Империя света
Шрифт:
— О, правда?!
Лицо Сонука засияло; он по-настоящему, всем своим существом ликовал. На мгновение забыв, чему он так радовался, Мари почувствовала себя счастливой оттого, что смогла доставить ему эту радость.
— Спасибо, спасибо тебе!
Мари положила в рот отрезанный кусочек холодного сыра. Язык не ощущал никакого вкуса.
— Но я не хочу, чтобы это был кто-то незнакомый. Пусть это будет человек, которого ты хорошо знаешь. Кто точно никому не разболтает.
— Конечно. У меня есть один хороший друг. Сокурсник по юрфаку. Мы с ним с детства неразлучные друзья. Он уже успешно сдал первый тур адвокатского экзамена. Словом, парень что надо.
— То, что он сдал первый тур экзамена, делает его таким замечательным?
— Ну, дело не в этом. Я имел в виду…
— Ладно, — перебила его
— Как насчет сегодняшнего вечера?
— Не слишком ли быстро?
— Что тут быстрого? Я уже несколько месяцев жду.
Мари почувствовала странное облегчение. Он был на седьмом небе от счастья, и ей стало даже немного стыдно, что она так долго отказывала ему в этой радости.
— Ты до такой степени рад?
— Я так горжусь тобой! Сегодня в семь сможешь?
— Давай.
— Ужин за мной.
— Да ладно тебе. Ты же студент еще. Я угощаю.
— О, что-нибудь вкусненькое?
— А что ты хочешь?
— Этот друг любит свинину на гриле. Может, пойдем в тот ресторан, где мы в прошлый раз ели свиную грудинку в винном маринаде?
— Хорошо, увидимся там тогда.
Сонук уплетал остывшее ризотто, дрожа от легкого возбуждения. Не отрываясь, он взял левой рукой телефон и проверил новое сообщение. Немного погодя сигнал раздался снова, и в этот раз Сонук переложил вилку в левую руку и большим пальцем правой руки начал быстро набирать текст. Наверное, пишет своему другу с юрфака. Интересно, что он ему говорит? Этот друг уже знает обо мне? Мари выпила залпом остывшую воду. Официантка подошла с графином в руках и наполнила опустевший стакан. Они сидели посреди шумного ресторана, но Мари чувствовала себя так, словно ее бросили одну посреди огромной пустыни. Она достала из сумки телефон. На экране было два непрочитанных сообщения. Одно было от Киена: «Я сегодня задержусь». Может, случилось что-то срочное? Второе пришло от Хенми: «Мам, я иду к другу на день рождения. Поужинаю там, будь спок». Сбитая с толку, Мари рассеянно смотрела на сообщения: оба будто договорились не приходить домой к ужину. Казалось, муж и дочь тайно задумали подтолкнуть ее к Сонуку. Она быстро набрала на клавиатуре ответ обоим. Дочери написала, что тоже придет домой поздно, а Киену отправила только короткое «ладно». Подняв голову, она увидела, что Сонук смотрел на нее. Белки его глаз покрывали тонкие кровеносные сосуды. Мари вдруг представила кусок вареной молоки в ухе.
Хенми прочитала сообщение. Оставив подносы на стойке, они с Аен вышли из столовой и спустились в магазин за банановым молоком. Хенми жить не могла без этого молока, и его сладковатый вкус не надоедал ей даже после трех-четырех бутылочек в день. С молоком в руках, они вышли из магазина и сели на скамью возле цветочных клумб. Мимо них прошла шумная стайка девочек. Сразу за ними появился Чингук.
— Эй! — окликнула его Аен.
Чингук только тогда заметил их.
— Привет.
— Привет.
Он слегка покраснел. Проходившие мимо мальчишки мельком покосились на них.
— Кто сегодня будет у тебя? — спросила Аен.
Чингук оглянулся по сторонам и ответил:
— Вы и еще двое моих друзей.
— Мы их знаем? — вмешалась Хенми.
— Нет, вы не знакомы.
— Так они не из нашей школы?
— Нет, они не ходят в школу.
— Не ходят в школу? — удивилась Аен. — Почему? Не хотят?
Судя по выражению лица Чингука, он был готов к такой реакции.
— Типа того. Но они не такие, как вы думаете.
— Хм, а что мы такое думаем?
— Если не хотите, можете не приходить.
Девочки переглянулись. Чингук смутился, ему захотелось поскорее как-то выкрутиться. Он почесал затылок и добавил:
— Но будет здорово, если вы придете.
Но Хенми и Аен выглядели не очень довольными. Аен ответила за двоих:
— Мы еще подумаем.
Чингук еще больше покраснел.
— Ладно, киньте потом эсэмэску.
