Империя света

Он снова твердо сжал губы. Ну еще бы. Ты же с детства только и слышал от взрослых, какой ты умница и одаренный мальчик, теперь учишься на юриста в лучше? университете страны, занимаешься репетиторством ради забоем, чтобы купить себе планшет последней модели, а друзья твои все сплошь будущие судьи, прокуроры, дипломаты да политики. Вот и привык, что, стоит тебе сказать что-то в этом духе, так все тут же с чувством вины попадают ниц: ах, прости меня, делай так, как тебе хочется. Но со мной этот номер не пройдет. Знаю я таких, как ты. Вижу, ты ждешь от меня материнской любви, но не дождешься. Я женщина, а не твоя мама. Мари выпила воды. Официантка подошла к их столику, поставила колу и налила теплой воды в опустевший стакан. Как только она ушла, Сонук снова принялся за свое, как ребенок:

— Я больше никогда не попрошу ни о чем подобном, честное слово! Пожалуйста, только один разок! Я не могу уснуть по ночам из-за этого. И на учебе не могу сосредоточиться.

— Ну ты и настырный!

— Нет, это ты слишком оторвана от жизни. Почему все остальное можно, а именно это нельзя? Мы ведь даже не женаты.

— А ты не боишься меня потерять?

— Боюсь. Но я знаю, что ты в конце концов поймешь и согласишься.

И откуда в нем такая уверенность? Она начала понимать, что усмирить желание этого юного самца будет непросто.

— Мне надо в туалет.

Мари встала из-за стола, взяла сумочку и направилась в дамскую комнату. Остановившись перед большим зеркалом, она увидела в отражении женщину с мелкими морщинками вокруг глаз и потускневшими волосами. Через щель приоткрытой двери было видно самодовольное лицо сидящего за столом Сонука. Он молод и еще долго будет оставаться молодым. А я старею. Это была правда, от которой невозможно было скрыться. Мальчишка без денег и чувства стиля крутил взрослой женщиной с хорошей работой и при деньгах. Да что у него есть, кроме молодости, чего нет у меня? Она чувствовала себя как в те моменты, когда протягиваешь на кассе кредитку с почти израсходованным лимитом: «Вот эта карта, наверное, пройдет». Поражение было бесспорным, но ей не хотелось так легко это признавать.

Дверь открылась, и в туалет вошла женщина, на ходу достав из косметички зажигалку.

— Простите, можно стрельнуть у вас сигаретку?

Женщина с пышно взбитыми волосами, коротко стриженными под фараона, непринужденно протянула ей одну «Мальборо лайт». Обе закурили: одна у окна, другая перед зеркалом. Мари немного успокоилась. Ладно, раз уж тебе так этого хочется, будь по-твоему. Но не так просто, нет. Я сделаю это так, что ты сам пожалеешь, что предложил нечто подобное. Так, что тебе будет стыдно даже заикаться об этом перед другими. Нет, нет, о чем это я? Я не могу этого сделать. Конечно же, не могу. Ни в коем случае. Она в последний раз глубоко затянулась, погасила сигарету о дно пепельницы и вымыла руки.

Когда она вернулась, официантка уже раскладывала на столе еду и приборы. Она наверняка почувствовала, что Мари стояла у нее за спиной, но нарочно не двигалась с места. Мари смогла сесть за стол, только когда официантка закончила и ушла. Сонук, с вилкой в руках, нахмурился и спросил:

— Опять курила?

— Да, меня подташнивало. Сильно пахнет?

— Ты же обещала, что бросишь!

— Я бросила, но…

— Ты же прекрасно знаешь, как мне это не нравится.

— Прости. Я брошу, честное слово.

— Обещаешь? — настойчивым тоном переспросил Сонук.

— Обещаю. Ешь скорее.

Мари отрезала ножом маленький кусочек помидора с сыром и положила в рот. Медленно прожевав, она снова заговорила:

— Послушай…

— Да? — он поднял на нее глаза.

— Так почему ты не любишь, когда женщины курят? Мне вдруг стало интересно.

— Я не говорил, что против курящих женщин. Я просто не хочу, чтобы моя женщина курила.

— Почему?

— Что почему?

