Интердевочка

–  Я вас тоже очень люблю, Иван Афанасьевич. Вот эту таблеточку… Запить теплой водичкой. Если что - зовите. Ладно?.. Ляля! Что это за влажная уборка? Все сначала! Из углов - чтобы не соринки! Почему «утки» с мочой стоят? Вынеси немедленно, и - «ежиком» с горячей мыльной водой. Не халтурь!.. Господи, хоть бы сегодня по «скорой» никого не привезли!.. Миленькие мои больные и выздоравливающие! Через пять минут выключаю телевизор и - отбой!

–  Танюша, чай будете с нами пить?

–  Обязательно, Владимир Александрович! Вот только свет в палатах выключу…

–  Таня, вот…

–  Батюшки! Откуда такие цветы потрясающие?!

–  Это тебе. Мама принесла.

–  Ну, спасибо, кавалер ты мой маленький! Дай я тебя поцелую…

–  Тань, иди чай пить!

–  Иду.

Когда я вошла в ординаторскую, наше традиционное ночное чаепитие было уже в разгаре. Негромко пел Высоцкий из магнитофончика (Лялька с собой на дежурство таскает), сидел наш молодой доктор Владимир Александрович, Нинка - медсестра с соседнего поста, и вторая санитарка - старуха Сергеевна.

На столе - чайник электрический, пироги с капустой, коржики, колбаска по два двадцать, помидорчики-огурчики… Каждый, кто идет на сутки, обязательно из дому что-либо тащит.

Вошла я в ординаторскую, и силы меня покинули. Колпак крахмальный с головы стянула, туфли скинула и пошлепала босиком.

–  А кто в лавке остался?
– спросил наш доктор.

–  А никого, - ответила Нинка.
– Все дрыхнут. Тяжелых нету.

Достала я свою старую сумку, вытащила бутылку яичного ликера «Адвокат», пачки «Данхилла», «Ротманса», «Пелл-мелл» и две плитки швейцарского шоколада.

–  Гуляем, ребята!..
– сказала я и рухнула на топчан.

Сергеевна взяла в руки бутылку и спросила:

–  Это чего?

–  Ну, сладкое! Не помнишь, Сергеевна? Танька уже приносила такую. Из яиц сделано, - ответила Нинка.

–  Ой, вкусная!!
– вспомнила Сергеевна.

–  Откуда это все, Танечка?
– Интересуется доктор.

–  С работы, - не было сил ничего выдумывать.

–  Совместительство, что ли?
– позавидовала Нинка.

–  Ага.

–  Где?

–  В «Интуристе».

Смотрю, моя бутылочка уже пошла по кругу.

–  Тоже сестрой?

–  Милосердия, - усмехнулась я.
– Ляль, прикури мне сигаретку и налей чайку. Пусть остынет. Я пока полежу. А то вторые сутки без сна…

–  Ну, давайте, - Сергеевна подняла стакан с «Адвокатом».
– Тань, может, примешь капельку?

–  Таня же не пьет, Сергеевна! Сколько раз говорить?
– Нервно заметила Лялька.

–  За все хорошее, - Сергеевна шлепнула полстакана.

–  Живут же люди, - выпила Нина.
– А я все думаю, чего это Татьяна исключительно - сутки через трое?

–  Рыба ищет где глубже… - Сергеевна прикончила стакан.

–  Закусывайте, Сергеевна!
– строго сказал Владимир Александрович.
– А то так до утра не дотянете.

Он заметил, что у меня погасла сигарета, и дал мне прикурить моей же зажигалкой.

–  Нравится?
– Я увидела, как он рассматривает зажигалку.

–  Прелесть.

–  Возьми себе…

–  Что ты!

–  Бери, бери. У красивого мужика должны быть красивые вещи, - я и сама не заметила, что разговариваю с ним на «ты».

– Ребята, вы одну плитку шоколада распатроньте, а вторую… Сергеевна! Спрячьте вторую плитку для внучки. Вон ту, с собачками.

–  Это правильно. Давай, - Сергеевна сунула плитку в карман замызганного халата.
– Ты у нас, как божий ангел, Татьяна.

Мне это так понравилось, даже спать расхотелось.

–  Кто у нас не охвачен?
– говорю.
– Нинка, забирай всю сигаретную «фирму»! Оставь открытую пачку. До утра хватит.

–  Танюшка! Слов нет!..

–  А ты, Лялька, достань у меня из сумки пакет. И примерь. Вроде бы твой размер.

Лялька залезла ко мне в сумку и достала оттуда пакет с натуральными джапанскими кроссовками на липучках. Тут все отпали! Кроме Сергеевны:

–  Хорошие тапочки. Ноги в них не потеют?

–  «Тапочки»?!
– Еле выговорила Нинка.
– Да это!.. Это…

–  Королевский подарок, - усмехнулся наш доктор.

Лялька - та просто онемела. Стоит, прижала кроссовки к груди…

С днем рождения, Лялька, - устало говорю я.
– Желаю тебе всего самого лучшего. И обязательно в этом году поступить в институт.

–  Ой, правда! У меня же завтра день рождения!..

–  Сегодня, - поправила я ее.
– Уже сегодня.

–  Дак налить же надо!
– решительно взялась за бутылку Сергеевна.

Но в эту секунду в дверях ординаторской появился больной в застиранном байковом халате.

–  Извиняюсь, - сказал он, щурясь от яркого света.
– Там, кажется,

Иван Афанасьевич умер.

Нас словно взрывом подбросило!

Ох, и надергались мы с этим Иваном Афанасьевичем! Все пытались вытянуть его с того света. Только появится какой-то проблеск, снова старик от нас уходит. Уплывает Иван Афанасьевич по другую сторону бытия, где уже никому ни хрена не требуется.

Мы с Нинкой ассистируем, путаемся, как слепые котята, но вроде все путем. Лялька тут же, на подхвате. Сергеевна мечется.

Тогда Володя раскрыл ему грудную клетку, взял сердце Ивана Афанасьевича в руку и… Пошел прямой массаж! Зачавкало, слава богу. Заработало…

…Едем из операционной в палату. Я как была в ординаторской босиком, так босиком и шлепаю, качу рядом с каталкой капельницу на колесиках. Нинка на ходу подушку кислородную поправляет. Владимир Александрович за пульсом старика следит. Все кровью заляпаны, маски на шее висят. А вокруг больные. Всполошились, бедняги, перетрусили. И этот стоит - гонец в кальсонах.

–  «Умер», «умер»!.. Паникер несчастный, мать твою за ногу, - говорю я ему.
– Ну-ка, марш все по палатам!

–  Танюша, увидимся сегодня вечером?
– тихо спрашивает меня на ходу Владимир Александрович.
– Сходим к моему приятелю, посмотрим видео…

Ах, крепенький паренек! Только что в человеческой крови руки полоскал, а уже норовит ко мне под юбку залезть!

–  Где же ты раньше был, Вовик?
– смеюсь я, а сама слежу, чтобы игла из вены Ивана Афанасьевича не выскочила.
– Теперь - хана. Замуж выхожу…