Интервенция

Весь зал заорал, заулюкал, застучал ногами. Кто-то принялся аплодировать.

Я махнул рукой, соглашаясь. Чувствуя ком в горле, наклонил голову. Афанасий Петрович ловко накинул ленту. Поправил простенький крест.

— Служу царю и Отечеству! — гаркнул я, почувствовал некоторую нелепость своего ответа, но поправляться не стал.

* * *

Полонез — это вам не брейк-данс, учиться недолго. Запомни главные фигуры, спину держи ровно, подбородок повыше, на лице сохраняй важное выражение, ступай степенно и слушай подсказки Агаты — в грязь лицом не ударишь. Вышло вроде достойно, но весьма утомительно: расхаживать по залу 30 минут — так себе удовольствие.

Завершив свой выход и сорвав аплодисменты, уселся за столик — единственный в зале, поставленный для меня, Августы и Агаты. Все остальные вынуждены были стоять, но нисколько об этом не жалели. Гости были в маскарадных костюмах. Я изображал персидского вельможу, Агата — шамаханскую царицу, а Августа — греческую не то музу, не то нимфу, и костюмчик себе выбрала на грани приличия. Сестра английского посланника Гертруда Гаррис не сводила с нее удивленного взгляда, и будь ее воля, наверное устроила бы царевне выволочку.

Гости мужского пола шпорами не звенели. Категорически было запрещено появляться на балу в сапогах. Тем, кто пытался, все быстренько объясняли крепкие парни в ливреях и выставляли их в те залы, где были накрыты закуски в буфетах и установлены рождественские ряды. Этакий спецназ из лакеев — есть, как оказалось, и такой. Что еще входит в их обязанности? Надо бы у Шешковского узнать.

При Екатерине рождественский бал был иным. На него допускались лишь персоны первых четырех табельных рангов. У меня же все было попроще. И подобных чиновников и генералов по пальцам пересчитать, и демократизм — наше все. В Зимнем дворце толпилось множество народу, раньше и не мечтавшего сюда попасть. И награжденные, и купцы важные, много кто заявился. Но хочешь танцевать, изволь быть в башмаках. Вон Чика лихо отплясывает с какой-то девицей кадриль. Когда успел сапоги поменять?

Закончив танец Зарубин провел свою даму к высокой мадам, которая не преминула в него вцепиться. Чика оглянулся с видом обреченного. Чтобы его выручить, поманил рукой. Почему-то он не обрадовался. Шел ко мне с таким выражением на лице, будто я его позвал, чтобы отчитать.

— Чего хмурый такой? Не слышал разве приказ Августы, чтоб на балу все веселились и грустных рож не корчили?

— Башмаки жмут. Это ж не обувь, а пытка какая-то, — честно признался победитель шведов.

— С размером не угадал?

— Если бы… Дарья Лукинишна присоветовали выбрать размер поменьше, чтоб большую ногу всем не показывать. Принято так при дворе, сказали.

— Вот чудак ты человек! Глупости всякие слушаешь. Без ног останешься, а тебе скоро в бой.

— Лучше уж в бой, чем на эту Голгофу! — кивнул Зарубин на зеркала, в которых отражались сходящиеся в английском танце пары и блестящий паркет. Зеркала были так искусно расставлены, что зал казался больше и светлее.

— Антошка! — окликнул я своего камердинера. — Отведи господина генерала в мои комнаты и подбери его башмаки поудобнее.

— Ты мой спаситель, Государь!

Мой слуга утащил Чику переодеваться, а я развернулся лицом к залу. Там гости устроили большой круг, связав длинную ленту, и началась игра «рукобивка». Девушки громко взвизгивали, получив по ладошкам, кавалеры мужественно терпели и улыбались.

