Империя света

— Может, ему угрожали из-за долгов?

— Долгов? Вы говорите то же, что и полицейские. Какие у нас могут быть долги?

— Полиция уже была у вас?

— Наверное, жена заявила о его исчезновении. Они приходили недавно и все тут перевернули.

Киен поспешил закончить разговор.

— Не переживайте, все будет в порядке. Я тоже постараюсь что-нибудь разузнать.

— Если узнаете что-нибудь, обязательно позвоните его жене.

— Хорошо.

Киен захлопнул телефон. Что-то явно шло не так. Возможно, был какой-то важный сигнал за последние несколько дней, но он упустил его из виду.

Чонхун поступил в группу связи № 130 одновременно с Киеном, оба были воспитанниками Ли Санхека, и он-то и внедрил их на Юг. Когда же его ликвидировали, они остались здесь совершенно одни, полностью отрезанные от штаба. Хотя нет, не совсем одни. Был еще один агент, но тот, как только стало ясно, что все связи оборваны, бросил все и уехал учиться в Сиэтл. Там он защитил докторскую и стал профессором, а позже получил американское гражданство. Не считая его, Хан Чонхун был единственным товарищем, с кем Киен поддерживал связь. Однако было бы преувеличением говорить, что они тесно общались и как-то помогали друг другу. Скорее, они были как астронавты из какого-нибудь научно-фантастического фильма, которые отправились чинить космический корабль, но оторвались от базы и улетели в открытый космос: стоило силе, державшей их вместе, исчезнуть, каждый из них пошел своей дорогой. Киену и Чонхуну приходилось собственными силами выживать в этой чужой стране, где у них не было ни родни, ни друзей, и содержать свои семьи, которыми они только-только здесь обзавелись. Тем не менее они все же встречались время от времени поболтать за кружкой пива, но разговоры их были так же скучны и банальны, как и те, что можно услышать на встрече одноклассников какой-нибудь южнокорейской школы. Как жизнь? Думаешь, Но Мухен сможет выбиться в президенты? Интересно, экономика в следующем году как-то улучшится? С женой не ругаетесь? Подумать только, у меня уже живот растет… Они выпивали и говорили о всяких пустяках, иногда заходили в караоке и пели что-нибудь из хитов Ким Канмо и Син Сынхуна, после чего тихо расходились по домам. Ни о чем вроде того, что произошло с Киеном в это утро, они никогда не говорили. Страх постоянно витал в воздухе вокруг них, поэтому выпивка не приносила веселья. Боясь, что произнесенное вслух может обернуться реальностью, они старательно избегали этой темы и сознательно говорили о всякой ерунде. Но теперь их страшные опасения сбылись.

Накануне чемпионата мира по футболу в 2002 году Киен обзавелся сорокадюймовым телевизором. Он купил его вовсе не из-за чемпионата, но покупка удачно совпала с началом игр. В день, когда должен был транслироваться матч в группе между Кореей и Португалией, Киен пригласил Чонхуна к себе домой. Наверное, отчасти где-то в глубине души ему хотелось немного похвастаться новым телевизором и квартирой. Чонхун все еще жил в съемной студии, а Киен уже был счастливым обладателем собственной квартиры в сто квадратных метров.

— Отличная квартира! — сказал Чонхун, протягивая ему упаковку пива.

— Ах да, ты еще не был у нас?

— Просторно. В самый раз для троих.

— Мы взяли небольшой кредит.

Киену стало немного стыдно. Это было нечто гораздо большее, чем просто стыд. Он почувствовал себя так, будто только что выдал с головой сноба внутри себя перед давним другом, который прекрасно знает о его прошлом. Киен добился того, о чем многие обитатели Сеула, родившиеся и выросшие здесь, могут только мечтать, и теперь даже гордился этим.

— Ну да, как без этого. Сейчас ведь не купить дом на свои деньги. Кстати, а где жена с дочкой?

— Мари сказала, что задержится на работе, а Хенми пошла смотреть матч с друзьями.

— А, пошли кричать на площади «Корея, вперед!», — Чонхун изобразил клич болельщиков корейской команды и засмеялся. — Давненько мы с тобой не сидели вот так вдвоем, только ты да я.

Они уселись на диван и стали пить пиво, закусывая сушеными кальмарами и морской капустой.

