Инженер Петра Великого 4

Одной инженерией тут уже не вывезешь. Нужно было отвечать несимметрично. Раз они бьют по моим слабым точкам, значит, пора нащупать их болевые. И я, кажется, уже прикинул, куда именно нужно бить.

Дня через три, когда я уже мысленно похоронил весь проект, над Игнатовским взвилось облако пыли. Дорогущая карета, запряженная шестеркой коней, в сопровождении десятка драгун личной охраны, подкатила к самым воротам. Я даже бровью не повел. Я его ждал и предупредил охрану на входе — пускать без промедления.

Сам Александр Данилович Меншиков собственной персоной пожаловал в мою скромную вотчину. По официальной версии — обсудить детали нашего будущего партнерства. А на самом деле — приехал поглядеть на раненого зверя, ткнуть в него палкой и прикинуть: добить сразу или с паршивой овцы еще можно содрать клок шерсти.

Я даже знал что стало триггером к его появлению. Утром сообщили о многократном повышении цены на уголь — наверняка опять уши Демидова торчат.

Я встретил его у кузницы, в простом кожаном фартуке поверх рабочего камзола, с рожей, перепачканной сажей. Я тут не прожекты в голове рисую, а вкалываю по-настоящему. Напыщенный Меншиков вылез из кареты в расшитом золотом кафтане, и брезгливо оглядел заводскую грязь. Во взгляде — снисходительное любопытство.

— Ну-с, здравствуй, барон-промышленник, — протянул он, не скрывая ехидной ухмылки. — Решил вот поглядеть, на что денежки пойдут. Дошли слухи, дела у тебя не ахти. Уголь, говорят, нынче золотой, да и мастера к тебе что-то не бегут.

Ударил сразу, в лоб, без всяких предисловий. Показывал, что в курсе всех моих проблем. Ждал, что я начну ныть, просить помощи, расшаркиваться.

— Трудности есть, Ваша Светлость, куда ж без них, — я спокойно вытер руки ветошью. — Но они для того и существуют, чтобы их решать. Пройдемте, я вам кое-что покажу.

Я повел его к странному, приземистому кирпичному сооружению, от которого несло жаром и едким запахом. Рядом громоздилась куча черных, блестящих камней.

— Это что еще за сарай? — поморщился князь.

— Это, Ваша Светлость, не сарай. Это наше будущее, — ответил я. — Это коксовая печь. А вот это, — я поднял с земли кусок каменного угля, — топливо будущего.

Я не стал грузить его техническими деталями. Просто кивнул, и двое моих самых толковых кузнецов, которых я уже натаскал, открыли заслонку. Из печи с шипением выкатилась раскаленная докрасна, пористая, серебристая на изломе масса — кокс. Жарило от него так, что Меншиков невольно попятился.

— Древесный уголь — это не то, Ваша Светлость, — я подбросил в руке кусок каменного угля. — Он слабенький, дорогой, и его вечно не хватает. А вот этого добра, — я кивнул на кучу, — в России целые горы. Надо только знать, где копать. И как его готовить. Этот «камушек» дает жар в полтора раза мощнее, чем лучший древесный уголь. На нем мои домны будут пахать без остановки, и мне глубоко плевать, сколько Демидов ломит за свои головешки.

Меншиков молчал. Его маленькие, умные глазки превратились в щелочки. Он смотрел то на раскаленный кокс, то на меня. Он не был инженером, но был гениальным коммерсантом. И он мгновенно уловил суть. Я не решал свою мелкую проблему с топливом, я замахивался на святое — на всю экономическую модель, на которой стоял уральский бизнес. Я предлагал революцию.

— И тот, у кого будет этот камень, Ваша Светлость, — я выдержал многозначительную паузу, — тот и будет заказывать музыку во всей российской металлургии. Я предлагаю вам долю в будущей угольной монополии, которая подсадит на свою продукцию все заводы страны.

Алчность. Я увидел, как она вспыхнула выжигая и спесь, и недоверие. Это было предложение, от которого такие, как он, не отказываются.

После демонстрации я повел его в кабинет. Там, на столе, уже лежал мой многострадальный устав, исчерканный красным.

— Вот, Ваша Светлость, наши благие начинания, — вздохнул я, небрежно листая страницы. — Государь добро дал, а воз и ныне там. Канцелярские крысы нашли тысячу причин, чтобы все застопорить.

Я «случайно» оставил на виду другую бумагу — черновой список акционеров. Напротив фамилии Меншикова стояла самая жирная цифра после государевой и моей доли. Князь скользнул по ней взглядом, и его губы скривились в хищной усмешке. Он все понял.

— Кстати, о делах государственных, — внезапно сменил тему Меншиков, плюхаясь в мое кресло так, будто оно всегда было его. — Пока ты тут с печами своими ковыряешься, в Питере дела идут. Твои бумажки работают. Брюс на днях имел долгий и, говорят, весьма пикантный разговор с лордом Эшвортом. Показал ему копию допроса того пирата… как его… Ллиамаха.

Меншиков видимо так пытается сделать шаг навстречу, сообщая все это.

— Так этот посол, чванливый индюк, говорят, в лице менялся раз пять за минуту. Сначала побагровел, грозился ноту протеста впаять, а потом, когда Яков Вилимович намекнул, что оригинал вместе с бухгалтерской книгой может «совершенно случайно» утечь не только к нашему Государю, но и в руки его оппозиции в Лондоне… так он сдулся. Стал тихий, как овечка. Брюс теперь из него веревки вьет. Англичане вдруг стали сговорчивее по сукну для армии, да и пошлины на пеньку обещают скинуть. Твоя авантюра, Смирнов, уже приносит казне барыши.

Эта новость — как бальзам на душу. Значит, не зря рисковал. Маховик, который я запустил, начал раскручиваться. Раз уж Меньшиков сам признал, что я полезен, значит он созрел для предложения.

— Рад служить Отечеству, Ваша Светлость, — сдержанно ответил я.

— То-то же, — хмыкнул Меншиков. — А вот некоторые, видать, служить не очень-то и хотят. Видимо, кто-то очень не хочет, — он снова покосился на список акционеров, — чтобы Ваша Светлость приумножили свои капиталы и славу Отечества. Кто-то на Урале возомнил, что может указывать нам тут в столице, как дела делать.

Бинго. Я нажал на две главные кнопки: жадность и тщеславие. Мысль о том, что он может пролететь мимо таких барышей, была неприемлема в его системе координат.

Он поднялся. Вся его напускная ирония слетела. Передо мной снова был Меншиков-хищник. Энергичный, властный, опасный.

— Непорядок, — коротко бросил он. — Волю государеву не выполнять — это бунт. Разберемся.

Он прошелся по кабинету, его сапоги тяжело стучали по половицам.

— Завтра же бумаги твои будут где надо. И с подписью какой надо, — он бросил на меня быстрый взгляд. — А с нашими уральскими друзьями… я переговорю. По-свойски. Думаю, они быстро сообразят, что ссориться с нами — себе дороже.

Он больше не сказал ни слова. Развернулся и, не прощаясь, вышел, оставив меня одного. Я подошел к окну и смотрел, как его карета, поднимая тучи пыли, уносится в сторону Питера.

Я не питал иллюзий. Я не друга завел, просто спустил самого опасного волка в этой стае с поводка, натравив его на других. Я превратил его из потенциальной угрозы в вынужденного союзника, чьи интересы сейчас совпали с моими. Это была грязная, циничная игра. В этом мире иначе было нельзя. Битва за уголь и устав была выиграна, даже не начавшись. Теперь можно было вернуться к главному — к стали.