Почему? Это вопрос застал Сонука врасплох, и он не сразу нашелся что ответить. Почему мне не хочется, чтобы «моя женщина» курила? Интересный вопрос. Ведь курящие девушки на университетских скамейках, например, иногда даже казались ему весьма привлекательными. Еще ему нравились образы женщин из фильмов нуар, одетых в вечерние платья, с длинными тонкими сигаретами в руках. Тогда почему?

— Не знаю. Я как-то об этом не думал, но, может быть, мне не нравится выражение лица у женщины в тот момент, когда она курит.

— А что в нем такого?

— От него создается впечатление какой-то самодостаточности. Это выражение лица, когда она неторопливо выдыхает сигаретный дым, — когда я смотрю на него, мне кажется, что эта женщина отталкивает меня от себя, что ей не нужны такие, как я. Понимаешь, о чем я?

— Хм, не очень.

— Ну… Вот в старших классах школы девчонки постоянно собираются в кучки и между собой о чем-то хихикают и шушукаются. Мальчишкам в такие моменты всегда становится жутко не по себе. Им кажется, что девчонки смеются над ними. Они ведь наверняка знают, что мальчишки видят их, и нарочно хихикают, всем своим видом как бы говоря: «Эй, смотрите, нам и без вас хорошо. Вы такие придурки! Небось постоянно втихаря пялитесь на нас?» Что-то в этом роде. То же самое и с сигаретами. Женщины, когда курят, прикрывают глаза, чтобы насладиться. Когда они делают так, я сразу чувствую себя жалким и невзрачным.

— Так ты завидуешь.

— Да, скорее всего. Мне кажется, женщины действительно знают толк в удовольствии. — Сонук заговорил еще более тихим голосом. — Ты ведь тоже по несколько раз кончаешь. Мужчины же кончают один раз и все. И, в отличие от женщин, они не стонут, как обезумевшие, и не теряют сознание. Мне иногда даже хочется стать женщиной.

Мне иногда хочется стать женщиной. При этих словах внутри нее щелкнул какой-то выключатель. Внезапное желание забило мощным фонтаном. Ей хотелось прямо сейчас оказаться в постели абсолютно голой и кувыркаться по белой простыни в объятиях этого мужчины. Она была готова взмолиться перед ним. Обойдусь я без сигарет. Я сделаю все, как ты хочешь. Только пожалуйста, давай поскорее уйдем отсюда в ближайший отель! Мальчишка, сидящий напротив, вдруг стал подобен величественному султану. Мари наколола вилкой кусочек отварной спаржи и положила в рот.

— Тебе неинтересно? — спросил Сонук.

— Да нет, интересно. Очень интересно.

— Есть такая книга — «Война и жестокость». Там говорится, что, когда солдаты на войне насилуют и безжалостно убивают женщин, они как бы мстят им за то, что в обычной жизни чувствовали себя угнетенными ими. В мирное время женщины смотрят на солдат свысока, смеются им вслед, и если те пытаются с ними заговорить, холодно отбривают.

— Ты тоже так считаешь? Думаешь, что женщины смотрят на тебя свысока?

— Нет, но временами мне кажется, что женщины дразнят меня.

— Например?

— Ты же тоже дразнишь меня.

— Я?

— Ты прекрасно знаешь, как сильно я этого хочу, но нарочно дразнишь меня несколько месяцев подряд.

— Но я…

— И не оправдывайся.

— Мне же еще не сняли гипс. — Мари сама не заметила, как начала говорить виноватым тоном.

— А мне так даже больше нравится. Ты так еще сексуальней. Когда мне еще доведется заняться этим с женщиной в гипсе?

Ризотто с морепродуктами стыло на тарелке. Это блюдо нельзя есть холодным. Оно должно отправиться в рот ее молодого любовника. Мари нервно смотрела на остывающую еду. Кончики ее пальцев мелко дрожали. Одновременно судорога отвращения пробежала по ее плечам к подбородку.

— Ладно, — выдавила она.

— Что?

Мари разрезала пополам последний ломтик сыра.

— Я сделаю это.

— Что это?

— Не хочешь — проехали.

Она пристально смотрела на возлюбленного, наблюдая за тем, как его рот расплывается в улыбке.