Импровиз. Война менестреля

— Именно поэтому вы ходите на костылях? Не пытайтесь меня обмануть. Прежде, чем отправиться в путь, вам нужно лечение.

— Ничего. Заживёт. Я не в первый раз.

— А потом какой-то раз вдруг станет последним. Вы мало знаете о людях, погибших от гнили, которая пошла от раны, незначительной на первый взгляд.

— Много. Возможно, слишком много.

— И как тогда объяснить ваше решение не лечиться?

— Кто сказал, что я не лечусь? Лекарь сказал мне делать припарки. от я их и делаю.

— И помогает?

— Пока не очень. Но любое снадобье не действует сразу.

Жоанна помолчала, рассматривая ногти на правой руке. Чернилами, что ли замазала? Ланс терпеливо ждал, внимательно изучая картину на стене. Рисовал явно мастер. Может, и не старая унсальская школа работы углём, а из новых, современных, но художник прекрасно передал настроение печали и, вместе с тем, надежды.

Дорога, прямая, как стрела, устремлялась к дальнему всхолмью. По обе стороны — низкая трава да торчащий из неё репейник-переросток. Спиной к тому, кто глядел на картину, уходил вдаль мужчина в распоясанной длинной рубахе и простых холщовых штанах. Босой. Сразу видно из простонародья. Крестьянин или мастеровой, а то рудокоп из тех, что рубят под землёй и таскают из штолен тяжеленные корзины с бурым железняком или медным колчеданом. На плече он нёс ребёнка лет шести-семи. Девочку, если судить по торчащим в стороны косичкам. Они уходили… Неотвратимо, не прощаясь. Из нашего мира в какой-то дальний и потусторонний.

Возможно, это Горние Сады?

Но в «Деяниях Вседержителя» они описывались совсем не так.

А вдруг, рядом с нашим существуют другие миры? Миры, где всё происходит по-другому. Там можно забыть все ошибки и начать жизнь заново. Только будет ли это жизнью? Невольно в памяти всплыли строки, то ли где-то прочитанные, то ли услышанные: «…стелется сизый дым, воды несёт речка, страшно ходить живым по этим святым местечкам».

— Знаете, какой ваш главный недостаток, пран Ланс? — заговорила Жоанна. — Вот самый главный.

— У меня их так много, что я затрудняюсь выбрать. — Пожал плечами альт Грегор. — Каждый из недостатков важен и каждым я дорожу.

— А хотите я вам скажу?

— Хочу! Буду признателен!

— И дело не закончится смертельной обидой?

— Нет.

— Честно?

— Честное благородное слово.

— Ну, так знайте. — Она прищурилась. — Вы совершенно не умеете принимать помощь.

Ланс развёл руками. Вздохнул. Ну, что тут скажешь?

— Да, я не умею принимать помощь, — ответил он. — Так уж вышло.

— Это плохо. Это очень плохо.

— Знаете, прана Жоанна. Когда-то давно я глядел на мир широко и доверчиво распахнутыми глазами. Казалось, что все люди добры по отношению ко мне. Я не ждал подвоха и с радостью принимал и оказывал услуги. Но шли годы. Окружающим меня людям удалось убедить меня, что я всем должен, а мне не должен никто. Что за любую помощь, даже в самой малой малости, я должен расплатиться сторицей. Я стал избегать отношений с людьми, если они не оговорены ясно и чётко, как договор между кондотьером и нанимающей стороной. Только самым близким друзьям позволял помочь мне, и то не просил. Только если сами предлагали. Но прошло ещё немного времени, и я увидел, что помощь друзей тоже небескорыстна. Нет, они не просили меня в ответ одаривать их золотом или убить кого-то на дуэли. Просто они лепили меня по своему желанию. Как скульптор лепит статую из влажной глины, отбрасывая ненужные куски и тщательно выравнивая и выглаживая те, которые он счёл полезными. Так и они делали всё возможное, чтобы Ланс альт Грегор стал не таким, каким он нравится Лансу альт Грегору, а таким, каким он нравится им. Тихонько, исподволь меня заставляли отказываться от привычек и увлечений, пытались изменить черты моей натуры, благодаря которым я стал тем, кто я сейчас.

— А кто вы сейчас? — Неожиданно спросила трагерка, прервав течение мысли альт Грегора.

