Интервенция
Шрифт:
— Причисляем! — огорошил меня иезуит. — Мы же приходим в чистое поле, пашем, сеем, а взошедшие ростки собирают те, кто понял, что наши услуги больше не нужны. Идиоты! Мы идиоты!
— В вас говорит крушение надежды.
— Нет. Я говорю о нашей миссии на Земле и об оценке ее теми, кто судит нас по себе.
Я глотнул вина, покатал чашу между ладоней. Откровенность Риччи требовала осмысления. Иезуитам палец в рот не клади — хитрецы каких поискать. Даже чистой правдой могут так запутать, что не разберешь, верить или нет.
— Как я понял вашу сложную конструкцию, вы готовы прийти, создать и уйти, если так сложатся обстоятельства. Мне этого не
— Люди смертны.
— Увы. Но вы готовы рискнуть.
— Да!
— Тогда перейдем к делам практическим.
Я встал и выложил на стол кипу документов. О них пахло архивной пылью и веяло энергией людей, канувших в прошлое, но пытавшихся привести этот мир в подобие порядка. Не только от древних печатей, но и от самих текстов, на которых остались и жирные следы от пальцев чжурчжэней, и капельки чьей-то не то крови, не то случайно пролитого вина. И от неровных строчек, выведенных рукой дрожащего от волнения или страха писца.
— Это договора и протоколы разграничительных комиссий с картами и примечаниями, — указал я на выложенную кипу бумаг. — Говорим на чистоту! Амур нам не принадлежит! Ни левый, ни правый берег.
— Я знаю, — кивнул генерал, не скрывая удовольствия от моей честности.
— Вы осведомлены об этом из отчетов португальца Тормаса Перейры и француза Жана Франсуа Жербильона — членов вашего Ордена, сделавших все, чтобы русские, осажденные маньчжурами в Нерчинске, заключили крайне невыгодный для них договор, но с удовольствием принявшие от тех же русских меха в качестве взятки.
— Ваш подарок — отличная шуба — после этих этих слов… Вы умеете шутить, Ваше величество, — улыбнулся главный иезуит, ничуть не смущенный коварством своих предшественников. Он его одобрял!
— Дальнейшая история амурского разграничения, полагаю, скрыта от вас, ибо папа сделал все, чтобы разрушить миссионерскую деятельность в Китае. Его испугала конкуренция с конфуцианством.
Сеньор Лоренцо отсалютовал мне кружкой.
— Вы великолепно осведомлены о делах вашего восточного соседа.
— Увы, не так, как хотелось бы. Итак, дальнейшие переговоры уже этого столетия. Они, вопреки изначального намерения, не только не улучшили нашу границу — они ее ухудшили, сдвинув ее дальше к северу и создав некую амурскую дугу на левом берегу, хотя Амур как граница между двумя империями — это прекрасный водораздел.
— Тогда что же мы обсуждаем? Где собственно предмет для нашего договора?
Риччи веселился. Он давно догадался, что у меня есть туз в рукаве.
— Вы слышали о Даурии? О стране неисчислимых богатств?
— О ней говорят, — резко посерьезнел генерал. — Есть неточные карты. Скорее наброски, созданные с чужих слов. Некая земля, лежащая за Амуром, куда китайцы так и не смогли проникнуть из-за твердой позиции Цинов, запретивших даже переселение китайцев в приамурье на правом берегу.
— Далеко на севере, в стране Якутия, сидел сто с лишним лет назад любопытный воевода. Он тоже прослышал истории об этом необыкновенном крае. И отправил на юг казаков. Они дошли до большой реки, до ее устья. И создали карту страны Даурия. Это была великая тайна. Когда заключали Нерчинский договор, наши послы знали о ней и специально настояли, что вопрос пограничного разграничения этой земли нужно отложить до составления точных карт. Логично, если учесть, что они сидели в осаде. Территория между реками Уде и Амуром так и осталась за рамками договора.
Я бессовестно врал. Были и воевода Головин,
и якутские казаки. Вот только до моря они не дошли, потопили на порогах порох и свинец, вступили в жестокую схватку с местными князьцами, понесли большие потери и не рискнули выполнить задание начальника. В России в подробностях не знали об устье Амура.А может, и не врал. Существовала другая версия, согласно которой экспедиция письменного головы Василия Пояркова, «проведывание неясачной землицы», добралась и до Амура, и проплыла по Охотскому морю от его устья. Но вот беда: документов о ней, о плавании в амурском лимане мне предоставить не смогли. Что-то могло сохраниться в Якутской приказной избе или в московских архивах. Но карт точно не было.
И все же в злосчастном Нерчинском договоре действительно существовала лазейка для того, чтобы побороться за Даурию. Ни Петр, ни, тем более, его наследники этой возможностью не воспользовались. Я же планировал исправить эту ошибку. В том числе, с помощью иезуитов.
А Риччи… Он слушал меня, ловя каждое слово. Будто я рассказывал историю новых конкистадоров, которым выпало совершить невероятное и сверхмалыми силами завоевать целый континент. И подготовить приход иезуитов — своих более педантичных последователей и первопроходцев. Сеньор Лоренцо, словно воочию, уже видел, как в окружении сопок и диких кочевников вырастают иезуитские миссии.
Я продолжал соблазнять:
— Даурия прекрасна. Жирная земля, богатейшие недра, реки, полные ценной рыбы. К моменту вашего появления на этой земле там будет стоять русский форт под моим красным флагом!
— Как это возможно?! — вскричал Риччи. Былая выдержка его оставила лишь на секунду, но он тут же взял себя в руки, прокрутил возможные варианты в голове. —.Вы отправите туда свои корабли впереди нас? Те, что сейчас застряли в Портсмуте?
Я не торопился с ответом. Он ждал.
— Признаюсь откровенно, у меня была такая мысль. Но по зрелому рассуждению, я пришел к выводу, что так поступать неправильно. Люди не пешки. Заранее предвижу ваши контраргументы: присяга, приказ, военно-морские силы для того и созданы, чтобы бороздить океаны во славу своей страны… Но нет! Прежде мой флот должен присягнуть именно мне, а моряки — принять взвешенное решение в соответствии с нашими новыми законами, служить им далее на хрупкой скорлупке, где их положение хуже каторжников, или покинуть корабли.
Черный Папа в дискуссию вступать не стал. Принял мою позицию, как она есть, и уточнил:
— Получается, нам навстречу выйдет экспедиция по суше.
— Вы не успеете добраться до нужного места в навигацию текущего года. Речь о следующей. Когда вы появитесь, вы найдете моих людей здесь!
Я вытащил заранее подготовленную карту — не древнюю, а созданную по моим подсказкам — и ткнул в нужную точку. Сеньор Лоренцо впился в пергамент таким взглядом, будто перед ним, как минимум, ключи от храма Господнего. Он судорожно сглотнул.
— Почему на карте перед континентом изображен остров?
— Потому что это Сахалин, и этой действительно остров. Он отделен от материка проливом, проходимым для кораблей. Я назвал его Татарским.
— Вы там были!
— Нет. Но название — в моей власти. Вы понимаете, какой секрет я вам только что открыл? Англичане и французы попытаются открыть его с юга и не преуспеют. И будут трубить на весь мир, что вход в реку заперт мелями. А вы уже будете там, в устье…
Риччи будто меня не слышал. Его глаза были прикованы к карте, а пальцы жадно теребили край пергамента.