Интервенция

(4) Деревянный бельведер на доме Пашкова сгорел в пожаре во время оккупации Москвы Наполеоном. Восстановлен в каменном виде и в несколько отличном от первоначального.

Глава 3

Я поднимался по лестнице в неприметном доме на задворках здания Сената, чтобы встретиться с загадочной персоной, которую привез сеньор Фарнезе. И дом, и прислуга принадлежали Тайной экспедиции. Мой давнишний знакомый иезуит сразу по прибытии в Петербург попросил о строжайших мерах изоляции и не возражал, чтобы ею занимался Шешковский. Так что в моей безопасности можно не сомневаться, если только человек-маска не накинется на меня с каминной кочергой. Все остальное, что можно было бы использовать как оружие, давно изъято. Даже тщательный обыск провели на предмет обнаружения флакончика с ядом. И осмотрели перстни на предмет скрытых игл. Все было чисто. И покорность моих гостей однозначно свидетельствовала: мне демонстрируют самую высокую лояльность. Хитрые иезуиты знали, как растопить лед моего недоверия и начать переговоры в куда более доброжелательной атмосфере, чем та, в какой протекала моя первая беседа с Фарнезе.

Мне было чем ответить, шел не с пустыми руками, — с подарком. С хорошей волчьей шубой, неприметной, как любят иезуиты, и теплой. Впрочем, захотят соболя — будет им и соболь. Если придем к взаимоприемлемому договору. Чтобы он состоялся, я нес с собой тяжелый портфель с бумагами.

Все не так просто, как я нарисовал итальянцу. Пока готовился к встрече, выяснил, что мое предложение насчет Амура — в некотором смысле, шкура неубитого медведя (или волка, ха-ха!). Принадлежность левого берега Амура России документами, которые мне предоставили сотрудники азиатской экспедиции МИД, не подтвердилась. Нерчинский договор, будь он неладен, заключенный под жерлами маньчжурских пушек (1). И последующее пограничное разграничение. Была у меня мысль схитрить, сослаться на неоднозначность трактовок переводов, предъявить, в конце концов, на коленке сварганенную фальшивку… Ан нет, не выйдет! Тексты договоров на сложных переговорах в 1689 году составляли… иезуиты. Брали от наших взятки мехами, а играли против нас. Так что мне предстоит выкручиваться, если я хочу и впредь иметь дело с Орденом Иисуса. И у меня есть план, как выйти из трудного положения.

Вошел в зал без стука, без предупреждения — как хозяин, которым собственно и являюсь. Загадочный незнакомец меня ждал с открытым лицом, откинув капюшон. Стоял около камина, грея спину в тепле его очага. При моем появлении низко поклонился. Но я успел заметить землистый цвет его худого лица и мягкие черты коренного южанина-средиземноморца. А ведь ему должно быть чертовски холодно!

— Я принес вам подарок, — сообщил я по-немецки, и иезуит принял сверток, дав понять, что языковых сложностей в общении не будет, — Шубу с царского плеча. У нас так принято. Возьмите и укройтесь без церемоний. Каминного жара вам явно недостаточно, чтобы согреться.

— Холод темницы, кажется, навечно впился в мои кости, и его не изгнать даже солнцем благословенной Флоренции, моей родины. Благодарю за подарок, Ваше Величество, и разрешите представиться. Генерал ордена иезуитов, Лоренцо Риччи.

Черный папа?! Я удивленно вздернул брови, ничуть не рисуясь. Иезуит остался доволен моей реакцией. С явным удовольствием взял шубу и накинул на плечи. Позволил себе легкой улыбкой обозначить удовольствие от подарка.

— Присядем? — изобразил я радушного хозяина.

— С преогромным удовольствием. Уместно ли мне предложить вам, государь, горячего вина?

Я покрутил головой в поисках чайника. Риччи, мягко улыбаясь, продемонстрировал мне искусство глинтвейнщика. Плеснул из бутылки красного вина в оловянную кружку и сунул в нее раскаленную в камине кочергу, предварительно сыпанув немного специй. Зашипело. В воздухе разлился резкий винный запах и тонкие нотки корицы, гвоздики и померанца. Так быстро и ловко все проделал, что я не успел испугаться горяченного железа в его руках.

