Империя

Корабли вошли в порт в момент захода солнца, встречая дувший с берега легкий вечерний бриз и вспенивая перед собой обагренную закатом морскую воду. Шум якорных цепей ознаменовал прибытие, солдаты спустили на море шлюпки и приступили к высадке. На берегу царила суета: зеваки толпились на пристани, а матерые работорговцы с дракой пробирались через них вперед в надежде урвать живой товар по бросовым ценам.

Ратибор, пошатываясь, ступил на деревянный помост пирса, оперся одной рукой о бревно и прикрыл глаза.

– Человек должен ходить по земле! Он не морская гадина, чтобы бултыхаться в деревянной посудине по морю, как сельдь в бочке, – русич прижался лбом к теплому дереву, но даже на берегу тошнота не отступала.

– Прекрасно выглядишь! – ехидно воскликнул Понтий, проходя мимо Ратибора, но тот только отхаркнул вязкой слюной, не обращая внимания на издевательство друга.

Вскоре пристань превратилась в огромный рынок. Чтобы выйти в город, Луций был вынужден протискиваться через толпу торгующихся, продающих и покупающих людей. Плебс походил на мух, облепивших распятое тело. Народ словно нюхом чуял приход кораблей: даже в условиях соблюдения строжайшей секретности, люди, как насекомые, собирались там, где было, чем поживиться. Если Рим сравнить с телом, то живущий в нем народ впору считать его кровью, постоянно пульсирующей по артериям-улочкам. Прекрати это движение, и каменный монстр умрет.

Хождение по морю выматывает человека, а новичка изнуряет вдвойне. Привкус морской соли все еще стоял в глотке Луция. Облизывая обветренные и потрескавшиеся губы, он пробирался к ближайшей лавке на запах жареного мяса, пытаясь не потерять его в какофонии множества наполнявших город ароматов.

– Проклятый и ненавистный Рим, как я скучал по тебе!

– Вода! Холодная вода! – мимо генерала пронесся мальчишка с запотевшим глиняным кувшином.

– Ваши ребрышки, господин, – продавец уложил хорошо прожаренное мясо на ломоть хлеба. – Приятного аппетита!

Отойдя в сторону, Луций начал жадно поглощать сочные свиные ребрышки: горячий жир тек по его пальцам, обжигал язык, но генерал продолжал есть. Не слишком изысканная, но привычная с детства пища казалась ему удивительно вкусной. На пристани жизнь кипела круглосуточно: здесь никогда не стихал гомон, даже после того, как солнце исчезало с небосвода. Мимо то и дело пробегали дети, попутно приставая к прохожим с предложением купить какой-нибудь товар. Луций провалился в воспоминания о тех временах, когда он и сам бегал с друзьями по рынку в поисках покупателей на урожай, который привезли на продажу их родители. Много воды утекло с тех пор, многое поменялось – остался прежним лишь вкус дешевого жареного свиного мяса.

– Человек с возрастом пресыщается жизнью. Все, что остается для него святого, – это детские воспоминания. Обычно они приукрашены его сознанием, так как он толком уже и не помнит всех деталей. И все же они – самое ценное, что у него есть.

– Что? – Луций повернулся, перед ним стоял Асмодей и улыбался.

Он был такой же неизменно толстый и смешной, никогда не унывающий, с поросячьими глазками и трясущимся подбородком.

– Я рад твоему возвращению! Весь Рим восхваляет твое имя и славит тебя как победителя. Ты молодец, как всегда, на высоте!

– Мне слишком дорого далась эта победа, – слизнул с пальца жир Луций.

– Да, я слышал о том, что ты потерял друга: храбрый Ромул пал в битве, спасая тебя, – Асмодей произнес эти слова серьезно, с сочувствием, но в его глазах мелькнула насмешка.

Луций, пытливо глядя на собеседника, медленно прожевал мясо и с трудом проглотил его.

– Да, это так. Мой друг пал, спасая меня и мою мечту. Нашу мечту.

– Это горе не только для тебя, Луций, но и для всех нас. Жаль, что у него не осталось наследников, ведь он владел отличным имением.

– Я отдал его Маркусу, – сухо бросил Луций.

– Поистине мудрое решение. Кто, как не Маркус, достоин этого больше других? Ты не только храбр, генерал, но и умен.

От этих слов голова у Луция закружилась, в ушах зазвенело. Ему на мгновение показалось, что этот толстяк знает правду и просто издевается над ним. В глазах начало темнеть, и вот уже он вновь видит, как Сципион идет по мраморному полу: шаги глухие, по-военному четкие, на руках Юлия. Он переводит взгляд и замечает мертвое лицо лежащего на полу Ромула. Тот внезапно открывает глаза и смеется…

Луций вздрогнул и уронил мясо. Асмодей что-то говорил, не глядя на генерала, но Луций его не слышал.

– Цезарь приглашает тебя к себе, благородный и храбрый Луций Корнелий, – голос толстяка наконец-то пробился в его сознание. Асмодей повернулся и немного удивился растерянному, бледно-землистому оттенку лица генерала. – Тебе нужно отдохнуть после плавания. Оно утомляет, я знаю. А затем Тиберий будет ждать тебя во дворце. Марк, кстати, тоже придет туда: он очень хочет встретиться с тобой.

Асмодей хлопнул Луция по плечу своей пухлой ладонью. Его поросячьи глазки смеялись, несмотря на то, что лицо выражало задумчивость и понимание. Он слегка кивнул головой и, не дожидаясь ответа генерала, ушел, с трудом унося свое грузное тело на толстых коротких ножках.

Большое круглое помещение украшали по периметру резные скульптуры богов и древних героев. По стенам расходились росписи и мозаики. Весь зал был отделан дорогим разноцветным мрамором, а окна и двери выполнены из редких сортов дерева с бронзовыми вставками, начищенными так, что в них можно было увидеть свое отражение. Посреди зала находился бассейн, в котором лежал Луций. Его лицо накрывало влажное и теплое белоснежное полотенце, вокруг пахло благовониями, на воде монотонно покачивались лепестки роз. Генерал иногда вздыхал и потягивался, отчего звук потревоженной воды эхом проносился по помещению, тысячекратно отражаясь от идеально гладких стен.

– Знаешь, как называют тебя германцы? Ма-а-ра-а! – произнес Германик синими губами мертвеца.

Луций вздрогнул и поднял руку. Вода потекла с нее вниз, и обильные капли ударились о теплую гладь бассейна. «Кап-кап-кап-топ-топ-топ», – звук падающей воды сменился четкими шагами Сципиона, несущего на руках Юлию. И снова: «Кап-кап-кап», – теперь уже капли крови разбивались о пол. Луций что-то мычал под полотенцем, вода в бассейне дрожала и качалась.

– Мара. Бог хаоса и беззакония, зло, пожирающее человеческую сущность, – тихо отчеканивал каждое слово мертвый племянник Цезаря на ухо Луцию.

– Нет… Нет… Я всего лишь хочу справедливости… Нет… – крутя головой из стороны в сторону, шептал генерал под полотенцем.

– Я говорил: не трогай орлов! Я говорил! – медленно поднялся из бассейна призрак Вара: сначала над водой показались его волосы, затем глаза. Он произносил слова, булькая и вдыхая в себя воду, отчего его голос становился дребезжащим и особенно страшным. Луций чувствовал его холод, но боялся снять с лица полотенце. Он уже не понимал, сон это был или реальность.

– За что ты убил моего сына, Луций? За что? – голос Ливерия, голос из детства прозвучал рядом, совсем близко.