Инженер Петра Великого 4

— Мы тут с Андреем Константиновичем ваши бумаги шерстили, — заговорил Магницкий, пока Нартов шустро откидывал углы полотна. — И я, знаете ли, хоть в числах больше понимаю, чем в железках, а и то смекнул: все эти ваши задумки… конвертер, паровая машина… это ж не для одной мастерской. Тут масштаб другой нужен. Целый узел, где все друг с другом связано. Одно из другого вытекает, одно другое кормит. Нарушишь что-то одно — и все станет. Вот мы и решили, так сказать, взглянуть на все это в объеме.

Полотно съехало на пол, и я замер. Аж дышать перестал.

На столе был настоящий завод, только в миниатюре, из дерева. Я подошел ближе, и у меня дух перехватило от того, как все сделано. Это была не какая-то топорная поделка, а настоящее инженерное чудо, ювелирная работа. Крохотные, вырезанные до мельчайших деталей корпуса цехов — вот тебе литейный, вот кузня, вот механика… Все связано сетью идеально ровных деревянных рельсиков, по которым, толкни пальцем, бегали вагонетки с опрокидным кузовом. Вся логистика, вся производственная цепочка — как на ладони. Вот склад руды и угля, вот вагонетка тащит шихту к доменной печи…

А в центре всего этого, как король на троне, — то, о чем я мечтал. Пузатый, похожий на грушу конвертер, вылепленный из глины и стянутый медными обручами. И рядом — она, моя красавица, паровая машина. Деревянный цилиндр, поршень, здоровенный маховик, вся эта замороченная система рычагов и шатунов. От машины к моделькам станков в цехе тянулись тонкие ремешки из бычьих жил.

Я обошел стол, не в силах оторвать взгляд. Это было железное, осязаемое доказательство, что мои, казалось бы, бредовые идеи из будущего — реальны. Что их можно построить здесь и сейчас. Нартов с Магницким прожили, продумали, увязали в единую, логичную и рабочую систему.

— Андрей… — это все, на что меня хватило.

Он не ответил. Просто взял со стола медную трубку, подведенную к цилиндру паровой машины, набрал полную грудь воздуха и что есть силы дунул.

И механизм ожил.

С тихим скрипом деревянный поршень тронулся с места (понятно, что в реальности все будет не столь примитивно работать, но он умудрился сделать эдакий механизм). Шатун толкнул коленвал, тяжелый маховик по инерции сделал оборот. Ремни из жил натянулись, и в дальнем углу, в механическом цехе, завертелись шпиндели крошечных токарных станков.

Я смотрел на это чудо, на это рукотворное сердце будущего завода, которое ожило от простого человеческого выдоха, и понимал: я не просто вернулся домой с победой. Я вернулся к людям, которые верили в мою мечту так же сильно, как и я сам.

— Это… — я пытался подобрать слова, но в голове крутились одни обрывки. — Это просто… гениально.

— Без Федьки с Гришкой не получилось бы все столь искусно сделать, — улыбнулся Магницкий. Мальчишки засияли от похвалы.

И тут до меня дошло. Этот деревянный макет, по сути, игрушка, — самое мощное оружие. Не трофейные корабли, не компромат на англичан, даже не тонны самой лучшей стали. А вот этот стол, заставленный деревяшками. Да это же идеальная презентация, готовый питч! Бизнес-план, который не надо втирать на пальцах. Его можно просто показать царю — и он увидит мощь будущей империи. Показать Меншикову — и он, глядя на эти вертящиеся колесики, прикинет будущие барыши. Показать инвесторам — и они сами понесут деньги, когда увидят все это вживую.

Мои идеи, помноженные на гениальную интуицию Нартова и системный подход Магницкого, воплощенные золотыми руками мальчишек, стали инструментом убеждения нереальной силы. Я посмотрел на своих ребят и впервые за все это сумасшедшее время понял, что я не один. У меня есть команда.

А с такой командой можно горы свернуть.

Когда первый восторг от гениального макета улегся, включился холодный расчет. Путь от этого стола до первой плавки предстоял длинный, и на нем, как булыжник посреди дороги, лежал один главный затык. Проблема, об которую я бился головой еще до военной кампании.

Мы вернулись в нашу «конструкторскую». Я подошел к столу с моими старыми эскизами конвертера и без предисловий ткнул пальцем в разрез «груши».

— Вот наша главная головная боль, — я обвел взглядом Нартова и Магницкого. — Футеровка. Внутренняя обкладка. При температуре жидкой стали, а это, на минуточку, полторы тысячи градусов, любой кирпич, что мы тут лепим, просто размажется, как масло по горячей сковородке.

Я досьал из внутреннего кармана образец кварцита, который притащил из Лапландии. Белесый, с острыми краями, он лег в ладонь. Когда я его увидел в Есле, то не раздумывая сгреб все имеющееся.

— А вот это, — я положил камень прямо на чертеж, — решение. Кварцит. Из него делают динасовый кирпич. Он нужный жар выдержит. Но есть одно «но». Чтобы он стал кирпичом, а не рассыпался в труху, его надо обжечь. Обжечь при такой температуре, какая нашим нынешним печам и не снилась. Нужен такой адский жар, чтобы стекло плавилось.

Нартов нахмурился, взял камень, повертел его в руках. Пальцы у него такие — будто видят лучше глаз.

— Жар… — пробормотал он. — Стало быть, дуть надо сильнее. И угля подкинуть.

— Не прокатит, Андрей, — покачал я головой. — Мы просто упремся в потолок. Хоть всю гору угля в топку завали, выше определенной температуры не прыгнешь. Весь жар тупо улетает в трубу. Тепло — на ветер.

Я отошел к большой грифельной доске, стер старые расчеты и взял мел. Ну что ж, пора доставать главный козырь из рукава. Нельзя было просто вывалить им на голову готовую схему регенеративной печи — они бы не въехали в принцип, приняли бы за какую-то черную магию. Надо было их подвести к решению, заставить котелки заварить в нужном направлении.

— Давайте подумаем, как рачительные хозяева, — начал я, чиркая на доске примитивную печку с трубой. — Тепло улетает в трубу. А что, если его не выбрасывать? Что, если его ловить?

Я пририсовал сбоку две камеры, набитые условными кирпичами.

— Представь, Андрей, — я повернулся к механику, который впился в доску взглядом, — что мы дым, прежде чем выпустить, гоним вот через эту камеру. Кирпичи в ней раскалятся докрасна, верно? А потом, когда она нагрелась, мы хитрой заслонкой переключаем поток. И теперь уже чистый воздух для горения, прежде чем попасть в топку, идет через эту раскаленную камеру.

Я провел мелом новую жирную линию.

— Воздух в топку придет не холодный, с улицы, а уже огненный! Уже заряженный теплом! И смешавшись с угольным газом, он и даст нам тот самый адский жар. А дым в это время греет уже вторую камеру. Потом — щелк заслонкой — и меняем их местами. И так по кругу. Понимаете? Мы не тратим тепло, мы его гоняем по кругу, накапливаем. Ре-ге-не-ри-ру-ем.

Нартов застыл. Я видел, как в его голове моя корявая схема обрастает мясом: рычагами, заслонками, воздуховодами. Он увидел, как эта штука будет работать.