Исключая чувства

Защемило сердце и с огромной силой потянуло Лару поцеловать и обнять; крепко вжав в себя, укрыть от любой тоски, но Дима помнил, что нельзя.

Просто так, сходу, не в качестве прелюдии к сексу — нельзя.

Глава 35

Прежде чем Дима успел что-нибудь сказать в ответ, Лара, прижав цветы к груди, махнула рукой в сторону кухни:

— Ты будешь чай? — Он кивнул. — Хорошо, тогда разувайся, мой руки и проходи.

От реплики «Да, мой командир!» Дима удержал себя волевым усилием. Оставшись в коридоре в одиночестве, он, стягивая кроссовки, поспешно осмотрелся. В свой прошлый, первый и до сегодняшнего дня единственный визит, ему не удалось изучить обстановку в квартире, но он собирался восполнить существующий пробел.

В прихожей примечательных глазу или уму вещей не было, гостиная с порога не просматривалась, кухня была видна лишь отчасти. В ванной Дима мыл руки долго и тщательно — будь он таким усердным лет так двадцать с небольшим назад, мама не нарадовалась бы, — и разглядывал заполнившие пространство вокруг баночки и скляночки, коих обнаружилось в приличном количестве, но интересовало его другое.

Он тщательно просмотрел каждую полку на предмет любой мужской косметики, лишнего геля для душа или второй зубной щетки. Внимание к деталям, ключевая способность любого хорошего юриста, позволяла выяснить целую уйму занимательных фактов о чем и ком угодно без единого вопроса.

Дима, конечно, не думал, что Лара могла ему лгать об эксклюзивности их отношений. Цель его изысканий была в ином: понять, когда в последний раз Лара жила с мужчиной и жила ли вообще. С большей вероятностью на глаза попалась бы незначительная мелочь, выдававшая былое присутствие второго человека в квартире: свободный крючок или забытая сменная кассета для бритвенного станка — вариантов масса.

Ни одного подтверждения тому, что Лара до их встречи с кем-то сожительствовала, не нашлось. Диме подумалось, что ванная комната в целом намекала, что даже редких гостей тут не ждут: тех же полотенец было только два — большое и маленькое — для лица и для тела, нужды внезапных посетителей, очевидно, не учитывались. Предположение, что идея с отношениями без обязательств возникла у Лары после тяжелого разрыва с каким-нибудь мудаком, потеряло в убедительности.

Вероятно, причина заключалась в другом; Дима упорно отказывался верить, что Ларе просто-напросто не нужны близкие отношения с людьми вообще. Он же замечал ее отклик, ее неспособность быть полностью безучастной: что бы она не заявляла на словах, их взаимопонимание не было миражом, Дима чувствовал свою, особую, связь с Ларой и не желал ее потерять.

Встретившись глазами с собственным отражением, он усмехнулся и, наконец, выключил воду. Ни одной идеи о том, как поступать дальше, как добиться от Лары настоящего доверия и влюбленности, ни малейшего представления, как сдвинуться с мертвой точки, — это оказалась действительно головоломательная загадка, но не пугающая: чем мудреннее была задача, тем сильнее Дима загорался.

На кухне он появился, когда Лара заканчивала разливать по чашкам кипяток. Наблюдая за ее движениями, он сел за стол, не зная, о чем стоит говорить. Он не забыл ее слов об отце, но не решился поднимать эту тему. Болезненная реакция на цветы, напомнившие Ларе о детстве, не прошла мимо его внимания.

— У меня есть шоколад, печенье и даже торт. Что ты будешь? — Лара первой завела разговор.

Казалось, ее сковала неловкость: чересчур напряженная для хозяйки, она стояла, опираясь на кухонную тумбу, и словно не находила себе подходящего места: чуть сдвигалась то в одну сторону, то в другую, то отклонялась ближе к гарнитуру, то, напротив, переносила вес вперед, как если бы лишилась опоры.

— Давай торт, — недолго думая, ответил Дима, много более увлеченный осмотром кухни, чем возможностью поесть.

