу из машины и улыбаюсь.

Чёрт, как же хорошо быть дома.

Хана устала после поездки и, обняв Аннику небрежно кивнув мне, направляется в то крыло дома, которое она вроде как считает своим. Мэл направляется в одну из хозяйственных построек на территории, которую он взял под опеку, а Такеши ворчит что-то о том, что «надо посмотреть, не скучали ли по нему дамы», прежде чем неторопливо отправиться в огромный гараж, где хранится коллекция автомобилей, которую я «унаследовал» от Ороти, а также несколько мотоциклов.

Это и есть «дамы» Такеши.

Когда он здесь, то живёт в квартире над гаражом, и это, безусловно, так и есть.

Сота уже вернулся в свой дом в районе Минами в центре Киото. Итак, после того, как мои братья и сестра ушли, у входной двери остались только мы с Анникой.

Она смотрит в мою сторону. Представляете, она не могла смотреть мне в глаза с тех пор, как я четырежды довёл её до оргазма в самолёте.

— Что, у вас нет слуг или кого-то еще, кто мог бы показать мне мою комнату?

Я приподнимаю бровь.

— Как это элитарно с твоей стороны.

Она поджимает губы.

— Имею в виду, что удивлена, что у тебя нет слуг. Или рабов, или кого-то ещё.

— Ты довольно низкого мнения обо мне, не так ли?

— Уверена, что оно может стать ещё ниже, не волнуйся. — Я усмехаюсь про себя, открывая входную дверь и входя внутрь.

Анника следует за мной, и когда я оглядываюсь, то улыбаюсь, видя, что она не может скрыть своё изумление.

— Я полагаю, Сота подарил тебе это место?

— Почему ты думаешь, что я не купил его сам?

Она с сомнением смотрит на меня.

— А ты?

— Нет.

Она закатывает глаза и медленно проходит через парадную дверь с двойным потолком.

— Вообще-то, я украл его. — Улыбаюсь при виде ее потрясенного выражения, затем прохожу мимо нее в дом. — Проголодалась?

Она качает головой, по-прежнему избегая моего взгляда.

Это выводит меня из себя. Дело не только в том, что я заставил ее кончить в самолете. Это началось раньше, в конференц-зале, когда я назвал ее шлюхой.

Дело в том, что я не называл ее шлюхой буквально. Не в этом смысле. Имел в виду “ты моя маленькая шлюшка”.

Слова “Плохая девочка” и “шлюшка”, казалось, превращали ее в чертову лужу, когда я называл ее так. Но слово на букву "Ш" было слишком.

Так яростно. Так тревожно.

Так красноречиво.

И это меня бесит. Не то, чтобы она отказывалась смотреть мне в глаза. Но в этом слове есть что-то такое, что имеет над ней темную, болезненную власть. И я, черт возьми, хочу знать, что это.

— Совсем не голодна?

Она качает головой.

— Честно говоря, я просто устала.

— Я покажу тебе спальню.

Анника следует за мной по дому, восхищаясь великолепным видом на озеро Бива. Отсюда даже видны руины замка Сакамото XVI века.

Наверху я веду её в главную спальню. Она хмурится.

— И это всё моя спальня?

Я улыбаюсь.

— Наша спальня.

Она резко поднимает на меня взгляд, сжимает челюсти и краснеет.

— Эм, что? Эй!

Беру ее за подбородок, поднимая ее вызывающий взгляд к себе.

— Ты все еще не совсем понимаешь, что такое «брак», не так ли?

— О, я все прекрасно понимаю, — бормочет она. — Я просто люблю уединение.

— Что мое, то и твое, принцесса, — язвительно отвечаю я. — И в болезни, и в здравии…

— Только попробуй снова ко мне прикоснуться, и мы дойдём до «пока смерть не разлучит нас» раньше, чем тебе хотелось бы, — спокойно говорит она с ледяной улыбкой на лице.

— Мы уже заключили брак, — ворчу я, мрачно улыбаясь ей. — Думаю, уже давно установлено, что все, что принадлежит тебе, принадлежит и мне.

— Наслаждайся воспоминаниями, — бормочет она, ее лицо мрачнеет, когда она отводит взгляд. — Потому что это больше не повторится.

— Правда, — ухмыляюсь я.

— Правда.

— Все потому, что я назвал тебя неправильным словом в спальне?

Что-то, что я не могу точно определить, мелькает на ее лице. Что-то… в высшей степени сложное. Но когда это проходит, она бросает на меня один из своих фирменных вызывающих взглядов, ничего не говоря.

— Я не умею читать мысли, Анника, — ворчу я.