Иной край неба. Дилогия

– Мудрый Конфуций, не проигравший, кстати говоря, ни одной битвы, даже превосходящим силам противника, учил: - 'Дай дорогу дураку, и подожди у реки, любуясь кувшинками, пока течение не пронесёт мимо тебя его труп'. Ну, я дословно не помню, но смысл такой.

– А! А я так и думал, между прочим, что это из какого-нибудь Конфуция!
– заявил Горохов, и, наконец, пошёл прочь. Но не ушёл - опять вернулся:

– Слышь, Лёх, а чего ж ты такой крутой к нам в карате не идёшь?

– Да куда мне ещё и карате?!
– удивился я предложению.
– Три вида спорта тяну!

– Вот я к тому же! Зачем тебе сдалось столько тянуть?

– Да как-то закрутилось, сам теперь не пойму, - пожал я плечами.

– А слышь, неужто мотокросс и впрямь круче карате, а?
– поинтересовался он.
– А я, знаешь, в карате-то назло родителям пошёл. Это потом втянулся, нравиться стало, как что-то получаться начало.

– Да вот и я тоже в мотокросс пошёл, что бы отцу досадить!
– вдруг неожиданно для самого себя ляпнул я! Вот оно! Очень на правду похоже, очень! Надо бы с двойняшкой своим поговорить о мотокроссе и отце!

– Ты это, Горохов, не злись за заметку в газете, - вздохнул я.
– Мы в следующем номере опровержение дадим.

– Да ладно, чего там!
– отмахнулся тот.
– С меня-то не убудет. Только не понятно, зачем вам в газете всякий такой вздор пустой писать?

– А! Девчонки!
– вздохнул я.
– Они так себе журналистику представляют: что бы громкие заголовки и сенсации!

– Да как же ты-то к ним попал?
– посочувствовал Горохов.

– Они меня шантажируют!
– громким шёпотом признался я.

– А есть чем?

– О! Ты не представляешь, на что они способны!

– Да уж, - Горохов покачал головой, и вздохнул.

Он всё же ушёл, и я, крадучись, прижимая к себе завёрнутый в школьный пиджак катар, пробрался в комнату нашей редакции. Благо, дверь тут теперь не запиралась, если знать, как потянуть. Присел на стол, приложил холодную сталь к ушибу. Подумал.

Как призыв оружия работает - я разобрался. Осталось разобраться, как сделать, что бы оно не работало, когда не надо! А думай-не думай, а холодное оружие прятать надо! И взялся я за художественную самодеятельность: вырезал задумчиво разные цветочки из цветной бумаги, да на катар наклеивал - что бы замаскировать под... сам не знаю что. Получился эдакий шедевр авангардизма. Я его подальше за шкаф затолкал.

...

Шпаргалки с предсказаниями, спрятанные в нашей стенгазете, так понравились народу, что их растащили за первые две перемены, и на третьей предсказания закончились. Наши девчонки в спешном порядке тайком на уроке писали новые. А на четвёртой перемене оказалось, что стенгазета снова полна пророчеств и советов! Но на этот раз все пророчества предрекали вызов к доске и проверку домашнего задания. Видимо, это учителя постарались! Мы не стали выбрасывать труд учителей, а перемешали их пророчества со своими - шутливыми.

После уроков наша редакция, или, как все её уже все называли - клуб - собрался в полном составе отпраздновать успешный выпуск стенгазеты. Алёнка весело смаковала заметку о девочке, сломавшей шею, и купившей у колдуньи новую, и смеялась. Я плюнул на свои глупые обиды, не стал дуться, и смеялся вместе со всеми.

Ещё смеялись над тем, как Тахион выглядел, отвечая у доски в наряде пирата: - 'Косинус половины угла! Арр! Якорь мне в глотку!'

И над тем, как оперативно подхватили нашу идею с пророчествами учителя, добавив в скрытый карман стенгазеты пророчества о вызове к доске и о проверках домашних заданий. Ещё смеялись... я уже не помню - да и не важно! Весело было!

Да, ещё я сбегал в магазин, и купил целый торт для нашего праздника. Вначале продавщица с подозрением на меня покосилась, и заявила, что курево они не продают несовершеннолетним. Я удивился, объяснил, что я, вообще-то, за тортиком к чаю. А выходя из магазина, всё понял, когда увидел своё отражение в зеркальной витрине. На левой скуле расцветал шикарный синяк! Впрочем, за поеданием тортика и распитием чая, я про него почти было забыл.

– Пострадал за свободу слова!
– объявил я в ответ на вопросы товарищей. Было весело.

...

Грустно стало дома.

– У нас серьёзные проблемы!
– покачал головой мой двойник, разглядывая моё лицо.
– Ты понимаешь, что ты наделал? Теперь нас легко отличить! Ладно - папа и школа! Но спецслужбы! Весь наш план основан на том, что они примут меня за тебя, проверят, убедятся, что я самый обычный, и отстанут. А что теперь?

Да уж, положение. Тут либо мой фингал замазать, либо двойнику такой же нарисовать! Сразу расскажу, опуская описания наших с двойником страданий: не так это просто! Что бы скрыть синяк, или нарисовать, и не выглядеть при этом недораскрашенным клоуном, надо навыком обладать в деле макияжа на уровне хотя бы кандидата в мастера.

В общем, ничего у нас не вышло, и мы решили, что в школу теперь придётся ходить только мне одному.

– А я пока буду к спортивным сборам готовиться, - вздохнул мой двойник.

– Чего к ним готовиться?
– не понял я.
– Ты же сам говорил, что это не соревнования. Лучше за учёбу возьмись! Подтянуть бы тебе... всё. Слушай, а чего тебя так в спорт-то потянуло? Я же - ты! Но не чую в себе такой прямо тяги к чемпионству, что бы сразу за три разных вида спорта браться!

Двойняшка мой скривился. Я припомнил разговор с Гороховым, и решил добиться ответов от самого себя, раз уж у нас так удачно разговор повернулся.

– Сдаётся мне, что ты отцу досадить хотел, - предположил я наугад.

– Ну, хотел!
– легко согласился двойник.
– Сам посуди: он вечно занят, я расту сам по себе. Меня воспитывает телевизор, школа, старшие пацаны во дворе - кто угодно, но не родной отец. Тогда папа поставил ультиматум: я должен ходить в спортивную секцию, что бы не болтался без дела. Ну и записал меня в лёгкую атлетику. У нас там оказался паренёк, который рассказывал про картинг. Это такие маленькие гоночные машины. Вот я тайком от папы переписался из легкой атлетики в картинг. Папа ничего не заметил, пока не пришёл вдруг на соревнования. Я как его на трибуне увидел... ну,... полихачил малость... чуть не разбился. Но ведь не разбился же! А 'чуть' - не считается! Но отец меня из клуба уволил. Он с тренером поговорил крепко. А я тогда ушёл в мотокросс. Отец зубами поскрипел, но смерился. Побоялся, что я ещё чего опаснее удумаю. Решил, по его словам, подождать, пока я себе чего-нибудь сломаю. А я вот назло разбиваться больше не стал.

– А как же коньки?
– спросил я.

– А это уже позже было. Я тогда приз взял, в газету попал. Коротенькая такая заметочка. Даже по телевидению моя довольная рожа мелькнула. И вот мне тогда в голову пришло, что женщины мотогонками не интересуются. Они больше коньки смотрят. Но на художественное катание меня не взяли. Да и правильно сделали, не моё это. Зато вот гоняю на коньках.

– Погоди. Женщины? Чего это ты вдруг про женщин, я не понял.

– Мама..., - двойник не стал таиться от собственного отражения.