Смотрел я на это веселие, на этих манерных людей, знатоков танцевальной науки и тихо закипал. Система «свой-чужой» начала ощутимо давать сбой. На хрена мне этот бал? Большевики, когда власть захватили, маскарадов не устраивали. Правда, и Ленин себя царем не назначил. Он с товарищами все с чистого листа начал, а у меня так не вышло. Шапку Мономаха на голову водрузил — изволь соответствовать. Но и держать себя в рамках мне никто запретить не может. Придворная жизнь? Вот и не угадали! Хватит мне одной фаворитки, и так большая уступка с моей стороны. Августе пора губу закатать, а то, видишь, размечталась: игры, переодевания, парадный обед в хрустальном шатре, фаршированный черте чем поросенок, вплоть до оливок с анчоусами… Хорошо хоть пора уже двигать на военный совет, который я специально назначил на сегодняшнюю ночь, чтобы был предлог отсюда сбежать.

* * *

Я уже давно знал о трагедии в Орше. О том, как ворвавшаяся в город шляхетская кавалерия набросилась на охранявших короля нашебуржцев и многих порубила, застав на улицах в патрулях. Потом был тяжелый бой, попытка Огинского вывезти Станислава, во время которой Понятовский был тяжело ранен.

Нашебуржцев было жалко, короля нисколечко. Если б он отдал богу душу, на на секунду бы не огорчился. Мне его смерть многое бы облегчила. Поэтому спроси прямо с порога:

— Новости есть из Варшавы?

Все собравшиеся отрицательно покачали головой.

— Тогда приступим к нашим баранам.

Канцлер удивленно вздернул брови, но переспрашивать не стал. Сам догадался, чего я хочу.

Поскольку Подуров и Крылов находились при армии, докладывал Перфильев, которому помогал Почиталин.

— Как ты, царь-батюшка, повелел, решено было упростить систему устроения всей армии, приведя ее к единообразию и убрав путаницу, навроде легионов и бригад. Самая большое соединение — это армия. В нее входят корпуса, дале дивизии, полки, батальоны, роты, взводы и капральства. Поменяли мы и табель воинский. Теперь армией должен командовать полный генерал или генерал-аншеф. Корпусом — генерал-поручик. Дивизией — генерал-майор, полком — полковник, батальоном — майор, ротой — капитан, взводом — поручик. Для исполнения нужных обязанностей по полкам и батальонам оставлены подпоручики и прапорщики. Для знамен — подпрапорщики. Больше никаких секунд- и премьер- майоров и бригадиров. Само собой остались в штате комиссары. Они показали себя очень хорошо.

Я задумался насчет самый высших званий. Два генерал-фельдмаршала есть, но они, почитай, не при военных делах. Не пора ли звание маршала ввести? По крайней мере, полными генералами уже следует сделать Подурова и Овчинникова, а Крылова минимум генерал-поручиком.

— Чика обидится, — вдруг влез Почиталин.

— С чего б ему обижаться? — удивился я. — Развернем его легион в дивизию. Он как раз подходящего звания.

— Тогда Ожешко дуться станет.

— Не станет! Он у нас военный комендант Санкт-Петербурга, а не девочка-припевочка. Должность почетная и очень ответственная.

Перфильев вздохнул, пошуршал бумагами.

— Предстоит нам большая работа всех офицеров переаттестовывать.

— Зато потом будет проще, с теми же выплатами, к примеру. Да и не твоего ума это дело, Афанасий Петрович. Министерство обороны нам на что? Что, кстати, с военной коллегией и Адмиралтейством?

— Коллегия давно уже влилась в министерство, а флотские хосты крутят.

— Да им и командовать некем. Жду я больших трудностей с набором экипажей. Разбегуться матросики, кто пять лет прослужил. Чем их заманивать теперь на корабли? Это не солдаты, ать-два, их долго учить надо.

— Так, может, найдется желающие? — предположил Почиталин.– Не до конца же жизни.

— Это — да, — согласился я. — Будем тех, кто по призыву прибывает, писать в моряки.

На совете присутствовали помощники Подурова и Крылова, оба в звании полковника. Им было предоставлено слово, когда закончили с общими вопросами.

— Диспозицию и роспись по всему войску имеем такую. Самая большая часть у нас в центре под командованием Подурова общей численностью 75 тысяч человек. Ей присвоена цифра один.…