Интердевочка
Шрифт:
– Чуть не месяц как…
– Вот теперь… - Зинка оглянулась по сторонам, понизила голос: - не знаю, правда это или нет, но на всякий случай… Ты сейчас оставшиеся два месяца до регистрации, пока он там у себя в Швеции, должна посылать ему и получать от него как можно больше писем. И все про любовь! Обязательно! И звони как можно чаще - «капусту» не жалей! Вроде как бы подтверждаешь, что брак не фиктивный. Что ты не просто хочешь свалить «за бугор», а действительно выходишь замуж по жуткой любви. Поняла?
– Спасибо. А ты сама его на это дело не склеишь?
– я кивнула в сторону «аллерика» в «Мерседесе».
–
– махнула рукой Зинка.
– Ты не помнишь, что я по восемьдесят восьмой от звонка до звонка чалилась? Потом, у меня мама в Пскове хворает, отец - инвалид первой группы. Дочка моя там у них, в будущем году школу кончает… Куда мне?
– У тебя такая дочка?!
– честно говоря, я была потрясена.
– Господи, вот не знала, не чаяла!..
– А ты думала… - так грустно говорит Зинка.
– Мне вот-вот - сороковник… Это уж я стараюсь выглядеть. А на самом деле… Кому я нужна на пятом десятке?..
– Ладно тебе, не прибедняйся.
– Да! И еще, Танюха… «Капуста» есть?
– Семь штук заначено.
– Вот оставь себе пару на жизнь, а пятеру положи на книжку, на имя матери. И спрячь. Ты уедешь, а она хоть здесь при деньгах останется. Потом «из-за бугра» позвонишь ей и… Сюрприз! А сейчас молчи в тряпочку. Правильно говорю? Все! Чао, Танюха!
– Спасибо, Зинка. Спасибо, родная, - говорю я ей и вижу, как она, красивая, прикинутая (от силы - двадцать восемь, тридцать), идет к золотисто-коричневому «Мерседесу», а ее клиент машет мне рукой и улыбается во всю сотню своих фарфоровых зубов.
Я ему тоже помахала и потрюхала со своими авоськами на стоянку такси. А там очередь на час, не меньше!
О том, что в тот день произошло у мамы в школе, я еще долго не знала. Рассказала она мне об этом значительно позже.
Мама вела урок в своем седьмом классе. А один пацан ей очень мешал. Он запихнул под парту маленький автомобильный телевизор на батарейках и смотрел передачу. Конечно, все вокруг тоже пытались заглянуть в телевизионный экран под партой.
– Юра Козлов!
– сказала мама.
– Ты мне мешаешь. Выйди из класса.
– Не выйду, - спокойно сказал Козлов.
– Ну, дает Козел!
– восхитились пацаны, а девочки смотрели на маму с жестоким интересом.
– Ты мне мешаешь, - беспомощно повторила мама.
– А вы мне.
– В таком случае - выйду я!
– у мамы задрожали губы.
– Пожалуйста, - усмехнулся Козлов.
– Кто вас держит?
Чтобы не расплакаться, мама выскочила из класса. Пустынными школьными коридорами она добежала до кабинета директора школы и распахнула дверь.
Директор - молодой мужик лет тридцати трех - посмотрел на часы, на маму и удивленно поднял брови: дескать, в чем дело? Почему до звонка?
– Альберт Иванович, - дрожащим голосом проговорила мама.
– Так дальше продолжаться не может… Козлов срывает урок за уроком. Он так грубит, Альберт Иванович! Это какой-то кошмар…
– Хорошо, что вы зашли, Алла Сергеевна. Я все равно собирался посылать за вами.
– Надо что-то делать, Альберт Иванович. Я умоляю вас…
– Тут сигнал поступил, Алла Сергеевна, - директор даже не предложил маме сесть.
– Ваша дочь, оказывается, выходит замуж за иностранца и собирается покинуть родину? И это нас наводит на грустные размышления. Можем ли мы доверять
– Боже мой!..
– растерялась мама.
– Но она же полюбила! И она не собирается менять подданство… Она была, есть и останется советским человеком!
– Не знаю, не знаю.
– Но сейчас уже не то время, Альберт Иванович!..
– Для нас с вами, для людей, которым поручено формирование личности ребенка, Алла Сергеевна, время должно быть всегда одним и тем же, - и в эту секунду в коридоре раздался звонок.
– Какой ужас… - сказала мама.
А я теперь на дежурстве учу шведский язык. Конечно, ночами и когда на отделении никаких ЧП. Кое-какие книжки достала, словари. Обложусь ими на посту - учу слова, выписываю в отдельную тетрадочку, шепотом повторяю, немножко перевожу.
Рядом со мной Лялька. Готовится к вступительным экзаменам. Неподалеку на топчане кимарит Сергеевна.
Лялька зевает и захлопывает учебник:
– Ни черта не соображаю!..
– Учи, дуреха!
– говорю я.
– Если и в этом году завалишь… Учи. Я же учу.
– Если бы у меня была твоя цель… - потягивается Лялька.
– Не дури.
Слышим, в ординаторской телефон затрезвонил. Выходит оттуда наш дежурный доктор, Клавдия Михайловна, и машет мне рукой. Я к ней.
– Мама звонит, - говорит она.
Я испугалась - половина второго ночи! Влетела в ординаторскую, схватила трубку:
– Что с тобой, ма?
– Танечка… Прости, что я тебя беспокою. Звонил из Стокгольма Эдик и сказал, что прилетает завтра вечерним рейсом. Он купил индивидуальный тур на десять дней и теперь вполне успевает к регистрации.
– Черт подери, как я напугалась! Прилетает, и хрен с ним! С тобой все в порядке?
– Да, - сказала мама и заплакала.
– Мамуленька, что с тобой? Хочешь, я сейчас приеду?
– Нет, нет, просто я немножко устала. И хотела услышать твой голос…
– Что происходит, ма?
– Да, ничего… На работе какая-то ерунда. Этот Козлов меня совершенно измучил. Я тебе уже жаловалась. Хамит, издевается… Чудовищный мальчик. Очень приличные родители, а ребенок - исчадье ада. Я уже не дождусь окончания учебного года…
– Ну, не расстраивайся, мамуленька. Осталась-то неделька. Успокойся, родная. Накапай себе корвалольчика сорок капель и прими таблетку реланиума. А завтра поедем встречать Эдика. Ладно?
Вышла я утречком из сберкассы, раскрыла новенькую сберкнижку и проверила: номер такой-то, счет такой-то, «Зайцева Алла Сергеевна», «приход - 5000 рублей», подпись закорючкой…
Спрятала сберкнижку и почапала к маминой школе.
– Ну-ка, пойди сюда, Козел, - сказала я ему, когда нашла всю эту компанию за школой.
Они в открытую курили и разговаривали между собой сдавленными, искусственно-хриплыми приблатненными голосами.
– Кому Козел, а кому Юрий Петрович, - сказал он и оглядел меня, сукин сын, как взрослый мужик. Мне даже нехорошо стало.
Я хотела с ним только поговорить. Я подумала, что по возрасту он все- таки ближе ко мне, чем к моей матери, и поэтому разговор у нас может получиться почти на равных. Я думала, что я скажу, и он поймет.