Инженер Петра Великого 4
Шрифт:
И я начал свой доклад.
Мой рассказ был таким же сжатым и лишенным эмоций, как и его приказ. Я сыпал фактами. Прорыв блокады у Кваркена. Высадка. Адский марш по болотам. Взятие завода в Евле — быстро, жестко, с минимальными потерями благодаря новому оружию и тактике. Я видел, как при упоминании СМ-01 и мортир в глазах Брюса на мгновение мелькнул огонек, но он не перебивал и не задал ни одного вопроса.
— На заводе, в конторе управляющего, вскрыли тайник, — продолжил я. — Внутри оказались бумаги. Левая бухгалтерия и переписка.
Я вытащил из внутреннего кармана несколько сложенных
— Эшворт… — тихо произнес он, я еле расслышал. — Так вот оно что. Канал серой контрабанды под прикрытием войны. Очень в их духе.
Он аккуратно сложил бумаги и убрал.
— Дальше.
Я продолжил. Рассказал про появление «Морского Змея», про то, как нас нагнали в открытом море. Про провал моих «Щук» — я не стал скрывать неудачу, Брюс ценил честность. Про отчаянный блеф с белым флагом, который позволил подпустить пирата на дистанцию выстрела.
— У нас оставался один заряд «Дыхания Дьявола», — рассказывал я графу очередной свой безумный поступок. — Один-единственный. Я стрелял сам. Целился в паруса. Расчет оправдался. Мы лишили его хода и управления. Корабль сгорел и затонул.
Я сделал паузу, собираясь с духом перед самой тяжелой частью отчета.
— Капитана взяли живым. Томас Ллиамах. Он раскололся. Охотился он за мной. Приказ Эшворта — найти и уничтожить всю экспедицию. Не оставлять свидетелей.
Теперь уже Брюс смотрел на меня с нескрываемым вниманием. Вся его напускная отстраненность улетучилась.
— Мы прорывались через блокаду. Шли под шведскими флагами, косили под своих. И в самый критический момент, когда к нам подошел дозорный бриг, Ллиамах сумел вырваться из-под охраны. Чудом выбрался, оглушив стражу. Он рванул к борту, чтобы поднять крик.
Я замолчал, подбирая слова. Как рассказать об этом? Как оправдать то, что произошло?
— Он мог нас всех заложить. Всех. Секунда решала все. Капитан де ла Серда оказался рядом. Он сработал мгновенно.
Я посмотрел на свои руки. Они не дрожали. А чего им дрожать. Я поступил правильно.
— Я отдал приказ.
В повисшей тишине было слышно только, как орут чайки. Я ждал его реакции. Осуждения. Упрека. Векдь такой ценный пленник был бы — это если судить с точки зрения значения для государства.
Брюс долго смотрел на меня. Он будто взвешивал на невидимых весах мои слова, мои поступки, меня самого.
— Где он? — наконец спросил граф.
— На дне залива, — ответил я. — Тела нет. Свидетелей, кроме меня и испанца, тоже.
Я ожидал чего угодно, но только не того, что произошло дальше. Легкая, почти незаметная тень улыбки тронула уголки губ Якова Брюса.
— Хорошо, — просто сказал он. — Это избавляет нас от кучи протокольных сложностей. Мертвые показаний не дают и дипломатических скандалов не устраивают.
Холодная, безжалостная целесообразность государственного мужа, для которого результат всегда оправдывает средства. Я получил понимание. В этом мире это было куда ценнее.
Брюс отвернулся от меня и долго смотрел на темную, свинцовую воду Невы, которая лениво лизала почерневшие сваи.
Ветер доносил крики чаек и обрывки команд с моих кораблей.— Война имеет свою цену, Петр Алексеич, — наконец произнес он, не поворачивая головы. В его голосе не было ни осуждения, ни одобрения — сухая констатация факта. — Иногда приходится жертвовать пешкой, чтобы спасти короля. А иногда и ферзем, чтобы выиграть партию. Ты поступил как стратег. Это хорошо. Праведники редко выигрывают войны и еще реже строят империи.
Он резко повернулся ко мне.
— Ты привез больше, чем смел надеяться. Эти бумажки на Эшворта, подкрепленные показаниями капитана, которые ты, я надеюсь, предусмотрительно записал…
— В трех экземплярах, — подтвердил я. — Один у меня, второй отдал Глебову, третий — де ла Серда. На всякий…
Брюс едва заметно кивнул. Моя предусмотрительность ему явно импонировала.
— Этот компромат — ключ к британской политике на годы вперед. Рычаг, которым можно двигать фигуры, ломать их через колено. Но ты и рисковал так, как до тебя не рисковал никто. Твой прорыв через блокаду — дерзость на грани безумия. Я до сих пор не пойму, как тебе это удалось.
— Наглость, Яков Вилимович. И расчет на то, что противник не поверит в такое безрассудство.
— Что ж, сработало, — он криво усмехнулся. — Но теперь за эту дерзость придется платить. Государь уже места себе не находит. Он знает о твоем возвращении. Гонец, завидев твою флотилию, опередил вас на несколько часов. Царь жаждет подробностей твоего триумфа.
Брюс кивнул на свою карету, стоявшую чуть поодаль.
— Поехали. Тебя ждет допрос. Светлейший князь Меншиков уже у царя. И, судя по тому, что мне донесли, он рвет и мечет. Считает, что ты самовольно развязал войну с Англией, утопив их капера, и втянул Россию в грандиозный международный скандал. Он будет требовать твоей головы. Тебе придется доказать Государю, что твоя победа стоит этого риска. И доказывать придется не мне, а ему.
Я мысленно приготовился к новой битве. Самой сложной.
Мой мозг уже начал просчитывать варианты, выстраивать линию защиты и нападения. Меншиков — опасный враг, я знал его слабости. Главная из них — жадность. И у меня было, что ему предложить.
Мы уже подходили к карете, когда Брюс резко остановил меня, положив тяжелую руку на плечо. Его лицо вдруг стало жестким. Вся его обычная отстраненность испарилась.
— И еще одно, — его голос понизился до тихого, угрожающего шепота. — Самое главное. Пока ты играл в свои морские игры и уворачивался от английских ядер, враг ударил здесь. В самое сердце твоей мечты.
Я напрягся, не понимая, о чем он.
— Гонец из Игнатовского, — продолжил Брюс, и каждое его слово падало, как капля расплавленного свинца, — привез дурные вести. Вчера на твоего гения, Андрея Нартова, было совершено покушение.
Я замер. Нартов. Ключ ко всем моим планам.
— Его пытались выкрасть. Прямо из мастерской. Твои преображенцы, которых ты оставил в охране, сработали на отлично. Отбили атаку. Была короткая схватка. Нападавшие были мастерами, следов не оставили. Нартов даже не понял что произошло, но на то он и ученый. Сумасшедший, как и ты, — хекнул Брюс.