Империя Страсти
Шрифт:
— Я знаю. Худшее.
Мы смотрим друг на друга с минуту, и единственный звук, раздающийся в воздухе, это звук открывания и закрывания Зиппо.
Аспен быстро переключает свое внимание на неровный потолок и его деревянные колонны.
— Нам, наверное, пора уходить, пока кто-нибудь не сообщил о нас за вторжение на их территорию.
— Если только я сам не заявлю, это маловероятно.
Она поворачивает голову в мою сторону.
— Это твоя собственность?
— И сотни иных владений. Признаться, этот дом самый хэллоуинский из всех и может быть использован для
Она пробегает взглядом по старым, как грязь, оконным рамам, обшарпанному декору, которому место в малобюджетном мотеле, снятом для ковбойского фильма, и слабому свету от светильника, который грозит упасть рядом с нами.
— Ты никогда не говорил, что владеешь этим местом.
— Никогда не говорил, что не владею. Технически, в то время оно принадлежало моему отцу. — мои губы кривятся. — Подарок моей матери на день рождения, коттедж для отдыха, куда мы могли приезжать на выходные.
— Должно быть, было хорошо.
— Чертовски ужасно вот то слово, которое ты ищешь. В браке Бенджамина и Лилианы Шоу не было ничего хорошего. Все, что они делали, это притворялись, что они следующие американские король и королева, одновременно утопая в других вещах, кроме друг друга. Он в киске. Она в любых таблетках, которые попадались ей под руку, обезболивающих, успокоительных, антидепрессантах. — я делаю паузу, не понимая, какого черта мне взбрело в голову говорить о своих родителях. — Но из их неудачного союза вышел гениальный ребенок с богоподобной внешностью, так что, в конце концов, это была не такая уж бесполезная пара.
Она не купилась на мою попытку разрядить обстановку и нахмурилась.
— Ты покинул это место, потому что оно напоминает тебе о родителях? Или, может, потому что оно напоминает тебе о ребенке, которым ты был со своими родителями? Ты назвал это место «янь для твоего инь», а не «инь для твоего янь», как это принято называть. Потому что ты инь, черная сторона сферы, так может быть, детская версия тебя это тот самый ян?
— У тебя так много вопросов для человека, который не далее, как десять минут назад умолял меня остановиться или упасть в обморок. Ты мне больше нравилось, когда была молчаливой.
— Твои попытки быть мудаком, чтобы заставить меня отказаться обсуждать тему, являются определением провала.
— Ты чертовски раздражаешь.
— Я знаю, ты говоришь мне это при каждом удобном случае. К твоему сведению, ты уже давно миновал стадию раздражения и перешел в стадию назойливости. А теперь ответь на мой вопрос.
— Добавь «пожалуйста», и я, возможно, подумаю над этим.
Она поджимает губы.
— Нет.
— Хороший разговор.
— Это шутка. Я просто сделаю свои собственные выводы. Когда они так глубоко засели в моей голове, никакая твоя правда не сможет их заменить.
— Не думал, что тебе нравится гравировать подробности обо мне в твоем занятом мозгу.
— Замолчи, — говорит она своей фирменной фразой «я смущена», ее шея краснеет. Затем она прочищает горло. — В любом случае, Гвен навестила меня, и я сказала ей, что ты не имеешь никакого отношения к моему нападению.
Моя челюсть сжимается от напоминания
о моих ужасных отношениях с дочерью, которые пошли под откос с тех пор, как она выбрала моего лучшего друга в качестве любви всей своей жизни.— Это не имеет значения.
— Конечно, имеет.
Она поднимается, позволяя пальто упасть до середины живота.
Ее грудь мягко подпрыгивает, когда она наклоняется.
— Ей было так больно от перспективы причинить тебе боль. Ты придурок, но ты хороший отец, так что не позволяй этой ненужной размолвке разделить вас на части… Кингсли!
— Что?
Я не перестаю пялиться на обозначенную плоть ее груди.
— Ты слышал хоть слово из того, что я говорила?
— И да, и нет. Это немного отвлекает, не говоря уже о том, что это жутко, говорить о Гвен, когда твоя грудь выставлена напоказ.
Она прикрывает ее рукой, становясь совсем красной.
— Ты чертов извращенец.
Я хватаю ее за руку и тяну вниз, обнажая ее розовые соски.
— Хочешь увидеть, как выглядит настоящий извращенец?
Должно быть, она уловила в моих глазах блеск похоти и миллион поз, которые я запланировал для нее, потому что ее глаза расширяются, переливаясь между зеленым и карим.
— Нет, Кингсли.
— Называй меня Кингом, как ты делала раньше.
— Я… не называла.
— Нет, называла, своим горластым сексуальным голосом.
Я притягиваю ее к себе, отбрасывая пальто в сторону.
— Не смей, или я откушу тебе член.
— Извращение. Ты же знаешь, я люблю это.
Я беру в охапку ее красную попку, и она стонет.
— Черт… ты мудак.
— Знаю, дорогая. У тебя есть зеленый свет, чтобы называть меня столькими красочными именами, сколько ты сможешь придумать, пока я трахаю тебя.
А потом я раздвигаю ее ноги и начинаю поедать ее сладкую киску, будто я голодное животное.
Это моя извращенная форма благодарности за то, что она спасла меня от моих собственных мыслей.
Или, по крайней мере, что отвлекла меня от этого.
Глава 17
Аспен
— Кто-нибудь собирается сказать мне, что происходит?
Я стону в чашку с текилой — бесполезно больше называть это кофе — и поворачиваюсь лицом к Нейту.
Мы находимся в конференц-зале компании Уивер & Шоу. Массивный, стерильный и бездушный зал. Его основное назначение, помимо встреч партнеров, выработка стратегии, как вытянуть побольше денег из богатых и влиятельных людей.
Всего несколько минут назад мы завершили встречу с крупной корпорацией, которая пытается вырваться из лап налоговой службы. Генеральный директор ушел с обещанием беспроблемного процесса и широкой ухмылкой на лице.
Помощники юристов тоже ушли с заданиями, и я надеялась сделать то же самое, пока Нейт не закрыл дверь и не преградил мне путь.
Он прислонился к большому столу, скрестив руки с видимой беззаботностью, но его темные глаза пригвоздили меня к месту, требуя ответа на свой вопрос.