— Смею надеяться, что я — самый известный и самый востребованный в двенадцати державах менестрель. Маг-музыкант, которого знают и помнят при дворах короля Унсалы и герцога Аркайла, великого князя Трагеры и дожа Вирулии, великого герцога Кевинальского и княгини Айа-Багаана…

— Это всё внешне. А внутренне? Кем вы себя ощущаете внутренне?

Вот тут Ланс задумался. И правда, кем? Уж вряд ли той высокомерной знаменитостью, какой видят его многие окружающие.

Он решил ответить честно.

— Внутренне я — уставший и запутавшийся человек. Немолодой, не пышущий здоровьем. Желчный и язвительный. Человек, потерявший друзей. Музыкант, лишившийся слушателей. Поэт, сочиняющий не самые сильные стихи. Я потерял свои музыкальные инструменты, которые стоят целое состояние, осталась только флейта-пикколо, подаренная айа-багаанским моряком. В жизни моей нет определённых целей. Есть венчанная жена, но я даже не представляю, где она может скрываться. Есть девушка, которую я люблю, но она сейчас находится в руках мятежников, в Вожероне. Мои друзья сражаются против моей державы, в которой я был приговорён к смертной казни с заменой на каторгу. Мне не на кого положиться, не у кого просить помощи. Но я не отступлю и не сверну. Я пойду до конца, даже если буду точно знать, что повстречаю смерть. Так кто же я? Бывший менестрель? Бывший наёмник? Бывший человек? Нет. Я — Ланс альт Грегор. Моя судьба — только моя. Мои ошибки — только мои. И мои победы будут только моими. Вам понравился ответ? Думаю, что не очень. Но другого у меня нет и не будет.

— Вынуждена вас огорчить, пран Ланс, но всё, что я услышала, это, конечно, красиво, трагично и выдаёт в вас очень-очень свободного и гордого человека. Настоящего аркайлского дворянина, наследника древнего Дома и тому подобное. — Хитро прищурилась Жоанна. — Но на самом деле вы — ёжик.

— Кто? — опешил альт Грегор.

— Ёжик. Если угодно, чтобы вас называли строго — ёж. Зверушка есть такая. Разве вы не слышали?

Ланс едва не выругался, как самый последний наёмник. Ну, что за чушь она несёт? Это у женщин принято так — издеваться над любым мужчиной, оказавшимся поблизости? Ёжик… белочку ещё вспомнила бы. Тоже полезный зверёк. Но в следующее мгновение он уже хохотал. А ведь, в самом деле. Жоанна подобрала удивительно точное определение.

— Вы закрылись от всего мира, — продолжала она созвучно его мыслям, — иглами из насмешек, показной гордости, независимости, холодности и надменности. Столкнувшись полдюжины раз с подлостью и предательством, вы решили, что вес мир таков же, как эти несколько человек, которые пытались использовать вас. Но вы же взрослый, убелённый сединами человек. Опытный воин. Прекрасный менестрель. Отличный товарищ и надёжный соратник. К чему вам эта самозащита? Опустите иголки. Позвольте помочь вам.

— Ну, хорошо… — начал сдавать позиции альт Грегор. — А зачем вам это?

— Мне? Вот уже не задумывалась. Просто хочу помочь.

— Так не бывает. Даже когда хотят «просто помочь», имеют в виду какую-то свою выгоду. Пусть даже неосознанно. Вот, к примеру, разговаривая со мной незадолго перед боем о трагерских менестрелях и их подлости, вы рассчитывали найти человека, который прикрыл бы вам спину, случись что.

— Пожалуй, да… — немного подумав, кивнула Жоанна. — Учитывая, что трагерские менестрели — самый настоящий змеиный клубок, я могла ожидать всего. Лобо альт Эскобан набросился на вас, но с таким же успехом мог и на меня. Конечно, меня учили фехтовать, но со шпагой в руке я не продержалась бы против него и полдюжины выпадов.

— Теперь я — ваш должник. Но почему-то вы не требуете возврата долга, а продолжаете помогать. Почему?

— Пока что ещё не помогаю, а пытаюсь уговорить упрямого менестреля, чтобы он позволил оказать ему помощь. А он сопротивляется. При том, что для меня это почти ничего не стоит. Дом Серебряной Рыси даже не заметит, если я подарю вам пару дорожных коней, сотню «мечей»^[7] в дорогу и ещё десяток дам лекарю, который осмотрит вашу рану.

— И всё же, — настаивал Ланс. — Какие побудительные мотивы движут вами?