— Я все еще не понимаю вкуса морской капусты, — заговорил Чонхун, — мы же ее вообще не ели.

— Да, на Севере ее не выращивают. Но если хорошенько распробовать, то вполне сносный вкус. Может, принести что-то еще?

— Нет какой-нибудь вяленой рыбы?

Киен принес немного сушеного минтая. Начался матч. Южнокорейская команда под руководством Гуса Хиддинка ни на миллиметр не уступала противнику.

— Помнишь чемпионат мира шестьдесят шестого? — спросил Чонхун.

— Который в Лондоне проходил?

На севере от демаркационной линии не было ми иднопи человека, кто бы не знал о том славном чемпионате. Это было самое яркое выступление Северной Кореи на мировой спортивной арене.

— Чосон победила Италию и вышла в четвертьфинал против Португалии.

Когда Чонхун неожиданно вслух назвал Северную Корею «Чосон», это когда-то родное слово прозвучало немного чуждо, и Киен не сразу нашелся что ответить.

— Да, я в детстве несколько раз пересматривал ту игру.

— В «Чхоллима» тогда был игрок по имени Пак Сынчжин, помнишь? Он еще забил гол чилийцам во втором тайме, на сорок второй минуте, а потом и португальцам…

— А, помню.

— Он мой дядя.

— Правда?

От удивления Киен оторвался от спинки дивана и сел прямо. Пак Сынчжин и Пак Туик были героями спорта на Севере.

— Почему ты никогда об этом не рассказывал? На лице Чонхуна скользнула горькая улыбка.

— Боялся, что все захотят посмотреть, как я играю. Я же со спортом вообще не дружу, а как скажу кому, что Пак Сынчжин мне дядя, так начинают приставать. Покажи, мол, на что способен.

— Еще бы.

— В детстве, помню, когда дядя приходил к нам в гости, ребята со всей округи сбегались к нашему дому. Тогда дядя выстраивал их всех в ряд и бросал им по очереди мяч, чтобы те отбивали его головой. Каждый из них делал удар и вставал обратно в ряд снова ждать своей очереди.

— Думаешь, там сейчас тоже смотрят эту игру?

— Да врял ли. Хотя кто знает, может, потом покажут в записи.

В кульминационные моменты игры Киен и Чонхун ерзали и дергались от напряжения. Они невольно взвывали каждый раз, когда кто-нибудь завладевал мячом. А когда Пак Чисон забил решающий гол в ворота португальцев, оба с ликованием подскочили с дивана. Но восторг тут же сошел с лица Чонхуна, когда Пак Чисон подбежал к тренерской скамье и бросился в объятия Гуса Хиддинка. Он сел обратно на диван и смочил рот глотком пива.

— Я все же не понимаю таких вещей. Им обязательно надо было нанять тренером иностранца? Игроки красятся в блондинов, тренеры — иностранцы, но при этом они говорят, что эта команда представляет корейский народ?

Киен не разделял такого мнения, но не стал с ним спорить. Национализм, особенно на Севере, был своего рода кровеносной системой политики. Может быть, от почти религиозного культа личности Ким Ирсена и Ким Ченира и возможно каким-то образом отойти, но национализм — это нечто куда более долговечное. Киен убеждался в этом каждый раз, когда встречался с Чонхуном. Вполне вероятно, что он уже отошел от преданной веры в руководство Севера. Инфантильная иллюзия о том, что все народы мира почитают Великого Вождя Ким Ирсена и созданную им идеологию чучхе, неизбежно разбилась вдребезги, как только он попал за пределы страны. Но менять ценности, заложенные в нем с детства, он категорически отказывался. Чонхун был одержим идеей единства и чистоты нации и ни на миг не переставал верить в превосходство корейского народа, в своей вере выходя далеко за рамки национализма.

Южнокорейская команда одолела сборную Португалии и заняла первое место в группе, а Мари все еще не было. Они перешли на напитки покрепче, и после нескольких рюмок Чонхун ни с того ни с сего задал странный вопрос. Он старался говорить непринужденно, но в его напускном равнодушии Киен уловил нарастание какой-то острой тревоги.

— Слушай, а тебе снятся сны? Что тебе обычно снится?

Киен уже забыл, что тогда ответил. Он лишь помнил, что насторожился, потому что вопрос тот отчего-то показался ему небезопасным.