Исключая чувства

Глава 37

Мысли, что изматывали Диму уже второй месяц подряд, снова захватили все его внимание; разговора с матерью хватило. Отложив в сторону телефон, он нахмурился и уперся взглядом в одну точку на стене. Самая обычная болтовня с мамой о повседневных делах не только не сумела отвлечь его от проблем, но даже напомнила об одной из них.

Его грядущий день рождения понемногу вставал на повестку ближайших дней, и мама уже в середине июня хотела выяснить, планирует ли ее любимый сын отмечать в их доме загородом или соберет друзей и близких в ресторане. Дима не знал, что ей сказать. До августа в самом деле оставалось не так много времени, как могло показаться, но в последние недели думалось совсем не о праздничных торжествах и радостях посиделок за общим столом.

Все, о чем — о ком — он мог думать, была Лара. Лара, что начала стремительно отдаляться от него, и он не представлял, что делать. Он думал, что стоит сказать ей все, как есть, — признаться, предложить отношения, убедить ее быть вместе; ему казалось, она почти готова увидеть, что они неслучайные люди друг для друга. Она ведь, правда, стала с ним совсем другой после того майского дня. Позволяла больше — и себе, и ему.

Он чувствовал ее нежность, открытость, желание находиться ближе. Он видел, что ей нравится быть с ним вместе. Они стали видеться чаще — он старался, не наседая, увеличить число их встреч, изменить формат их отношений. Ненароком заглядывал в ее кабинет, иногда заносил кофе, зная, что она рискует просидеть за работой до самой ночи, забыв про еду, и радовался каждой улыбке в свою сторону.

Иногда ему удавалось разговорить Лару за ужином на более личные темы. Теперь он знал немного больше, чем ничего, о ее детстве и отце, но до сих пор ни слова не слышал о ее матери и прочих членах семьи, и это настораживало.

Дима догадывался, что вероятнее всего за недомолвками прячется какой-то серьезный раздор, но спровоцировать Лару на откровенность оказалось той еще задачкой. Она уходила от любых вопросов, да так искусно, что Дима вместе с досадой чувствовал желание усадить ее за один стол со своим отцом и посмотреть, как сложится беседа, — особенно если отец загорится идеей докопаться до самой сути. Допрос вышел бы исключительно образцовый.

Впрочем, желание увидеть Лару за обеденным столом в доме родителей влекло за собой множество других. Пока мама расспрашивала его о планах на день рождения, Дима только и думал, что хочет, чтобы в этот день Лара была рядом, а что и как сложится вокруг — наплевать.

Ему не хватало ее. Эти встречи раз в неделю, как раньше, когда они только начинали их отношения без обязательств, стали пыткой.

Он хотел больше. Много больше.

Видеть ее каждый день.

Говорить с ней о чем угодно и когда угодно.

Иметь возможность прикоснуться к ней, когда хочется. Целовать ее всякий раз, когда она рядом.

Засыпать и просыпаться — с ней.

Мечтой было просто завалиться с Ларой на диван в собственной гостиной и посмотреть какой-нибудь фильм.

Все то, что являлось рутиной для влюбленных парочек, недоступное, невозможное сейчас, обернулось вдруг самыми желаемыми занятиями на свете.

Дима хотел простоты. Хотел Лару рядом. Всегда. Тоска по ней была до того острой и изнурительной, что он едва держался от опрометчивых признаний и отчаянных уговоров. Он знал, что еще не время. Он боялся, что проговорится раньше, чем придумает, как все не испортить.

Он боялся, что Лара сдержит свое слово: закончит все, едва поймет, что у него есть к ней чувства. Сила которых в последнее время пугала и его самого.

Он дожил до тридцати лет, научился завязывать общение с любыми людьми: разных характеров, взглядов, темпераментов, — два раза пытался построить более чем серьезные отношения, но все равно не знал, как подступиться к женщине, которую хотел получить больше всего остального.

Он зашел в тупик.

Остаток дня заполнили консультации с клиентами, и до вечера Дима вполне успешно (довольно условная для него категория в последнее время) избегал давящих размышлений и почти не поддавался нервному ожиданию вечера. Суббота, из-за выпавшего на будний день государственного праздника, была рабочей, так что впервые за несколько недель он уезжал из офиса в компании Лары.

Машины в центре ползли по асфальту с переменным успехом, но никогда прежде семибалльная пробка не вызывала у Димы столько положительных эмоций. Затор на дороге дал ему шанс провести чуть больше времени с той, что всегда торопилась сбежать.

За ужином они говорили мало. Лара была задумчива и как будто напряжена, а Дима постоянно ловил себя на том, что молчит и просто пялится на нее, не в силах себя перебороть. В затылке пульсировало от того, какая неразбериха творилась у него в голове.

Его вело от разворачивающихся перед глазами фантазий — всего, что он целую неделю планировал сделать с ней, едва она пересечет порог его квартиры; от желаний, которых он не мог пока осуществить; от невозможной потребности оставить эту женщину здесь, с собой, удержать ее в пределах собственного дома, доказать, что эти отношения нужны им обоим.

Он с опозданием заметил, что беседа окончательно сошла на нет. Лара, наверное, в попытке разбавить общую невеселость, заявила:

— Твои кулинарные способности до сих пор меня впечатляют. Очень вкусно! — Она покачала головой с сожалеющей улыбкой на губах. — Когда еще меня будут так кормить?

Уткнувшись взглядом в тарелку перед собой, Дима усмехнулся, не веря тому, что слышит. Двойной смысл сказанного был легко понятен.

Он резко поднялся из-за стола. Подойдя к Ларе, подал ей руку, дождался, когда она вложит свою ладонь в его, и потянул за собой в спальню. Боль, злая и тоскливая, жгла его изнутри.

Он больше не мыслил разумно. Не пытался контролировать свой каждый шаг, выбрав в качестве мерила реакции Лары. Он собирался — хотя бы на одну ночь — свести ее с ума так же, как она свела с ума его. Не дать ей уйти до самого утра. Удержать рядом с собой.

Путь в спальню был слишком долгим. Развернувшись к Ларе, Дима ее поцеловал. С отчаянием и ожесточением, со всеми чувствами, о которых не мог сказать. Вжимая в себя, стягивая одежду на ходу. Если Лара и хотела, пока они недолго переводили дыхание, что-то сказать, он ей не позволил.

Он чувствовал, как она хватается за его плечи, не доверяя ослабевшим ногам. Как зарывается пальцами в его волосы, царапает ногтями затылок, вызывая во всем его теле дрожь. Как ее бедра соприкасаются с его, и от этого прикосновения почти становилось больно.

Он целовал ее везде, где только мог дотянуться. Слепо шарил руками по ее телу, стягивая блузку, поспешно расстёгивая юбку, наверняка полубезумным взглядом наблюдал за тем, как она сама снимает белье.

Он жадничал, как никогда раньше. Вся Лара была для него, он едва ли отпускал ее от себя хотя бы на пару сантиметров. Он не мог ею надышаться, зарываясь лицом в изгиб ее шеи, вдыхал запах, от которого с первого дня знакомства у него всегда плыли мозги.

Каждое прикосновение Лары к его телу воспринималось как дар, но мучительный: словно расставание было ближе и вероятнее, чем казалось. Его переполняла тоска, неугасающая, неумолимая тоска.