Индульгенция для алхимика
Шрифт:
Густав взял котомки и повод Рыжика, всю дорогу трусившего привязанным к задку фургона.
– Иди, - согласился студиозус.
– Я пока нашего гафлингера[65]
в конюшне определю.
В результате, спустя полчаса, когда улицы стали заполнятся громко переговаривающимися жителями, расходящимися с Маркетплац, выполнявшей сегодня роль площади Топора и Плахи, приятели встретились в общей трапезной.
Шлеймниц проглотил последнюю ложку остывшей тыквенной каши, видя нетерпение товарища, кивнул головой:
– Рассказывай, что узнал, пока я отсыпался?
Фамулус протянул Адольфиусу
– Ну... местечко, вроде, неплохое. Ага. Старому Готтлибу за семьдесят, в замке он живет около десятка лет. И в лаборариум, года три, как не заходит. Говорят, дед не вредный, еще не заговаривается, передвигается сам... иногда - чудит, в смысле - детям чудеса превращения показывает, как вода в колбе цвет меняет. Еще - занимается квадриувимом[66]
с Рихардом, сыном барона. А дочка, леди Зельма, просватана уже, осенью свадьба. Тот старик, что с ними сидел - это дед ее, герр Астор фон Тишбейн, отец покойной жены Граувица, в гости едет. Ага...
– А до Граубурга далеко? Как поедем?
Николас почесал переносицу.
– Говорят, к святому Антонию[67]
доберемся. А поедем... по дороге поедем, Эммерик сам толком не знает. Вроде как из Эйзенаха - в Шмалькальден, а оттуда, через Фохтланд, в Регенборгское епископство. Там, скорее всего, в Пассау, потом уже в Грац. А от Граца до Граубурга совсем рядом, лиг двенадцать будет, ага.
– Руды в баронстве есть?
– Не-а, - потряс головой Проныра, начавший чистить второе яйцо.
– Солеварня есть. И маленький вассальный городок, Мюрек называется, за ее счет живет. И еще - ткань шерстяную делают, овец в долине много. Так что красители там нужны, хорошо подняться на них можем.
– А откуда они железо тогда берут? И медь?
– Густав, налил в кружку сильно разбавленного вина, сделал пару глотков. В голову пришла мысль, что стоит купить нормального питья, оба бурдюка пусты.
– Кузнецы немного находят, в ямах плавят. Получается... сам знаешь. Так что по горам придется побегать. Да, говорят, изредка серебряный блеск попадает. Но жилу так никто и не нашел, - Николас дал обезьяну второе яйцо.
– Ясно. А что крепость? И сама сеньория?
– Шлеймниц допил свою порцию и скривился. Редкостную гадость здесь паломникам выдают. На ужин придется потратиться.
– Баронство? Ну... как Эммерик рассказывал... Представь себе: огромная долина между гор, окруженная лесами, пастбища, луга, колосящиеся нивы, хрустальные водопады, змейки множества ручейков и голубое небо, отражающееся в синеве озер, а в центре - прекрасный сказочный замок... Представил? Так вот это - Баварский Нойшванштайн[68]
. А Граубург... Бывшее Порубежье, ага. Отец нашего барона получил бенефициум[69]
, лет, эдак, тридцать назад, - фамулус почесал Адольфиусу раздувшееся пузо:
– Наелся, мой маленький...
– До границы далеко?
– Густав немного разочаровался. Порубежье - это не подарок.
– Говорят, лиг[70]
восемь. Там крепость стоит, Курцлокк называется. Да, горы, реки, есть две деревни, но почва скудная, скалистая, урожаи маленькие, едва на прокорм хватает, до столицы, города Грац, тридцать пять миль посуху, или сорок - по реке. С порогами. А еще - в горах недобитые шамры,
осычи, даже мхоры забредают. И импуры... отец Пауль в прошлом году лично одного истребил, - Николас прекратил щекотать обезьяна и стал серьезным.– В общем, нам повезло. Инквизиторов в самом замке нет, только один дознаватель в Мюреке сидит. Доносчиков вычислим рано или поздно. Главное, проход сквозь Чужие Земли вызнать, контрабандисты ведь наверняка имеются. Эммерик говорит, до Сиама в Третьем Крестовом там ходили, миль семьсот всего. Это лазейка, на самый крайний случай.
Густав молча кивнул. На что-то подобное он и рассчитывал. Если, вдруг, Элиза и Йозеф появятся...
Раздумья прервал Ханц Две Руки, зашедший в трапезную.
– Эй, как тебя? Трехбровый! Дуй на улицу, господин Майер ожидает. А ты, с обезьяной, сиди, про тебя речи не было, - осадил походный кулинар начавшего подниматься вместе с алхимиком Проша.
Шлеймниц, уже привыкший к такому прозвищу (его кто только ни придумывал, повар не первый), кивнул фамулусу.
– Жди. А еще лучше - почисти Рыжика...
Молчальник Гуго, похожий отвисшими щеками, носом и подбородком на мастиффа, парочка которых сопровождала барона в поездке, лишь кивнул головой, показывая в какую сторону им идти. Похоже, что у местного камерленгера управляющий уже побывал: они обошли колокольню, миновали альмонарий[71]
и, остановились подле старой пристройки с распахнутой настежь дверью.
К удивлению Шлеймница, нотариусом оказался сравнительно молодой священник, для чтения и письма даже не использующий очки. Придвинув утенсилии[72]
, он начал споро заполнять лист пергамента, изредка прерываясь вопросами типа: "Титул и чин родителей", "В каком коллегиуме обучаетесь", "Добровольно ли заключается соглашение". Короткие ответы Майера, порученца барона, студиозус слушал с интересом, узнав, например, что Вильгельм фон Граувиц - вассал immediati[73]
герцога Штирии Оттокара Девятого, что в случае нарушения обещания, то есть, отказа в обучении, барон обязуется выплатить Ордену и Густаву компенсацию в десять талеров, что для работы служителю Лулла будет предоставлен оборудованная рабочая комната, и, что с каждого заработанного гульдена следует отдать шесть крейцеров казначею ближайшей общины Конгрегации[74]
.
Просидели около двух часов, почти до обедни, ожидая, когда стряпчий и его писарь оформят три чистовых экземпляра, исправят ошибки, поставят печать и скрепят договор четырьмя подписями. Получив свой лист, субминистратум сразу прибрал его в поясную сумку. Все. Теперь назад дороги нет. Зато - есть определенность и алхимическая мастерская. А главное, хоть какая-то свобода от постоянного надзора и жесткой монастырской дисциплины! Это будет стоить подороже двадцати золотых...
***
Отстояв девятый час, благо далеко до церкви идти не пришлось, Густав и Николас вышли на Карлсплац. На Площади великого короля царило оживление. Взобравшись на поребрик центрального фонтана, некий человек, одетый в сине-зеленый дуплет, увлеченно размахивал руками и что-то рассказывал. Народ хохотал, выражая одобрение громким свистом.
– Это что, комедиант?
– поинтересовался Шлеймниц у Проныры, наверняка бывшего в курсе последних сплетен.