Просторная, светлая комната с вполне приличным, последние лет десять стоявшим здесь мебельным гарнитуром и такой же давности электроникой, чистая, опрятная и упорядоченная, тем не менее с первого взгляда заявляла, что квартира — съемная. В таких квартирах на кухне всегда чего-то не хватало: лишней утвари, ломящейся из шкафов посуды, привезенных из путешествий магнитов на холодильнике и вытяжке над плитой — всего того, что копится, если людские порывы к стяжательству не сдерживаются перспективой скорого и внезапного переезда.

Найдя взглядом на широком, углубленном подоконнике собственный букет, Дима, к своему удивлению, сразу же заметил за ним другой — огромный; наверное, с сотню белых роз.

— Ого, по какому поводу такой букетище? — Вопрос вылетел из него раньше, чем он успел бы, проконтролировав интонацию голоса и выражение лица, избавить их от намека на уязвленную ревность.

Лара, заглянувшая в холодильник, обернулась к Диме с тортом в руках.

— Что? — она ответила с паузой, будто ей потребовалось время, чтобы вспомнить, откуда в ее квартире взялась пафосная охапка роз. — Это часть подарка от фирмы.

— Подарка?

— На день рождения.

Дима резко поддался вперед.

— У тебя был день рождения? Когда?

— Вчера. — Пожав плечами, Лара вернулась к тумбе и потянулась за ножом.

— И ты не сказала?

— Это ни к чему.

— Как кстати я притащил тебе свой уникальный подарок, не находишь?

— Да, ты прямо попал, — в ее голосе послышалась шутливая насмешка.

Молча наблюдая, как Лара совершенно спокойно разрезала торт, разложила по тарелкам куски, затем расставила посуду на столе, Дима пытался не обращаться внимания на пробивавшиеся внутри злость и обиду. Он отлично понимал, что с лариной точки зрения эта информация не имела никакого значения, но все равно досадовал. Ему хотелось бы ее поздравить, ему — на худой конец — хотелось бы знать о ней хоть что-нибудь.

Ничьей вины в том, что важных мелочей о Ларе он еще не знает, не было. Так сложились обстоятельства их знакомства. Он сам лишь недавно разобрался со своими чувствами, но теперь подозревал, что разобрался плохо. Потому что сила желания узнать о Ларе чуть ли не все, проявившаяся сейчас, его удивила.

Он попытался вспомнить, каким был его интерес к девушкам, в которых он когда-то был влюблен, но скоро догадался, что сравнение не совсем корректно: в прошлых отношениях от не страдал от недостатка сведений о понравившейся девушке, прежде чем зарождался хотя бы намек на серьезную привязанность, он легко успевал многое выяснить за время общения.

До Лары он никогда не сталкивался с этой странной, малообъяснимой двойственностью ощущений: он не знал о личном Лары практически ничего и жаждал узнать хотя бы крохи, чтобы иметь основу для умозрительных, подтвержденных фактами, выводов, а не догадок; вместе с тем, общаясь с ней, он был полон уверенности, что знает все: что она сделает, скажет, как улыбнется, выгнет в удивлении брови, фыркнет от недовольства. Он не мог расшифровать подобные чувства в слова, но они были достаточно ясны, чтобы большую часть времени ему легко верилось, что он понимает Лару на совершенно ином уровне, имеющим мало общего с обычным знакомством.

За чаем они болтали о всякой ерунде, и Дима не набрался смелости испортить Ларе настроение беспардонными вопросами о ее семье, хотя любопытство росло с каждой совместно проведенной минутой. Неосознанно он раскручивал ускользнувшие от его ума в начале мелочи: она рассказала об отце — и это объясняло, почему прежде они никогда его не вспоминала, но что тогда с ее матерью? Жива ли она? Если да, то почему он и слова о ней не слышал? Как именно погиб ее отец? Что вообще у Лары за семья? Каким было ее детство? Кто ее друзья?