Иркутск – Москва

А когда сказка закончилась, кроме привкуса внезапной, незаслуженной обиды и буквально вплавленной в память горькой фразы «Так надо», поезд уносил на запад вместе с ней не только скромные пожитки, поместившиеся в саквояже и паре узелков, но и тысячу рублей ассигнациями в потайном кармашке. Конечно, для содержанки из среднего сословия сумма под расчет сказочная. Этого должно было хватить и на домик в родной Малороссии, и на кое-что еще. Только деньги не грели ее в одночасье заледеневшую душу. Слишком прикипела Окса за эти несколько месяцев к своему Адмиралу. Но… видно, не судьба.

* * *

Как верно подмечено: беда никогда не ходит одна. В родной Полтаве ее никто не ждал. Кроме трех печальных известий. С матерью случился удар, она умерла еще полгода назад. Отчим женился и не желает даже слышать о приемной дочери. Сестра же вскоре после похорон матери уехала из города. По слухам, куда-то в Киев, где проживала их тетка.

Обо всем этом ей поведал Петруша, братец той самой разлучницы, что походя уложила в гроб маму. Отчим отправил его переговорить с Оксой, когда прознал, что бывшая падчерица объявилась в городе. И «посол» его оказался — что надо. За год, что они с Оксаной не виделись, он заматерел, обзавелся невестой, девкой с солидным приданым из купеческого сословия. Никаких прежних сердечных чувств к «беглой неврастеничке, пустившейся где-то на чужбине во все тяжкие» на его холеной физиономии не читалось, не было даже маломальского дружеского участия. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон…

Из Полтавы она уехала вечером того же дня. Родной город опостылел сразу и навсегда. Уехала в Киев. Искать сестру. Задуманный на ее счет Петровичем проект «Домик в украинской провинции» закончился не начавшись. И начался проект новый. Её проект. «Светская дама» или «Вы меня еще попомните, „родственнички“ хреновы». Или, как вариант, «Я мстю, и мстя моя ужасна». Это уж, как кому больше нравится. И… о чудо! С этого самого вечера ей стало удивительным образом везти. То ли Ангел-хранитель взялся-таки за дело с должным рвением. Или наоборот, из ленивой полудремы погрузился в крепкий сон, дав свободу для инициативы кое-кому другому. Но, факт: как говорят игроки, «масть пошла».

Для начала ее попутчицей оказалась милая и разговорчивая киевлянка, которая не только знала ее тетушку, но и жила с нею на одной улице, практически в соседних домах. И проблема поиска сестры выродилась в одну поездку на извозчике. Следующей удачей стало то, что ее тетя, Аглая Георгиевна, была пианисткой-аккомпаниатором при Музучилище Русского Музыкального общества. И сразу же определила туда ее младшую сестру, чье контральто и безупречный слух покорили на прослушивании всю педагогическую братию во главе с самим Пухальским. Удачей для Оксы сей факт стал потому, что на очевидное музыкальное дарование сестренки у нее были самые серьезные планы. И даже готовность вложиться. Их же тетушка, сама того не подозревая, планы эти запустила «с низкого старта».

Ну, а третьим, главным подарком судьбы за время пребывания Оксаны в столице Малороссии, стало знакомство в сквере близ главного корпуса Киевского университета со своим будущим мужем. Вторым главным мужчиной на ее, пока еще таком коротком, жизненном пути. С мужчиной, который стал пусть хотя и не любовью, но некоей спасительной заплаткой на ее пораненном сердце. Тихой гаванью, так, порой, необходимой нам «в бурном море людей и событий»…

* * *

Оксана решила встретить Лизу с прослушивания, на которое по приглашению Пухальского обещал приехать его старый товарищ, композитор и ценитель романса Вильгельм Гартевельд. Только у маэстро что-то где-то не сложилось, поэтому музицирование с пением было решено перенести на следующий день. На улице ласково пригревало солнышко, воздух был наполнен ароматами отцветающих каштанов, и сразу отправляться домой им положительно не хотелось. Пройдясь по тенистым аллеям, сестры свернули в разбитый за кампусом сквер с роскошными цветниками…

Двух девушек, неторопливо прогуливающихся по присыпанным крупным днепровским песком дорожкам, длинноногий, худощавый человек с гордым, орлиным профилем поначалу даже не заметил. Слишком поглощен он был чтением какого-то фолианта, уткнувшись в который сидел на лавочке, смешно растопырив коленки и щурясь на страницы через толстую линзу монокля. Костюм с неряшливо заткнутым в кармашек носовым платком, определенно заскучавший по гладильной доске и утюгу, чем-то неуловимым выдавал в сидевшем студиозиуса, не успевшего к назначенному сроку подготовиться к сдаче экзамена. Правда, для студента был он, пожалуй, несколько староват. На взгляд: лет так двадцать семь, может, даже тридцать.

Обнаружил незнакомок Карл Робертович Гёц в тот миг, когда вытянув затекшую ногу в добротном английском ботинке, ощутил, что он, ботинок, внезапно ткнулся и запутался в чем-то мягком. И тотчас где-то рядом послышалось удивленно-испуганное «Ой!» Этим мягким оказался подол платья младшей из сестер. А репликой «Ой!» обозначила свое присутствие старшая. Молодой человек смущенно вскочил, начал сбивчиво извиняться, даже попытался стряхнуть с оборки Лизиного платья песчинки, но при этом смотрел во все свои подслеповатые глаза на Оксу. Смотрел ошалело, не замечая больше ничего и никого вокруг, как будто узрел перед собой божество или привидение.

«Какой же он смешной. И милый…» Внезапно что-то теплое шевельнулось в ее душе…

— Сударь, все-таки, Вам приличествует просить прощения за Вашу неловкость не у меня, а у моей сестры. Мне вы пока еще ничего дурного не сделали… Или, все-таки, намеревались? — и сама не зная зачем, рассмеялась тем самым смехом, который в два счета сводит мужчин с ума. Если им правильно и к месту пользоваться.

«Готов… Ну? И зачем ты это сделала, дрянь этакая?.. А! Пусть будет…»

* * *

Его отец, барон Роберт Петрович, был единственным отпрыском в семействе сына известного историка, литератора, а по роду службы — талантливого госадминистратора, носившего старинную, рыцарскую фамилию Гёц. Фон Гёц. С корнями из бывших владений Ордена Меченосцев в Эстляндии. Водя дружбу с всесильным графом Канкрином, на излете карьеры в минфине Петр Петрович фон Гёц дослужился до важного и уважаемого поста управляющего в комиссии по погашению государственных долгов.

Но в отличие от вхожего в Высший Свет деда, Роберт Петрович — отец Карла — тяготился столичных реалий, и большую часть жизни провел в Дерпте. Там он преподавал в местном университете естественные науки, получив должность приват-доцента, а также отметился рядом печатных трудов по истории Риги в эпоху крестоносцев и Ливонской войны. И вся его жизнь так и катилась бы спокойно и ровно, по педантично-остзейским «рельсам», если бы не излишне активный сынуля.

В юном Карле вдруг проснулся мятежный дух покорителя столиц, доставшийся ему, скорее всего, от покойной матери — бессарабской дворянки во втором поколении. Отец нехотя уступил, и в 1899-м талантливый молодой человек поступил в Императорский Московский университет на юрфак, где тотчас же окунулся, как в изучение проблем политэкономии и статистики, так и в постижение основ марксизма. А также в адреналин тайной кружковщины. Последнее — благодаря знакомству с одной не по годам активной курсисткой. Кстати, тоже дворянских кровей… Что делать! Запретные плоды всегда сладко манят юные неокрепшие души и сердца.