Империя

Опять вспышка, и вот перед глазами новая картина. Повстанцы привязали офицера веревками к двум лошадям, плюнули ему в лицо и долго избивали, хотя лицо солдата оставалось при этом спокойным, словно ничего не происходило. В конце концов, лошади рванули с места. Раздались хруст костей и звук лопающейся кожи, и тело разлетелось на части. Тут и там с остервенением и жестокостью добивали раненых, резали их, словно скот, потрошили, набивая внутренности песком, приколачивали к деревьям.

Снова вспышка. Луций со скоростью выпущенной из лука стрелы пролетел над дорогами, пронесся сквозь толпы людей в Карфагене, петляя узкими переулками, и, наконец, попал в какой-то дом, где поднялся по ступеням наверх и проник за открывшиеся перед ним двери.

– Я возьму тебя с собой в Рим. У меня там прекрасный дом, ты будешь моей богиней, – Ромул гладил по голове темнокожую девушку. – Мы будем с тобой вечно вместе. Ты и я.

– И больше никого? – подняла она на него свои прекрасные глаза.

– Никого.

– А как же твоя служба?

– Там все отлично и без меня. Что может случиться? Главное, что ты рядом.

Карлик немного постоял у кровати, приплясывая, затем забрался под одеяло, лег рядом с Ромулом и его девицей и засмеялся. Он привлек темнокожую красавицу к себе, начал тискать, облизал ей щеку, смачно поцеловал и снова засмеялся.

– Говорят, что самое подлое преступление – это злоупотребление доверием собственного друга! А она хороша, Луций! Наверное, стоит двухсот солдат и твоей дружбы! А ты знаешь, что эта темнокожая красотка – проститутка из местного публичного дома?! Да, да! Твой дружок Ромул предал вас из-за потаскухи! Ты думаешь, где он пропадал все то время, когда был тебе нужен?! Да здесь! Она причина всему! Она! Он предал тебя ради продажной девки! Или ты опять не будешь меня слушать?! Я всегда желал тебе только добра, но ты не слушал меня! Делай, что я тебе говорю. Не прощай, не спускай никому, иначе вскоре все предадут тебя! Помни о власти! Ты – власть! Ты – правитель! Сильный всегда прав! Баба в обмен на жизнь всадников и дружбу! Убей ее, Луций! Убей! Убей! – взревел карлик и, схватив генерала за грудки, начал трясти его из стороны в сторону, продолжая орать: – Убей ее! Убей! Убе-е-е-е-й! Луций! Луций! – голос постепенно менялся, в глазах темнело.

– Луций, Луций! – по щекам больно обжигали удары.

Генерал резко открыл глаза, а в голове все еще стоял голос карлика, сил сопротивляться которому у него не было. «Ты не такой уж и пло…», – он мысленно отмахнулся от всплывших в памяти слов Марии, резко поднялся и посмотрел на брата, который с растерянным выражением лица стоял перед ним.

– Мне придется делать ужасные вещи… – монотонно и тихо проговорил Луций.

– Что?

– Ничего! Зови Ратибора! Возьмите человек десять, едем в Карфаген!

– Зачем? – удивленно спросил Маркус, но тут же получил оплеуху.

Вид у Луция был бешеный, щека подергивалась от ярости.

– Я отдал приказ! Исполняй!

– Так точно! – вытягиваясь по струнке, отчеканил Маркус и сорвался с места.

День катился к закату. Бледный, прохладный свет лился в открытое небольшое окно и ложился на пыльный дощатый пол. Ромул, не отрываясь, смотрел на свою темнокожую богиню: это была его последняя ночь с ней. Утром он должен встретиться со своим отрядом, а затем рассказать о ней Луцию и другим друзьям. Они поймут его. Они не могут не понять…

Она лежала рядом, пахла дорогими духами, которые подарил ей он, пахла радостью и смехом. Она пахла любовью. Ромул слишком привязался к ней, несмотря на то, кем она была в недавнем прошлом. Он выкупил ее, наплевав на все обстоятельства. Теперь она его. Все, что было в их жизни прежде, он обнулил и начал новый отсчет с того момента, как отдал за нее немалую сумму бывшему владельцу. С ней он забывал о ненависти, об отмщении, о том, что они творили, и о том, что творили с ними другие. Все уходило в небытие – она была для него лучшим лекарством.

