Интердевочка
Шрифт:
– Жалко только, что Константин Иванович надрался.
– Таня! Ты же знаешь Лялиного папу!.. Нужно было смотреть. Боже! Как тебе идет белое! И фата… И Эдик в настоящем смокинге!.. Бесподобно!
Я немножко устала от маминых всплесков, достала инструкцию, полученную от Кисули и Гулливера, и сказала Эдику, который тщательно пересчитывал сдачу:
– Теперь мы должны в твоем консульстве легализовать наше свидетельство о браке и оформить приглашение на выезд…
В отличие от нашего первого посещения генеральный консул Швеции был сух и сдержан. Ни кофе,
Он еле скользнул по мне глазами, коротко поклонился и заявил Эдику:
– Вами займется секретарь. Прошу простить: дела.
Эдик тоже не больно расшаркивался. Зато я как можно обольстительнее улыбнулась консулу, напружинилась и сказала ему по-шведски:
– Вы крайне любезны, господин консул. Мы вам очень благодарны.
Моя домашняя заготовочка произвела фурор: консул удивленно поднял брови домиком, Эдик чуть не ахнулся в обморок, а старая грымза в золотых очках уставилась на меня, как на седьмое чудо света.
– Поздравляю, - кисло поклонился мне консул.
– У вас редкие способности. Думаю, господину Ларссону неслыханно повезло. Как, впрочем, надеюсь, и вам, фру Ларссон…
За несколько дней до отлета Эдика мы с ним собрались в цирк. Спустились из его номера в холл «Европейской», и Эдик оставил меня у ларька с сувенирами, а сам пошел в бюро обслуживания «Интуриста» за билетами.
А неподалеку от меня льется такая бойкая английская речь с могучим русским акцентом. Я покосилась, а у колонны стоит хорошо поддавший «штатник» и его шикарно хомутают две интердевочки.
И вдруг слышу, одна говорит: «Джаст э момент…» И подваливает ко мне:
– Привет, Таня.
– Здравствуй, куколка, - говорю.
– Ты кто?
– Я - Лиза-Кролик. Слышала?.. Мы тебя знаем и очень уважаем. Но наши девочки просили тебе передать, чтобы ты больше сюда не ходила. Пусть у каждого будет свой огород. А то… Зачем тебе всякие разборки?
Тут подошел Эдик с билетами в цирк.
– Познакомься, Кролик, - говорю я ей.
– Это мой муж, Эдвард Ларссон. А девочкам передай, что я нахожусь в глухой завязке и конкуренции не составлю. Чао.
– Желаем тебе счастья, - успокоилась Кролик.
Когда мы вышли из «Европейской» на улицу, Эдик сказал:
– Какое странное женское имя - «Кролик»…
– Это не имя. Это - кликуха.
– Что?!
– Потом объясню. Пошли, пошли, а то опоздаем.
В антракте между первым и вторым отделением, пока на арене устанавливали клетку для львов, я вышла покурить, а Эдик встал в очередь за мороженым.
Иностранцев было в цирке - пруд пруди! Казалось, что «Интурист» откупил все места - от первого ряда партера до последнего на галерке. Тут тебе и по-польски, и по-французски, и по-немецки, и по-английски…
– Здравствуйте, Таня-тян. Хау ду ю ду. Ам вери глед то си ю.
Поворачиваюсь - стоит передо мной такой симпатичный джапан лет пятидесяти. Ни имени, ни фамилии, убей бог, не помню! Помню только, что он целую неделю был моим клиентом на прошлогоднем пушном аукционе. И еще помню, что он по-русски ни в зуб ногой. Ну, и платил, конечно, будь здоров. Как все японцы.
– Я видел вас с мужчиной, - говорит он по-английски.
– И не хотел беспокоить. Но когда вы освободитесь,
– Помню, - говорю.
– Даже очень хорошо.
– Все остальное время я буду свободен для вас.
И дает мне визитную карточку, где чернилами уже написан его номер телефона в «Астории». И кланяется, кланяется…
А я-то вижу, что ко мне продирается Эдик с мороженым. И не успеваю объяснить японцу, что больше не работаю по той части, которая его интересует. Сую, как дура, визитку в карман куртки, и так торопливо говорю:
– Хорошо, хорошо… Простите меня, пожалуйста…
Японец тоже увидел Эдика и на прощание мне говорит:
– Целый год я не могу забыть дней, которые мы провели вместе. Жду, - и буквально растворяется в толпе.
Только мы с Эдиком взялись за мороженое, как раздался звонок. Все потянулись в зал. В проходе я чуточку отстала и выбросила в урну визитную карточку японца. Вались он, этот джапан, к такой-то матери!..
Взяла Эдика под руку, и мы, лопая мороженое, пошли смотреть львов.
На следующий день я заступила на суточное дежурство. С утра пошла нормальная больничная круговерть: уколы, перевязки, капельницы, таблетки…
– Таня! Борис Семенович вызывает!..
Бросаю все, бегу к заведующему отделением. Там же на подоконнике сидит наш молодой доктор Владимир Александрович.
– Здрасссьте, Борис Семенович!
Борис Семенович - милый, остроумный, доктор божьей милостью. Трус - фантастический! Со страху заложит кого угодно.
– Ну что вы со мной делаете, Таня?! Это просто нечестно! Как писать характеристику на человека, уезжающего за границу на постоянное местожительство?!
– Борис Семенович, дусечка! Ну что ж вы так убиваетесь?! Пишите любую, - успокаиваю я его.
– Вы-то понимаете, что это дурацкая формальность?
– Не сходите с ума! Я должен взять на себя серьезную политическую ответственность, а вы…
– Подождите, Борис Семенович, - прерывает его Володя.
– Что от вас требуется? Правда. Вот вы и напишите правду о Татьяне Николаевне. Я как профорг отделения тоже подпишу. Если это будет правда.
– А я продиктую, - говорю я.
– «Татьяна Николаевна Зайцева - человек физически здоровый. Травку не курит, порошки не нюхает, укольчиками не задвигается. Выпивает с отвращением, исключительно для контактов, в соответствии со всеми указами и постановлениями. Она за мир, за дружбу народов. Ее основной жизненный лозунг - «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Политически грамотна, морально устойчива». Ну, как? Годится?
– Блеск!
– восхитился Владимир Александрович.
– Не смейте превращать это в балаган!
– закричал Борис Семенович.
– Пара молодых идиотов! Я пожилой, беспартийный… Отгадайте, кто? Правильно!..
– Борис Семенович, это уже становится тоскливым, - Володя слез с подоконника.
– Я хотел бы, чтобы вы встали на мое место, Володя…
– Я тоже хотел бы.
– Таак!
– разозлилась я.
– Я чего-то не понимаю, Борис Семенович, вы даете мне характеристику или нет?
Борис Семенович трагически обхватил руками голову: