Инженер Петра Великого 4

— Поймали врагов? — только и смог выдавить я.

— Да, — подтвердил Брюс. — Правда молчат. Но это пока. Главное не это. Нартова хотели забрать живым. Ты понимаешь, что это значит, барон? Они знают твое самое уязвимое место. Они знают, что не смогут повторить твои технологии, но они могут украсть человека, который способен их воплотить. Твой гений — твоя главная сила и главная слабость.

Глава 11

Новость о покушении на Нартова выбила из колеи. Дорога от причала до дворца пролетела как в тумане. Я сидел в карете Брюса, пялился на мелькающие за окном недостроенные фасады Питера, но видел перед собой совсем не их. В голове молотом засела фраза: «хотели забрать живым». Это меняло расклады. Моя война пришла сюда, в мой дом, и целилась в самое сердце моих планов.

Мы вошли в приемную дворца. Просторная комната с высоченными потолками, заставленная тяжелой дубовой мебелью, казалась пустой. Государя не было. Вместо него за огромным столом, занимая собой все пространство, сидел светлейший князь Александр Данилович Меншиков.

Он развалился в резном кресле, которое жалобно скрипело под ним. На нем был расшитый золотом кафтан ядовито-синего цвета. В одной руке он держал серебряный кубок с вином и медленно его вращал, наблюдая за игрой света на камнях. Он делал вид, что нас тут нет. Воздух в комнате был наэлектризованным. Такое ощущение, что мы попали на арену перед выходом гладиаторов.

Яков Брюс прошел в комнату и молча встал у окна, заложив руки за спину. Превратился в тень, в наблюдателя — давал понять, что это моя разборка (собственно, так и есть). Я должен был выдержать первый наезд самого влиятельного человека в империи.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Меншиков соизволил нас заметить. Он медленно поставил кубок, промокнул губы батистовым платком и наконец поднял на меня свои маленькие, цепкие глазки. Взгляд у него был изучающий. Он взвешивал, оценивал, пробовал на зуб.

— А-а, явился наш адмирал-самозванец, — протянул он, с ленивой насмешкой, чуть ли не ядовито. — Слыхал я, барон, о твоих подвигах заморских. Говорят, ты там целую войну развязал. Корабли чужие топишь, заводы государевы жжешь, англичанам грозишь…

Он сделал паузу, глотнул вина и снова уставился на меня.

— Не велика ли для тебя шапка Мономаха, а, Смирнов? Аль решил, что раз Государь тебе милость оказал, так теперь все дозволено?

Каждое его слово было выверено, каждая фраза — укол, прощупывающий оборону. Он не обвинял прямо, он издевался, принижал, пытался вывести из себя, заставить оправдываться. Как я понимаю, тактика — сначала морально раздавить, а потом добить.

Это не зависть к чужому успеху, все было глубже. Меншиков, вылезший из грязи в князи, нутром чуял угрозу. Он видел во чужака, человека не из его стаи, который играет по своим правилам и слишком быстро набирает вес при дворе. Он видел конкурента. И он хотел поставить меня на место.

Я заставил себя успокоиться. Любая вспышка гнева, попытка оправдаться будет воспринята как слабость.

— Я выполнял приказ Государя, Ваша Светлость, — мой голос прозвучал буднично. — Обеспечивал интересы России в шведских землях. А врагов у России, как оказалось, куда больше, чем мы думали. И сидят они не только в Стокгольме.

Мое спокойствие взбесило его еще больше. Он ожидал чего угодно: робости, подобострастия, горячих оправданий. Но не холодного, уверенного тона. Он нахмурился, его лицо побагровело.

— Интересы России? — он почти выплюнул эти слова. — Ты сжег завод, который мог бы приносить казне доход! Ты утопил английского капера, устроив скандал, который теперь придется разгребать нашим дипломатам! Ты притащил сюда два гнилых корыта, набив их бесполезным железками и называешь это «интересами России»? Да ты просто авантюрист, Смирнов, который подставил под удар и Государя, и все Отечество!

Он повышал голос, переходя на откровенный крик. Это тоже было частью его игры. Он пытался задавить меня своим авторитетом, положением, зычным голосом.

Я давал ему время, чтобы выпустил пар. Пусть орет. Чем громче он орет, тем слабее его позиция. Я ждал, когда он выдохнется. И когда он, тяжело дыша, снова плюхнулся в кресло, я пошел в атаку.

— Завод, который я сжег, Ваша Светлость, уже много лет не приносил шведской казне ни гроша. Он работал на карман группы английских лордов, которые за бесценок качали оттуда лучшую в мире сталь. Капер, которого я утопил, шел не под торговым флагом, а с конкретным приказом от этих же лордов — уничтожить всю русскую экспедицию, не оставляя свидетелей. А «бесполезные железки», который я привез, позволят России через год наладить производство такого оружия, которое заставит и шведов, и англичан разговаривать с нами совсем по-другому.

Я говорил не повышая голоса, но с металлическими оттенками в нем. Я не оправдывался, атаковал, излагал факты, которые били по его аргументам.

— Так что, если позволите, Ваша Светлость, я бы назвал это не авантюрой, а успешной операцией по устранению угроз национальным интересам и приобретению стратегических ресурсов и технологий. А что до скандала… — я позволил себе легкую усмешку. — Думаю, у лорда Эшворта сейчас голова болит куда больше, чем у наших дипломатов. У него под задницей тлеющий торфяник, который вот-вот полыхнет и спалит дотла всю его карьеру. И у меня есть чем поддать жару в этот костер.

Мои слова заставили Меншикова замереть. Его пухлые пальцы, только что собиравшиеся снова взяться за кубок, застыли. Он смотрел на меня, и в его глазах яростное багровое пламя сменилось холодным, оценивающим блеском. Он понял, что я не блефую.

— Жару? — медленно процедил он. — И чем же ты собрался его поддавать, барон? Сказками своими?

Я не стал отвечать. Вместо этого я подошел к столу, расстегнул кафтан, вытащил из потайного внутреннего кармана два предмета и с глухим стуком положил их перед светлейшим князем.

Первым была толстая, тяжелая книга в переплете из дорогой, почти черной кожи. Без всяких надписей и тиснений. Второй — аккуратно свернутый в трубку и перевязанный лентой лист плотной гербовой бумаги.

— Вот интересы России, Ваша Светлость, — сказал я ровно. — В материальном, так сказать, выражении.

Меншиков опустил взгляд на стол. Он смерил взглядом книгу, потом перевел его на свиток. Он не торопился к ним прикасаться, будто боялся обжечься. Его лицо выражало смесь презрения и разгоравшегося любопытства. Меньшиков был слишком умен и опытен в интригах, чтобы не понимать: такие вещи на стол без веской причины не выкладывают.

— И что это за барахло? — он все еще пытался держать марку, благо без прежней уверенности.

— Это, Ваша Светлость, не «барахло». Это — оружие, — я взял свиток и развернул его. Это была одна из копий показаний капитана Ллиамаха, которые я предусмотрительно заставил его подписать. — Здесь, под присягой, изложены показания капитана английского каперского судна «Морской Змей». С именами, датами и суммами. Он свидетельствует, что получил прямой приказ от группы высокопоставленных лордов, среди которых и наш добрый знакомый, посол Эшворт, найти и потопить мою эскадру. Со всеми людьми. Без свидетелей.