– Что же ты наделал, сынок? – услышав знакомый с детства голос, Ромул резко обернулся на звук.

– Отец?

– Ты, сам того не ведая, предал само зло, – покачал головой Ливерий, взгляд его был смиренным.

– О чем ты? – Ромул искал ответ в глазах отца.

Но Ливерий лишь печально смотрел сквозь него.

– Мы были неправы во всем, сын, с самого начала. А он все просчитал, он все знал. Мы верили ему и думали, что он старается для вас. Нет, сынок, он всегда делал все только для себя. Нужно было прислушаться к Корнелию еще тогда.

– Кто делал?! Кому верили?!

Ливерий продолжал смотреть отрешенным взглядом, затем начал мерцать, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Он открывал рот, но фразы доносились нечетко и отрывисто: «Еще есть… Беги… Близко…». Через мгновение Ливерий исчез.

Что мы знаем о своих родных или друзьях? По сути, мы не знаем о них ничего. Живем только теми сведениями, которые они доверяют нам и в которые мы сами хотим верить.

Ромул вздрогнул и открыл глаза. День катился к закату. Бледный, прохладный свет лился в открытое небольшое окно и ложился на пыльный дощатый пол. Она открыла глаза, посмотрела на него и улыбнулась.

– Дурной сон?

– Я видел отца, словно живого. Он говорил со мной.

– О чем? – она поцеловала его в щеку.

– О чем-то пытался предупредить. Совсем как живой, – на Ромула накатили детские воспоминания.

– Ты проведешь эту ночь сегодня со мной, а потом?

– Потом все будет хорошо. Я устал прятаться. Мы будем вместе, навсегда.

Всадники мчались по узким улочкам Карфагена, пугая людей и разнося палатки торговцев. Гвардейцы выглядели устрашающе. Впереди ехал Луций со злобным лицом – за всю дорогу он не произнес ни слова. За ним следовал Ратибор с отрешенным видом – ему было все безразлично. Потом Маркус – он постоянно оглядывался и растерянно оценивал обстановку. Вскоре отряд остановился у трехэтажной инсулы. Луций огляделся, будто что-то ища, и его взгляд привлекла деревянная дверь с коваными вставками.

– Здесь! – обернулся он к Ратибору и Маркусу и спрыгнул с коня.

Все спешились. Луций дернул ручку на себя и открыл дверь. Внизу, на первом этаже, был трактир, на втором и третьем располагались гостевые номера для отдыха. Посетители гудели. В таких местах обычно гуляли солдаты вспомогательных когорт, местные варвары, калеки, нищие, рабы – в общем, всякий сброд. Тяжелыми шагами Луций продвигался вперед, осматриваясь по сторонам. В таверне под потолком чадила лампада, воняло подгоревшим мясом, столы были разбросаны хаотично, посетители сидели, как попало, пировали и орали на своем псином языке. Генерал остановился: «А вдруг среди этих обжор есть те, кто беспощадно убивал его людей в ущелье?». Ратибор и Маркус зашли за ним следом. На них никто не обращал внимания, но вскоре генерала окликнул противный и мерзкий голосок:

– Господин, чего изволите? Чем я могу вам помочь?

Луций обернулся. Перед ним стоял раб, маленький и плешивый, он заискивающе щерился, его улыбка раздражала. Генерал схватил лысого за глотку:

– Где воин в такой же форме, как и я?! Где Ромул?! Ты знаешь, где Ромул?!

Тот замотал головой, краснея и синея одновременно, и попытался освободиться. Луций на мгновение расслабил пальцы. Раб отшатнулся в сторону, прокашлялся и трясущейся рукой указал на человека за стойкой.

– Хозяин. Хозяин. К нему. Я не знаю. Я, правда, не знаю. Я всего лишь раб.