— На случай, если мы не пойдем, желаем хорошо повеселиться.
— Да ладно вам, приходите!
Чингук ушел и скрылся за дверью магазина. Хенми бросила пластиковую бутылочку из-под бананового молока в урну. Они встали и пошли вдоль клумб в сторону флагштока. Воспользовавшись
большой переменой, мальчишки вышли на площадку поиграть в баскетбол и бегали взад и вперед, размахивая вытянутыми руками, как большие обезьяны.— Чингук немного странный, да? — заговорила Аен.
Хенми кивнула:
— Да уж. А ты не думаешь, что и друзья его будут чудаковатые?
— Угу. Но я даже рада.
— Чему это?
— Не люблю парней из нашей школы.
Аен слегка помрачнела. Хенми крепко схватила ее за руку. Обе вдруг громко захихикали и побежали вперед. Но потом они резко остановились, тяжело дыша.
— Мама тоже сказала, что задержится сегодня.
— Да? — обрадовалась Аен. — Тогда можно не идти сразу домой.
— А как же твои курсы?
— Да ну, один день можно и пропустить. Везет тебе, ни на какие курсы не ходишь.
— Я бы тоже пошла на какие-нибудь курсы, да мать у меня не родная, денег не дает.
Аен рассмеялась и толкнула Хенми в плечо. Та, изобразив страшную боль, преувеличенно взвизгнула и рванула внутрь учебного корпуса. Аен погналась за ней. Большая перемена закончилась, и музыкальный сигнал, словно подгоняя их, нарастающим звоном прокатился по школе.
13:00
Отель «Хилтон», Пхеньян
От Чонро-4 Киен повернул на запад. На улице было довольно много людей. Он шел, читая по пути вывески, словно видел их в первый раз. Давно знакомое гармонично сочеталось с незнакомым. Для Киена все на Чонро было знакомым и чуждым одновременно. Это было то место, которое не казалось ему новым уже тогда, когда он впервые попал сюда и к которому он за двадцать лет так и не смог привыкнуть. Хотя это самый центр города, он всегда чем-то напоминал окраину, но при этом именно здесь ощущался настоящий Сеул.
Много лет назад в Пхеньяне Киен с товарищами по группе связи № 130 погрузились в автобус. Все окна, кроме водительской кабины, были заколочены фанерой. В тусклом свете ламп лица выглядели немного изможденными. Автобус кружил по всему Пхеньяну. Они не могли понять, куда их везут. Затем автобус резко наклонило вперед, и они долго ехали вниз по склону, пока внезапно не остановились. Все как один подняли головы, чтобы выглянуть в лобовое стекло, и увидели треугольные заграждения, какие обычно стоят на контрольно-пропускных пунктах. Прямо за ними располагалась бетонная постройка, похожая на бомбоубежище, с узкими металлическими воротами, в которые едва мог протиснуться один автобус. Куполообразный вход был покрыт маскировочной сетью. Ворота открылись, и их автобус медленно въехал в темноту. Сооружение, тщательно укрытое от американской спутниковой разведки, казалось, вполне могло служить убежищем от разрыва атомной бомбы. Автобус долго ехал вглубь. Когда он наконец остановился, все по команде вышли наружу. Их построили и колонной отвели внутрь небольшого серого здания. «Это часом не исправительный лагерь?» — прошептал кто-то на ухо Киену. Подобные опасения не были такими уж беспочвенными. В раздевалке им выдали новую одежду и обувь. Свои вещи они сложили в корзины, которые оставили на полках. Еще школьником Киен видел фильм про Освенцим. Тогда его удивило, что порядок действий при заключении в концлагерь был такой же, как в первый день в армии. Заключенные должны были сдать свою одежду и надеть выданную форму. Их остригали наголо и насильно загоняли в душевые кабины. Но их в тот день не стригли и не заставляли мыться. Значит, это вряд ли был лагерь. Киен успокоился.
Их вывели из раздевалки через другую дверь. Оказавшись снаружи, они в один голос ахнули. Перед ними был ночной Сеул. Всюду горели неоновые вывески, а по вымощенным брусчаткой тротуарам с бесстрастными лицами слонялись люди, одетые по-южнокорейски. На прилавке продуктового магазина напротив грудами лежали фрукты, а в баре возле него на разлив продавали пиво «ОБ». Немного бросалось в глаза то, что бок о бок с продуктовой лавкой располагался полицейский участок, а прямо за ним ночной клуб. Хотя никто из них раньше не был на улицах Сеула, подобное сочетание почему-то показалось им странным. Но все остальное выглядело вполне правдоподобным. Тут даже был нищий. Он лежал ничком посреди улицы с протянутыми руками, а ноги его были обернуты черной резиной.