Искра и Тьма
Шрифт:
Внезапно она затихла.
— Умерла? — послышался голос в толпе.
Тот же раб поднес факел. Умай широко раскрытыми глазами смотрела, казалось, в никуда. Глаза покрыла сплошная черная пелена, глубокая, как бездна. Старуха прошептала:
— Запах… Чую… запах.
— Убейте ее! — раздался чей-то истеричный голос.
— Не надо, — сказал Унэг, глядя на застывшую в неестественной позе безумную. — Умай умерла.
Над мертвым телом возникла призрачная, едва видная фигура человека. Дождь обтекал ее. Черты лица в темноте разглядеть не удалось, но воину показалось, что призрак смеется.
Манас
Рыжебородый, краснолицый, квадратный Пурхан, кряхтя и постанывая, распекал слугу, согнувшегося в поклоне. Статный Талгат стоял вытянувшись, бросая настороженные взгляды по сторонам. Два его младших брата, судя по всему, скучали. Высокий и нескладный Байрак, хан камыков и бечелов, сидел на пеньке, стряхивая пыль с платья. Старейшины — Сапар, Миху, Очирбат, Хардар с правнуком, пугливо и восторженно глазевшим на все вокруг, — тихо переговаривались. Остальные постепенно подходили.
Вот пришел как всегда задумчивый и отрешенный Аюн. Он поздоровался со всеми, Манасу почтительно пожал руку. Следом приковылял Багша, объект насмешек, — грязный угловатый дядька, больше похожий на конюха, нежели на вана. Эллак, легендарный и свирепый воин, ветеран Хайсовских компаний, ныне нечастый гость в становище, появился под удивленный шепоток присутствующих.
«Проницательный, честный человек, судя по слухам, — подумал Манас, глядя на него. — Вот кого нам не хватало все это время…»
Небо затянуло тучами. Внезапными порывами налетал ветер. Манасу приходилось придерживать рукой белую войлочную шапку. Шумела, раскачиваясь, липа. С веток срывались листья и улетали с холма. Время шло, погода портилась, а главные действующие лица еще не прибыли.
«Гордецы, — досадовал старик. — Выжидают, кто придет последним. Какой в этом смысл? Ребячество!»
«Ребячество»… Какое по-человечески теплое слово. Как-то плохо оно вязалось с призраком смерти, нависшим над всеми ними.
Мерген и Барх взошли на холм и расположились напротив друг друга. Барх сел на длинное бревно, приняв позу мыслителя. Для его дяди приготовили удобное кресло, в котором он и устроился, по-царски закинув ногу на ногу. Приближенные обоих претендентов на ханский престол также явились общей толпой.
С людьми Мергена прибыл и его шаман, Эри, старик лет семидесяти, больше напоминавший воина: крепкого телосложения и угрюмого вида. На шее висела сделанная из кости неизвестного животного подвеска с грубым и примитивным изображением солнца — Эри был бургом, чья родина находилась далеко на севере, в мифическом лесу Дамхон.
Все явились безоружными — таков был незыблемый обычай, никогда никем не нарушаемый. Даже на поясе Мергена отсутствовали его любимые декоративные, инкрустированные алмазами ножички.
«Кажется, все собрались», — подумал Манас и неожиданно почувствовал себя плохо. Перед глазами потемнело, но тут же все прошло; осталась только дрожь в руках. Он крепче стиснул посох и громко сказал:
— Вы готовы, уважаемые?
— Готовы, готовы, — раздраженно бросил Мерген, перебирая четки.
— Хорошо. — Манас с трудом поднялся. — Обратимся же к великому духу Небес со словами молитвы.
О, великий Туджеми, дух Вселенной, создатель Сущего!
Ты, что даровал нам
жизнь, тепло и воду!Кто наполнил наши поля стадами овец и дал нам возможность питаться!
Кто дал нам коней и вложил в руки предков меч!
Будь милостив к твоим верным слугам!
Огради нас от слуг Подземелья, от их злых наветов и дурного глаза!
Даруй нам часть своего безграничного терпения и мудрости!
Даруй силу сразить врагов!
Слава тебе, о великий!
— Слава тебе! — хором подхватили все.
— Я закончил, — сказал старик. — Начинайте.
— Позвольте мне! — Миху бесцеремонно растолкал сидящих впереди него Унэга и Тумура и остановился напротив Мергена. — Я долго терпел, — сказал он, потрясая пальцем. — И теперь я буду говорить, а ты, почтенный Мерген, будешь меня слушать.
— Конечно, Миху-ата. — Мерген встал, приложил руку к груди и поклонился. — Я весь внимание.
— Хочу посеять сомнения в душах тех, кто уповает на этого человека, — начал Миху. Ветер развевал многочисленные тонкие седые космы старика, из-за чего он напоминал злого духа Херемэ. — Он вам много чего наговорил, он вообще мастак изливать сладкие речи. Но все это ложь! Мерген не чтит наши традиции; примером этого могут послужить постыдные похороны Хайса-хана. Живет не по-нашему, в каменных домах, и даже шаман его не из нашего племени, чужак, чужеземец со своими обрядами и богами. Нужен ли нам такой правитель? Вы все уважаемые люди; зачем вы идете за ним? Когда он вам прикажет обрядиться в двахирское тряпье и усесться в разукрашенные повозки, подчинитесь ли вы ему? Нет конечно! Поверьте мне, старому вояке, он вас не поведет в бой, он лишь будет плести интриги против вас же! Дойдет до того, что, прежде чем выпить кумыс в его шатре, вы сто раз подумаете о том, а не отравлен ли он? Ложась спать рядом с женой, вы вспомните, надежные ли воины охраняют ваш покой, заметят ли они крадущегося убийцу?
— Пустые слова! — выкрикнул кто-то позади Мергена. — Чем докажешь?
Миху растерялся, но тут ему на помощь неожиданно пришел Эллак.
— Славный Наран, — невозмутимо сказал он. — Именитые и уважаемые всеми Урдес, Унур, Анебиш, селение Нурт в приозерной степи — сто человек, Ахмад из Хапишии, сделавший для нашего народа много хорошего, семьи Нурлана и Шакира…
— Закрой рот, нечестивец! — завизжал ван Алпак, вскочив с места, но Мерген небрежным жестом приказал ему сесть обратно.
— Сколько имен! — воскликнул Мерген. — Я думал, ты за меня.
Глядя на него, Манас отметил про себя, что среди суровых степных жителей с обветренными загорелыми лицами и хмурыми взглядами он смотрится немного несуразно в своем кресле, с ровно подстриженной бородкой, пальцами, унизанными драгоценными перстнями.
— Не понимаю, что означают эти слова? — спросил Эллак. — Что значит «за тебя»?
— Хм… что ж тут непонятного?.. Хорошо, скажу по-другому: я полагал, что ты поддерживаешь меня.
— Я поддерживаю себя, — отрезал Эллак. — Свою семью, свой род, своих друзей.
— Тогда что, позволь спросить, ты здесь делаешь? — снисходительно улыбаясь, поинтересовался Мерген.
— Именно потому здесь и нахожусь, — ответил Эллак. — Чтобы поддержать того человека, который больше всего меня устраивает.
— Ага! Что ж, достойный ответ сильного и… именитого человека. — Мерген отвернулся от него, и, взмахнув рукой, милостивым тоном монарха осведомился: — Кто еще хочет высказаться?