Искатель. 2004. Выпуск №10

–  Санкции на арест не дадут, - глухо сообщил я, когда мы поехали.

Майор промолчал, потому что это предвидел. Отрицательные эмоции… Опасны те, которые пребывают в застое. Мои же находились в необъяснимом движении. Куда же они двигались? К деятельности. Те эмоции, которые начинают тобой двигать, вовсе не отрицательные - они перерождаются в злость. А злость - чувство здоровое.

–  Что будем делать?
– спросил Петр, правильно решив, что тактику следствия надо менять.

–  Ничего не будем делать.

–  Это как?

–  Будем сидеть и думать.

– Ага, - понял майор, притормозив у магазина. Туда он вошел пустым, а вышел с двумя отягченными полиэтиленовыми мешками. Видимо, Петр считал, что мышленье нуждается в усиленном питании. Объяснил он коротко:

–  Пиво.

–  Сколько бутылок?

–  Десять.

–  Куда такая прорва?

–  Будем же думать…

Следующую остановку он сделал у рынка. Теперь майор вынес пакет небольшой, тоже объяснив:

–  Сушеные лещи.

–  Сколько?

–  Десять штук.

По рыбе на бутылку. Я полагал, что теперь мы поедем в поселок, но майор остановился у хозяйственного магазина, к питанию отношения не имеющего. Из него он вынес аккуратную коробку, которую приоткрыл: две кружки из темной глины, увесистые, с ручками, похожими на бублики. Майор дал справку:

–  Не из стеклянных же банок пить.

Во всякие предвиденья и наития я не шибко верю: особенно после проверки фокусов Амалии Карловны. Но тут как бы увиделась третья пивная кружка - нужна третья. Зачем? Потому что в России пьют на троих? Не верю в наитие… Забегая вперед: ведь сбылось, и третья кружка потребовалась…

Вернувшись, мы открыли все окна и сели за стол, аскетичный и строгий, как у бомжа. Две бутылки пива и две сухие рыбины.

–  Петр, работаем путем спора, в котором рождается истина. Пиво-то какое?

–  «Жигулевское». С чего начнем?

–  С начала. Пропал труп из могилы.

–  Сергей, разве это начало? А не смерть Висячина?

–  Расследование началось с эксгумации. Вопрос: кому понадобился труп?

–  Дериземле.

–  Петр, зачем ему?

–  Не ему, а тогда кому?

Пиво я пью редко, поэтому мои очки затуманились после одной бутылки. Лещ раздражал длинными костями, к которым прилипли лепестки сухого мяса. Оно и хорошо: пока сосешь, приходят мысли.

–  Петр, лучше начать с причины смерти. Висячин отравлен. Значит, труп нужен для того, чтобы скрыть следы отравления.

–  Значит, кому?

–  Тому, кто отравил.

–  А отравил кто?

–  Мы не знаем.

Майор достал по второй бутылке и по второму лещу. Я не уверен, что пиво способствует мышлению, но беседе оно способствует.

–  Петр, отравил тот, кто нанял Дериземлю выкопать труп.

–  А сперва нанял Дериземлю отравить Висячина.

–  Потом отравился и сам Дериземля.

–  Они же были друзьями, - пресек я вольную цепочку рассуждений.

Нужен был иной ракурс. После второй бутылки я нашел его, потому что в голове делалось легко, как у птицы в полете.

Потому что пиво - это легкий алкогольный напиток.

–  Петр, оба отравлены одним ядом. Висячину подбросили отраву в рюкзаке, Дериземле на бережку. Вывод?

–  Дело рук одного и того же человека, который разбирается в ядах.

–  Правильно. Значит, Амалия Карловна, - заключил я.

–  Есть закавыка. Если она отравила, то зачем же помогла найти труп Дериземли?

–  Объяснимо. Днем позже, днем раньше труп бы всплыл. А тут ей слава. И, наверное, думала, что стрихнин речка вымоет.

После третьей бутылки ко мне пришла радость вместе с хорошей мыслью. Вот мы сидим и размышляем, доверяя разуму, а не сердцу, которому люди доверяют чаще. А почему? Ведь чувства склонны к ошибке. Разум, даже напившись пива, остается трезв.

–  Петр, нам известно, что ясновидящая посылала через Ольшанина деньги… За что?

–  Например, Дериземле за извлечение из могилы Висячина.

–  А Висячину за что?

–  Намою-ка я свежих огурцов, купил.

Я согласился. Ольшанина из подозреваемых мы выбросили начисто. Зря майор перебил огурцами ход наших мыслей. Правда, этот ход стал несколько прерывисто зигзагообразен, но и хорошо, потому что за проблему мы как бы брались с разных концов.

–  Петр, кроме закавыки есть и загвоздка. С деньгами. Мы смотрим на них, как на плату за последние, так сказать, криминальные события. А Ольшанин говорит, что Амалия платила отравленным давно и постоянно. За что?

–  Может, за дрова?

–  Она зимой живет в городе.

–  Овощи, фрукты ей поставляли.

–  Какие у Дериземли фрукты…

Майор задумался. Плечи в разворот, шеи нет, грудь мускулистым выступом. Крепышам размышления не к лицу - размышления к лицу тому лицу, на котором очки. То есть на мне.

–  Петр, а ведь думать мы стали не с начала…

–  Где же начало?

–  Анонимка.

–  Пока соберем образцы почерков, пока сделают экспертизу…

–  А давай логикой. Кто прислал анонимку?

–  Тот, у кого есть подозрение.

–  Может, даже и уверенность. Петр, а почему этот человек взялся за перо? Вернее так: кому охота писать анонимки?

–  Мало ли кому: гражданину, клеветнику, сутяге…

–  Или тому, кого это касается.

–  В каком смысле?

–  Например, сам боится…

–  Сергей, мы можем с тобой до утра перетирать вопрос и все-таки упремся в стену. Мотива-то преступления нет. Допустим, Амалия отравила. А зачем?

Это я уже слышал от начальника следственного отдела. Но у меня в ушах дрожали мои собственные, только что сказанные слова «Сам боится». Конечно, боится.

Не знаю, что майор узрел в моем лице, но спешно наполнил кружку до краев. Я отпил и признался:

–  Петр, я дурак.

–  Дурак никогда не признается, что он дурак, - не согласился со мной майор.

–  Докажу, что я глуп, как пустая бутылка.

–  Нет, не пустая, - уперся майор.

–  Я часто попадаю впросак.

–  А это что - просак?

–  Не знаю, наверное, яма.

–  Не просак, а прусак, такие тараканы. И правильно, что на них попадаешь, то есть наступаешь, их надо давить.