Искатель. 2004. Выпуск №10

–  Сергей Георгиевич, я прокурора области вижу чаще, чем вы.

–  Небось, пытаетесь лечить?
– улыбнулся я, как улыбнулся бы волк, если бы умел.

–  Почему пытаюсь? Лечу.

–  Амалия Карловна, вы же аферистка.

Теперь она хохотнула так, что кривые колья ограды шатнулись. Они, кривые колья ограды, нас разделяли - не только они, но и ее взгляд из-за решетки ресниц. Хохоток же означал, что я наивен, как пенек. Например, не спрашиваю главное:

–  И что же заявите?

–  Товарищ прокурор области, ваш следователь Рябинин подсыпал мне в кофе снотворного и потом изнасиловал,

–  Но ведь было ровно наоборот, - вырвалось у меня, разумеется, наивно.

–  А это вы расскажете прокурору: женщина привела вас к себе, напоила, изнасиловала. Вот он посмеется.

Я смотрел на неё и думал о свойствах лжи. Что надо сделать, чтобы она прилипла к человеку? Надо в правду капнуть лжи одну каплю. И вся правда мгновенно перестанет быть правдой. Известно, ложка дегтя в бочке меда. Приди ясновидящая и скажи прокурору, что я изнасиловал ее, - он не поверит. Надо смешать ложь с правдой: был у нее дома, пил водку, ночевал…

И все-таки главное я пока не спросил:

–  Амалия Карловна, зачем вам этот шантаж?

–  Чтобы ты прекратил уголовное дело.

–  Ага, значит, замешаны в убийствах?

–  Нет, но боюсь за Митю Ольшанина.

–  Значит, он замешан?

Невропатолог отвернулась и не ответила. Я ждал, пробуя что-то прочесть по ее лицу, но видел только профиль, густо нарумяненную щеку и янтарную сережку. Мое напряжение через давление грудью передалось забору, и тот нетерпеливо скрипнул. Видимо, ясновидящая ответила ему:

–  Не за себя хлопочу…

–  А почему за Ольшанина?

–  Жалко парня.

–  А почему его медкарта пуста?

–  Он просил. Хочет съездить в Финляндию и боится, что психа не пустят.

Поверить в ее жалость - что поверить в доброту палача.

–  Амалия Карловна, вы понимаете смысл своей просьбы? Два убийства.

–  Бывают же «глухари», нераскрытые преступления…

Подъехала машина. Майор загнал ее на свое место, вылез, извлек тяжелую сумку и подошел ко мне. Я удивился:

–  Петр, вот тут, за забором, стояла женщина… Где она?

–  Никакой женщины не было.

31

Майор разбирал сумку. На моей душе захорошело, пельмени, но глаза округлились - десять пачек.

–  Петр, у нас же нет холодильника.

–  Съедим.

–  За день?

–  За два. Вот сейчас сварю четыре пачки, по две на брата.

Пельменную радость вытесняло тревожное недоумение. Визит дамы. Нет, не ее бесследное исчезновение: она же местная, знает все ходы и выходы. Уползла в крапиву.

–  А какая женщина стояла за забором?
– спросил Петр.

–  Амалия Карловна приходила…

–  Зачем же?

–  Просит расследование прекратить.

–  Ага, значит, попалась, - сделал майор логичный вывод.

–  Просит не за себя, а за Ольшанина.

–  Ага, значит, он попался, - сделал майор второй вывод, тоже логичный.

Занятная у нас кастрюля: что бы ни варили, все слипается. Каша, гороховый суп, пельмени… В миске лежал шмат конгломерата, словно его только что выломили из фундамента. Впрочем, на вкусовых качествах пельменей это не отразилось.

Поев, майор настроился на серьезный лад:

–  Сергей, дело-то раскрыто.

–  Разве?

–  К тебе пришла женщина и сообщила, кто преступник.

Поскольку я скрыл от майора историю своего падения, то не мог сказать, что этой телепатке верить нельзя. Пришлось зайти с другого конца:

–  Петр, а почему она это сделала?

–  Разве не объяснила?

–  Якобы из-за жалости. Мотивация слабовата. Видимо, их что-то связывает.

–  Он снабжает ее травами, - подсказал майор.

–  И этого достаточно, чтобы обратиться с просьбой закрыть дело о двух убийствах? Чтобы вести фиктивную медкарту?

Петр взялся за мытье посуды, что оказалось не просто, ибо один конгломератистый ком приварился ко дну намертво.

Когда он его отодрал, я констатировал почти зло:

–  Плохо мы изучили людей в поселке, взаимоотношения и связи.

–  Сергей, ты индийские и латиноамериканские фильмы любишь?

–  Вопрос - в какой связи?

–  А что, если он ее сын?

–  Кто - чей?
– не врубился я.

–  Митя Ольшанин - сын Амалии Карловны…

–  Это у тебя от пельменей, - предположил я, потому что съел один ком, а майор два.

Но экзотическая мысль Петра в мозгу зацепилась. Почему то, что возможно под пальмами, невозможно под соснами? Мне вспомнилась некая Лиза, снявшая у старушки однокомнатную квартиру под блат-хату. Ворье, карманники, алкаши, наркоманы - все там. Жалобы от граждан пошли. Меня на нее вывел подросток-форточник. Начал я проверять. Эта Лиза нигде не работала, паспорта нет, жила без прописки, говорила не то косноязычно, не то с акцентом. Заявила, что выросла в Ташкенте. Задержал ее на трое суток для проверки. На второй день меня срочно вызвали к прокурору, у которого от злости нос раздувался: «Что же ты, Рябинин, творишь? Поместил в «обезьянник» Элизабет, гражданку США, дочь известного банкира, аспирантку, которая собирает материал для книги о российской преступности!».

Петр извлек свою полевую сумку, родственницу моего портфеля:

–  Отчитаюсь за поездку…

–  Твой отчет лежит булыжником у меня в желудке.

–  Кое-что есть, кроме пельменей. Вот, справка ЦАБа. Ольшанин не судим и не привлекался.

Я с тревогой вспомнил, что подобную справку надо запросить и на ясновидящую. Она мною официально даже не допрошена, не видел ее паспорта, не знаю года рождения и не запрашивал личного дела.

–  Сергей, заключения о причинах смерти Висячина и Дериземли готовы, но еще не отпечатаны. Судмедэксперт еще раз подтвердил, что оба отравлены стрихнином.

Хитрость открытому лицу майора не шла, но он, видимо, хотел ее изобразить. Щурил глаза и поигрывал губами. Я решил ему помочь:

–  Петр, что?

–  Дело по звероферме у тебя?

Я достал его из портфеля. Майор полистал и нашел дактилоскопическую карту с отпечатками пальцев.

–  Чьи они, Сергей?

–  Заведующей, работниц… Ольшанин оставил, когда норок выпускал.

–  Вот!
– обрадовался майор.

–  Что ты хочешь сказать?

–  У эксперта цепкая зрительная память.