Кочерга вернулась в камин. Риччи разлил ароматное вино по небольшим толстым глиняным кружкам и, не говоря ни слова, протянул одну из них мне. Свою демонстративно пригубил первым.

Мне нравилось его спокойная уверенность. Вся его манера держаться, не суетная, деловая, говорила об одном: ему привычны встречи на высшем уровне, его не смутить ни королевским, ни императорским титулом. Я решил воздержаться от вопросов об обстоятельствах его освобождения; захочет– сам расскажет.

— С чего начнем?

— На усмотрение вашего величества.

— Тогда — с моих вопросов. Почему вы здесь? Нет, я понимаю, что ваша цель — прийти к соглашению, что не может меня не радовать. Особенно после некоторых недоразумений под Казанью, попытки моего отравления… — я сделал паузу, в надежде услышать оправдания, но их не было. Черный Папа спокойно смотрел мне в глаза. — Почему изменились ваши мотивы?

— Суть вопроса понятна, — кивнул Риччи. — Попробую объяснить, хотя это непросто. Я увидел в вас правильного Государя! Вы опираетесь на Церковь. В отличие монархов Европы, непонимающих, что творят. Куда они ведут свои государства! Какого монстра пробуждают. Бездуховность под флагом просвещения. Аморальность под лозунгом «гламурного века». Отрицание веры как принцип познания! Будто одно противоречит другому. Будто мы, иезуиты, веками не несли в народы образование! Наше падение — это не частный вопрос крушения смысла жизни членов братства. Это знак, первый шаг заката христианской цивилизации.

Пока он говорил, его голос окреп. Он словно пророчил будущее, и я его хорошо понимал. Как ни грустно это сознавать, но будущий упадок Европы прописан между строк в трудах энциклопедистов. Но с другой стороны, подобные речи, уверен, выдавали в эфир и какие-нибудь тамплиеры перед своим крушением, розенкрейцеры с иллюминатами. Ладно, послушаем дальше.

— Вы же, — продолжил генерал, — даете миру шанс, создаете оазис духовности. Ваш указ о веротерпимости, он вселяет надежду на мирное сосуществование разных религий. Быть может, он даже покончит с войнами за веру. Иллюзия? Кто знает? Но это куда лучше новой волны реформации, которая ждет Европу. Языческие обряды под защитой штыка? Мерзкие секты? Деисты, ретуалисты, вроде масонов, безбожники…

Риччи задохнулся от волнения и отпил из кружки горячего вина. Я воспользовался паузой, чтобы вставить слово:

— По-моему, вы переоцениваете значение моего указа. Я даже не знаю рецепта, как преодолеть раскол нашей церкви.

— Вы, по крайней мере, пытаетесь. Что-то получится, что-то нет. Мы, иезуиты, никогда не были догматиками, за что и пострадали если вспомнить наш провал в Китае. Но об этом чуть позже. Сейчас же я просто излагаю свое видение ситуации.

— Мне предстоит война с католическими странами. Вас это не оттолкнет? Не заставит отказаться от наших соглашений?

— Польша! — презрительно бросил генерал. — Мы воспитали ее аристократию, и она нас предала. Поделом ей! Тем более, как я понимаю, в случае, если вы решите расширить границы на запад, мы сможем восстановить свои миссии на законной основе.

— Вне всяких сомнений! — кивнул я. — Но только в случае лояльности и помощи. Наше соглашение придется подтвержать каждый год. Вы это понимаете?

— Вне всяких сомнений, — повторил за мной Риччи. — В нас вы найдете верных друзей. Караван наших судов с несколькими тысячами штуцеров со всей Европы, а также с селитрой и другими запрошенными вами грузами готов отплыть к Архангельску, как только позволит навигация. Наши разведки в Европе показали хороший результат совместной работы, и она не прервется.

— Благодарю за помощь, оказанную в Москве вашим человеком при задержании убийцы подосланного Разумовским, — Черный Папа склонил голову, показав, что благодарность принята. Я же не мог не задать другой важный вопрос. — А мои контакты с масонами? Они вас не смущают?

Риччи тонко засмеялся.

— Прошу меня простить за откровенность, но я уже не сомневаюсь в вашей гениальности. Уверен: масоны для вас — лишь полезные идиоты. Но тссс… Я ничего не говорил.

— А себя вы к идиотам не причисляете? — заострил я тему.