Интердевочка
Шрифт:
– Не смеши меня, ма. Надо будет - полюблю.
К счастью, в это время раздался звонок. Мама вскочила из-за стола, рванулась к дверям.
– Сиди, - сказала я.
– Открою. Это - Лялька.
Конечно, это была Лялька - бывшая мамина ученица, моя соседка по лестничной площадке. Ляльке - восемнадцать. Хорошенькая - спасу нет. В прошлом году завалила вступительные в медицинский, и я устроила ее к нам санитаркой для рабочего стажа.
– Здрассьте!
– Сказала Лялька с моими интонациями.
– Ну, ты даешь! Я тебя жду, жду внизу…
– Лялечка!
– Обрадовалась мама.
– Здравствуй, детка!
– Ой,
– Мамуля, мы пошли…
– Подожди!
– мама метнулась в комнату, потом обратно и стала пихать мне два рубля.
– Ну, возьми!..
– Да есть у меня деньги.
– Ты уходишь на сутки - тебе необходимо нормально питаться!
– Ну, мама…
– Не спорь! И Лялю покорми.
– До свидания, Алла Сергеевна.
– Привет, ма…
К отделению милиции мы с Лялькой подкатили на какой-то халтурной черной «Волге». Уже из машины я увидела «картину маслом»: Зинка Мелейко во всем своем вечернем боевом обличии, на высоченных каблуках, подметала вместе с несколькими ханыгами двор, а школьница, взгромоздившись на колченогую стремянку, мыла снаружи высокие окна первого этажа. Помогали ей две жуткие патлатые бабы. Рожи опухшие, в синяках. Ткни пальцем - бормотуха так из ушей и брызнет!
– Погоди, шеф, - сказала я.
– Сиди, Лялька, не высовывайся. Один момент!
Я выскочила из машины. Достала из сумки свитер, джинсы и куртку, протянула их Зинке.
– Отвернись!
– Крикнула Зинка пожилому милиционеру, который приглядывал за всей этой компанией.
Тот сплюнул и отвернулся. Зинка натянула на себя джинсы, сняла кофточку, под которой не было даже намека на лифчик. Ханыги заржали. Зинка даже не посмотрела в их сторону, надела свитер, освободилась от юбки и закурила.
Подбежала школьница, попросила у меня сигарету. Вместо сигареты я сунула ей под нос фигу и вернулась в машину.
Когда подъехали к больнице, я порылась в бумажнике среди «крупняков», достала пятерку и расплатилась с водилой.
Лялька отчужденно молчала до самой лестницы, а потом спросила:
– Ты зачем у матери два рубля взяла? У тебя вон сколько их!
Вот Ляльку я жутко люблю! Ах, девка! Человек…
Я на ходу обняла ее за плечи. Она попыталась отстраниться, но я еще сильней притиснула ее к себе:
– Лялька… А лучше было бы, если б она знала, что у меня есть деньги, сколько их и откуда они, да?
– Нет.
– Вот то-то! Своих надо беречь.
Лялька мгновенно оттаяла и тут же продолжила начатую еще в машине тему:
– Танька, ну возьми меня как-нибудь с собой! Сколько тебя просить?..
Пока мы с Лялькой ехали к нашей больничке, у гостиницы на Неве шестеро представителей фирмы «Белитроник» весело усаживались в маленький оранжевый автобус своей фирмы, который они пригнали из Стокгольма. По бортам «микрика» было написано название фирмы, ее адрес и номер телекса.
– Кто сегодня за рулем?
– Спросил бенни.
Всклокоченный краснорожий Гюнвальд, с которым я тусовалась в прошлом году, заорал:
– Кому мы можем доверить наши драгоценные жизни в чуждой и враждебной нам обстановке социализма? Кто из нас оказался самым решительным, самым смелым, самым-самым?
– Эдварда за руль!
– Завопили все.
– Правильно!
– орал Гюнвальд.
– Человек,
Слово «проститутка» он не успел произнести. Его дернули сзади за куртку и он мгновенно среагировал:
– На русской девушке, достоин всяческого уважения! Даже если потом она окажется шпионом!
Все расхохотались. Эдвард улыбнулся, сел за руль, и они поехали на Васильевский остров, на выставку.
А у меня начался рабочий день. Мой третий мир.
В отделении, над телевизором - электрические часы. Мне иногда кажется, что днем я вижу, как движется даже часовая стрелка. Минутная, так она для меня просто мчится сломя голову.
– Э, погоди-ка… Тут у тебя уже гематомка будь здоров! Давай-ка я тебя лучше в бедро кольну… А на попку - грелочку…
– Танечка! Вас в третью палату просят. Старушка у окна…
– Иду.
– Таня… У меня опять повязка протекла.
– Вот и хорошо. Значит, есть отток. Сейчас сменим…
– Такая изжога, Тань. Ну, от всего буквально! А от соды еще хуже.
– Держи смесь Бурже и мензурочку. Пей…
– Татьяна Николаевна! Велихову из седьмой палаты - на рентген.
– Вот баночка. Утром, до завтрака, помочитесь. А вот коробочка. Для кала. А здесь фамилии напишите. Чтобы не спутать…
– Как в такую маленькую коробочку делать.
– Головой можно подумать?
– Таня, в первой палате этого инсультника нужно переодеть и перестелить. У него недержание мочи и…
– Нет вопросов! Лялька! Возьми чистый комплект носильного и постельного белья и айда со мной в первую палату. Поможешь.
– А обедать?
– Успеешь. Дуй за бельем!..
– Таня! К телефону! Очень приятный иноземный акцент.
– Алло! Эдик?
Я столько раз бывала у него на выставке, в его шведском отделении, что буквально физически увидела его сидящим в конторке у телефона. На столе стоят банки с «Туборгом», валяются какие-то записи, каталоги. Тут же сидят Гюнвальд, Кеннет и Бенни - его сослуживцы. Я слышала их шведскую болтовню, видела через широкое окно часть выставки, уйму нашего ленинградского народа, бродящего между экспонатами. Почти все держали в руках рекламные листовки и фирменные проспекты.
– Таня? Это я - Эдвард. Ты сказала про нас маме?
– Конечно! Она очень-очень рада!
– Я должен ей сделать визит.
– Конечно!
Тут заорал Гюнвальд, вырывая у Эдварда трубку. Но мой тихий Эдик сказал мне: «Момент, Таня», прикрыл трубку ладонью и что-то жестко проговорил краснорожему Гюнту. Тот даже опешил от неожиданности. Но потом все свел к шутке и оглушительно расхохотался. Встревоженные Бенни и Кеннет вытащили его из конторки. Эдвард сказал:
– Я тебя очень люблю, Таня. Сегодня я позвоню в консульство и узнаю все про ваши и наши формальности.
– Хорошо. Целую тебя.
– Спасибо, - он помолчал и осторожно положил трубку.
Тут же помчалась минутная стрелка, неторопливо двинулась часовая. Снова покатились мои рабочие сутки.
– Больные, сдавайте термометры! Что там у нас с температурой?.. Подставляем попочку… Замечательно! Держи ватку, держи…
– Тань, а Тань!.. Пока тебя не было, Иван Афанасьевич трое суток стонал, никому спать в палате не давал. А сегодня - огурец! Он в тебя влюбленный. Гы-ы!..
– Во, дурак! Болтает тут!.. Не слушай, Танечка…